Первое, что он почувствовал, даже скорее осознал, что чувствует - это невыносимо противное чувство проникающей в вену иглы и сразу разрывающий на тысячи осколков холод, разливающийся с кровью по телу. Говорят, что младенцы не помнят ничего до определенного возраста. Может так и есть. Но видимо не всегда. Двух дней от роду ребенок умирал то ли от воспаления лёгких, то ли от его лечения. Обычное дело для полузабытого советской властью городишки, который сам замер в преддверии заполярной ночи.
Так бывает — сразу что то не заладится и потом пошло, пошло одно к одному как свитер вязаный. А бывает и наоборот — не то что в рубашке — сразу с выигрышным билетом по жизни. Или так всего накрутится да перемешается — скажут: «точно боги смотрят!»
Родился он запутавшись в пуповине, синий от удушья. Разбираться жив или нет особо никто не стал. Его случайно обнаружила спустя несколько часов уборщица в неотапливаемом крыле роддома. Врачиха с характерной для врачей и юристов фамилией и внешностью рьяно принялась за лечение. Заключалось оно в замене материнского молока физраствором, вводимым внутривенно по причине не совместимости этого молока с антибиотиками. Спустя месяц тельце было исколото до такой степени, что колоть было просто некуда, кололи даже в венку на темечке. Но не смотря на проводимый комплекс мероприятий ничего не помогало — он никак не хотел умирать, о выздоровлении и речи не шло. Тогда ему стали переливать кровь. Не секрет, что в захолустном городишке на дальнем конце географии империи конец очереди из пышущих здоровьем доноров найти трудно, как и саму очередь. Тем не менее доноры находились. Может показаться странным, но спустя месяц ежедневных переливаний анализ крови уверенно показывал II группу, при том, что в первые дни была зафиксирована IV группа крови.
Он давно уже не кричал. Просто в истерзанном тельце, покрытом струпьями не было на это сил. Да, ссылаясь на не совместимость проводимых процедур с водой его запретили мыть и он просто гнил заживо. И всё чувствовал. И запомнил.
Спасение пришло как всегда неожиданно. Та самая уборщица притащила в палату к замученным матери и ребенку фуфайку - «Беги дочка. Беги домой пока оба живы». На улице уже во всю царила заполярная зима. Глотнув обжигающе прекрасного морозного воздуха он замер на вдохе и впервые крепко уснул, убаюканный серебряным хрустом снежинок. Вместе со сном, теплой водой из талого снега и салом, которое он сосал вместо сиськи - молоко он так и не смог есть, наступила обычная для младенцев пора под приглядом соседки на пенсии.
Потом были ясли-интернат, где вялые от жажды дети учились считать дни до пятницы, когда их заберут домой, где можно вволю напиться и есть хоть какие то развлечения. В яслях детей поили один раз, днем по простой причине — никому не охота весь день менять колготки бесконечно ссущимся от холода малышам. Мутный период, оставивший привкус пересохшей слюны и привычку напиваться водой впрок. От молока его по прежнему тошнило, а у чая не было того упоительно свежего вкуса, не было в нем жизни.
В возрасте около трех лет ясли сменились тоскливым одиночеством в холодной квартире и рыбьим жиром. Последнее не особо тяготило в отличии от первого, но от цинги не помогало. Впрочем все ушло на второй план, как бы стало не материальным, когда он научился читать. Как это произошло никто не видел и тем более не учил его, просто оказалось - он умеет читать. Правда совсем не так как «положено», просьба почитать вслух вызывала непонимание, зато свободно пересказывал прочитанное дополняя своим видением. Буквально. Особое место в пересказе занимало что он делал и где находился в тот или иной момент сюжетной линии, и нисколько не смущало, что в книжке про это ни слова - «раз я это прочитал, значит я там был!». К пяти годам от был завсегдатаем местной библиотеки, куда каждый день сосредоточенно шлепал по весенним лужам между тающих сугробов. Сам процесс чтения занимал по 10-20 секунд на страницу, он просто смотрел на нее пробегая глазами по несколько раз, каждый раз цепляясь за ключевые образы до тех пор пока не начинала проявляться или перетекать одна в другую картинка с предыдущей страницы. Сюжет особо не интересовал — с объемом прочитанного пришло понимание, их количество ограниченно и гораздо интереснее как автор обыграет выбранную тему. Часто удивляло, почему автор не может точно описать внешность героя или место событий. Ведь он совсем не такой, тут скалы другого цвета, и река гораздо шире! А вот тут должно быть примечательное, отличное от других дерево, почему про него забыли?
