Семь часов. Темно.
Снег пошёл как-то вдруг, как раз в тот момент, когда я, повиснув на турнике, делал усилие на выход. А может быть, имеет смысл связать снегопад со школьными часами, мигнувшими на мгновение и изменившими последнюю цифру на табло: "21:05", или с Хэйли Вильямс, надорвавшую голос под вдруг грянувшую музыку: "This is how we'll dance when...". Мне почему-то тогда показалось, что осадки быстро прекратятся. Так и было.
В этом месяце уже дважды обильно выпадал снег. Он вообще довольно часто сыпал крупой с неба, но в силу плюсовой температуры тут же таял. Намекал о нём лишь слегка потемневший асфальт. Нападал по-настоящему он недели три назад, вызвав у многих восторг. Я сам ощутил предновогодний настрой. Нашлись и те, кто гундосил самому себе в сторонке, мол, какое удивление увидеть на Урале снег. Если б кто сказал мне подобное, я бы объявил его занудой и объяснил всеобщее воодушевление простым словом "соскучились". Тогда я не сомневался, что всё это липкое белоснежие быстро стает. И действительно, спустя неделю (в позапрошлый четверг) я, занимаясь по-летнему в футболочке на турничках, спрыгивал на совершенно голую землю. Было +9. И вот прошла ещё неделя, и поднялся осенний буран. Я шёл в безразмерной куртке с капюшоном, натянутым поверх шапки, грудь мне грел пуловер, а под ним стыла та самая футболочка, пропитанная холодным потом. Ветер задувал под капюшон, а о веки непрерывно стучали хлопья жёсткого снега. Я щурился и пытался сосредоточится на голосе актёра, старательно описывающего злоключения ершалоимского прокуратора в романе "Мастер и Маргарита". "Тьма над городом - это не только про Иудею", - так мне тогда думалось. А теперь у меня другие мысли. Занимает меня вечное.
Вот одна из фраз, произнесённых Воландом на балу: "... все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере. Да сбудется же это! Вы уходите в небытие, а мне радостно будет из чаши, в которую вы превращаетесь, выпить за бытие". Следовательно, после смерти каждый попадает туда, во что верил. У каждого свой собственный заслуженный "покой" либо "свет".
А может, всё не так? И тот мир устроен более тонким образом, заставляя нас повторно переживать самые значимые события земной жизни. Вернее, не события, а время, период. Не в смысле повторять пройденный путь раз за разом, а существовать в нём, полновластно изменяя окружение, себя, других. Потому что период тот был особенный. Значимый. Вот был я влюблён. Может, окажется, что это самое необыкновенное, что произошло в моей жизни, и когда я умру, то стану бродить по немного сюрреалистическим улицам, напоминающим оренбургские, на меня будут сыпаться сухие листья с согнутых ветром деревьев, потом я упаду в сугроб на озёрном острове, и с высокой сосны на меня опустится снежная дымка, золочёная зимним солнцем. Там тоже наступит весна, но не принесёт счастья, а лето будет вновь одиноким, надрывы такими же колющими, но счастливыми. И всё это застынет в вечности. Как вам такая загробная жизнь? И какой период в жизни самый значимый у вас на данный момент? Он счастливый или ужасный?
Я полагаю, что подобный мир справедливее решения Воланда отправить Берлиоза в небытие. В конце концов, человек, имеющий точку зрения, может заблуждаться, но то, чем будет наполнена его жизнь, в руках его самого. Не смог верно распорядиться свободой трусливый Пилат. Его существование ограничивалось прокураторским дворцом, ненавистным городом и собакой - единственным другом. Всё это он имел и после смерти и жестоко мучился, представляя в лунном свете живого Иешуа. Вот это как раз по моей теории. То есть по роману Булгакова. А Берлиоз, выходит, не имел собственного загробного мира, потому что не верил в него.
