Сегодня вечером, уходя с турника, решил сделать небольшой крюк и окинуть взглядом школу. Возможно, это не так интересно, но подобное желание явилось ко мне словно бы из воздуха. Эти дни дышится чем-то осенним, увядающим. Действительно, то ли от безжалостного солнца, то ли от естественных обменных процессов, листья на деревьях повсеместно зажелтели, а кое-где уже и опали. Нет, всё ещё тепло, если осень ассоциируется у вас со слякотью и ветрищей, однако "это лето уже не то". Естественной ассоциацией с осенью для меня является школа, поэтому мне и почудилось, что взглянуть на давно приевшееся здание, будет приятно. Фи-и, какие сантименты!
В наших широтах к одиннадцати часам уже темнеет, и повсеместно зажигают лампы пока ещё накаливания. Ничего удивительного, что и окна школы светились жёлтыми огнями. Возможно, там делали какой-то ремонт, белили стены, например, а может и потолки за одно, а может быть сторожу просто-напросто надоело сидеть в полутьме. Я остановился перед этими окнами в пятидесяти шагах, и меня охватил непонятный трепет. Мне припомнилось, как я в пятом классе сижу на уроке русского языка и записываю в тетрадь-половинку план синтаксического разбора слова (или предложения ли). Рядом со мной сидит мой товарищ. На нём мокрые штаны. И он, и я очень возбуждены, в наших умах стучит адреналин: мы только что прогуляли предыдущий урок, бегая по тонкому льду на речке, и мой дружище провалился по самый пояс! Теперь же, вместо того, чтобы побежать домой и переодеться, уже не пытаясь шутить с судьбой, мы сидим в наполненном душном, но тёплом классе и боимся, что учительница заметит натёкшую со штанов лужицу и, спросит откуда она. Это воспоминание скорее забавное, но драматизм ему придаёт одна черта. Дело-то тогда было, похоже, поздней осенью или ранней весной, за окном сумерки, тучки вдали розовит уже скрывшееся за горизонт солнце, а над нами висят люстры-сферы с лампочками внутри. Они отбрасывают удивительно тёплый ровный свет, отчего на душе делается так весело и приторно, что глаза начинают слезиться.
Стоя уже в настоящем перед окнами школы, я возможно позволил своей фантазии дорисовать все эти сентиментальные черты, но чувства-то испытал я подлинные! Вот, дескать, как оно раньше-то было. Немного очухавшись от залипших мыслей, я перевёл взгляд чуть левее и уставился в окна столовой. Они светились иным светом. Так светят люминесцентные длинные лампы, тянущиеся под самым потолком. Их называют лампами дневного освещения, но лично во мне они вызывают отторжение. Ничего нет в них естественного и дневного! В душу сразу заползли чёрствость и презрение. Нахлынула волна отчаяния, и я припомнил, как много раз в кабинете математики во время самостоятельной я, наклонившись над белой клетчатой тетрадкой, пытаюсь решить уравнение, а от бумаги отражается яркий "дневной" свет висящей надо мной люминесцентной лампы, пугая меня своей белизной. Эта белизна словно намекает, что я ничего не решил сегодня.
То есть ассоциации связаны с угнетением, принуждением и унижением у меня как у ученика, вынужденного вставать в седьмом часу утра, умываться, есть свой ежеутренний йогурт и тащиться в ненавистную школу к таким же заспанным и угрюмым одноклассникам и учителям-зверям. Вот и стоял я сегодня так, и клокотало что-то внутри, и не мог я оторваться от печального зрелища... Боюсь я иногда вот так стоять и смотреть на что-то. Это, как будто, открывает во мне Смердякова и (или) Раскольникова - двух героев Ф.М Достоевского. Про первого тот говорил, что может вдруг, накопив впечатлений, и село родное спалит, а про второго известно, что, пытаясь сравняться с Наполеоном, он совершил двойное убийство. Не мила мне подобная участь.
А вообще нынче солнце уже светит по-особенному. Вернее по-новому, по-осеннему. Лето проходит, и скоро сантиментам будет не место.
Мысль дня: "Сломанный монитор не помеха тому, чтобы созерцать мир".