Неплохо я погрузился в произведение. Конечно, после Достоевского возникало некоторое напряжение. Авторы пишут сильно по-разному. У Булгакова рассказ ритмичен, фантастичен, интригующ. Непонятные вещи объясняются мистицизмом. У Фёдора Михайловича гораздо больше ковыряния в душах героев, событиях. После ряда многозначительных намёков и многословных описаний характеров становится неловко задаваться вопросами о мотивах поведения персонажей. Потому что если в чём-то не разобрался, значит невнимательно читал, не понял этих намёков или просто балбес. Подавляет интеллектуальная мощь, одним словом.

Кириллов говорит: "Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. [250x162]Это всё, всё! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту". - "Если бы вы узнали, что вы в бога веруете, то вы бы и веровали; но так как вы еще не знаете, что вы в бога веруете, то вы и не веруете", - усмехается ему в ответ Ставрогин. Я тоже хотел переиначить фразу под себя, но вышло всё наоборот: "Раньше я был эмо, но не понимал этого, а как понял, то сразу перестал им быть".

Свита Воланда насчитывает трёх обаятельных персонажей. Но мне пришло в голову, что, возможно, это лишь временный состав, один из множества. Кто может опровергнуть или подтвердить то, что до описываемых московских событий Сатана посетил Лондон или хоть Гильзенкирхен, а может быть, Бухарест, и компанию ему составлял тот же Абадонна и кто-нибудь ещё? В книге этого нет, но всегда приятно пофантазировать, пусть опираясь лишь на неоднозначную фразу в тексте книги.
Подобные фантазии наводят меня на мысль, что я, кажется, понял, что имел в виду Познер, когда говорил, что роман зацепил его тонкими наблюдениями и фантастическими деталями. Я думал, они касаются человеческой природы, как у того же Достоевского. Но дело оказалось в зёрнышках той мозаики, которые образуют сюжет динамичной истории: стрелки часов на балу у Сатаны застыли, показывая полночь, Воланд обращается к любовнику Маргариты "о, трижды романтический мастер", к ней самой "алмазная донна", кот Бегемот выдал Николаю Ивановичу эпичное "удостоверение на предмет представления милиции и супруге", "тот, кто был котом, потешавшим князя тьмы, оказался худеньким юношей, демоном-пажом, лучшим шутом, какой существовал когда-либо в мире", "жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат" ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье - всё это можно цитировать, вспоминать, приводить в сравнение. Волнад как бы учит всех попавшихся ему на пути смирению, но почему-то выделяет из них Маргариту, а за ней Мастера. Он и его свита многократно повторяют одно и то же слово "кровь". Получается, что-то внутреннее, дарованное при рождении, делает человека особенным, позволяет истинно любить, даёт силы и стойкость при встрече с непостижимым, жестоким, потусторонним. Мне по душе такой подход. К успеху должны приводить способности и талант, умение их раскрыть, реализовать, а не просто счастливая судьба, ожидающая за повтором каждого замухрышку.
Тяжело расставаться с вещью, заставившей фантазию рисовать картины вымышленного мира так ярко и так сочно. Но я решил профорсировать другой упомянутый Познером роман - "Тарас Бульба". Уж если я жаловался на контраст между "Бесами" и "МиМ", то теперь тем более. Вся первая половина повести мне показалась унылой. Я задавался вопросом, почему В.В. так высоко оценил мастерство Гоголя, что даже превознёс его над Пушкиным и тем же Достоевским? Вероятно, он имел в виду описательную манеру автора. Но ведь это же для девочек! Проспавшись, я добил книгу следующим днём, и моё мнение изменилось. Я более лояльно отнёсся к множественным эпитетам, восхитился рассказом о казаческом нраве, а концовка заставила меня трепетать. Я дрожал, сидя в тёмной комнате, и пытался понять, почему смерть за отчизну, за свой народ так духовно возвышает человека. Может быть, это уже не современно, может, следует воспитывать в себе космополитизм? От чего тогда на моих глазах слёзы, а то широкое дерево с привязанным к нему Тарасом кажется мне выше и больше тибетских гор?
Уже в сумерках я всё шептал и мотал головой. А снег, так плавно перенёсший нас к книжным событиям, стаял на следующий день, затопив водой улицы города.