К семи годам Фенимор Купер. Майн Рид и Стивенсон полностью вытеснили Маршака, Барто и Чуковского. Перед школой достав букварь и подивившись текстам «совсем для ясельников!» принялся за освоение чтения «по слогам». Метод оказался гораздо примитивнее и быстрее, но удовольствия от прочтения не вызывал. Не было того упоительного погружения даже не в сюжет — в мир книги, когда автор дает лишь раскраску, а цвета и штрихи ты подбираешь сам. Очень раздражало, что в школе учили, что мало того что у букв нет смысла, так еще слоги это не кружева, из которых складывается полотно текста. Да как же так! Вот посмотрите - «А» - это же стрела, запущенной в небо. Неужели вы не видите? И от того какая буква рядом и где она, справа или слева зависит куда она полетит и во что вонзится, или просто устав упадет. Так же никто не смог убедить, что нужно считать раз, два, три... Правильно же один, раз, два, три! Счет начинается с одного, кроме него же ничего и никого нет. Потом тока раз, единица! Нет. Один это не ноль! Как же вы не понимаете!
Кстати сказать «ботаником» и «книжным червем» он не рос — как все мальчишки летом целыми днями пропадал с удочкой не речке, с закадычным дружком шлялись по окрестным сопкам да болотам, в меру хулиганя. Апогеем был поход на доминирующую над долиной сопку закончившийся обморожением рук., но принесший безграничную уверенность в себе, в своих силах и своей правоте. Машинки и солдатики особо не интересовали - зачем!, когда вокруг величественный, пронзительно прекрасный и таинственный мир приполярья. Зимой, когда морозы падали до приемлемой для прогулок температуры — лыжи! Ииииихууууу, с пологого склона сопки и обратно пыхтя, кряхтя, ради упоительных мгновений полета. Мать смеялась - «уж и не помню, что раньше научился — ходить пешком или на лыжах». А он, кстати, помнил те первые шаги, которые закончились падением, но принесли понимание — мир мне подвластен! Я могу!
Другим развлечением было небо. Даже не так. НЕБО. Только в тех широтах оно настоящее, огромное, бездонно черное и ослепительно серебряное. Звезды как яблоки — протяни руку да кусай, луна порой, размером в полнеба - огромный мертвый бог былых эпох.
«Астрономия для малышей» или что то похожее, а позже и астрология были резко раскритикованы. Как можно «видеть» созвездия из звезд, которые в разных частях вселенной? Как, тем более, можно строить на этом «предсказания»? Почему ученые не видят, что все вокруг одинаковое, что падающие снежинки или узор на окнах, что солнце с планетами, что вселенная с галактиками — все похоже, только что то размером больше, что то меньше? Кто то живет быстрее и горит, кто то медленнее и течет? (Понятие фракталов он узнал гораздо позже). Почему никто не знает, что все, всё вокруг — просто грезы чего то бесконечно огромного, великого, мощного и справедливого, читающего СВОЮ книгу?
А динозавры! У! Все было изрисовано ими, особенно пострадал огромный шкаф системы гардегроб, монументально отделявший собой небольшой закуток в котором стояла его кровать, от единственной в квартире комнаты. Заглянув в раздел «происхождение жизни» и почитав про какие то кислоты вновь был разочарован. Ну неужели не понятно, что жизнь несет в себе вода и порождает ее как только сольется с огнем? С несчастными ящерами неизбежно пришла теория эволюции Дарвина, пещерные люди и прочие питекантропы. К тому времени уже было четкое представление — есть как бы люди-звери, которых вселенная, природа создает сама, чтобы ее читать было интереснее, и есть «главные герои», которых читатель сам рисует так как их видит. Конечно же хорошие и плохие, иначе сюжета вовсе не будет! А вот интересно, что становится с образами, когда их не читают, они тухнут и снова проявляются когда книгу начинают читать снова? Наверно поэтому любимые книги он прочитал по множеству раз, а то и вовсе помнил, не наизусть конечно слово в слово, ведь он читал по своему, но так, что бы образы как бы не тухли.
В тоже примерно время он обнаружил, что помимо него как такового есть что то еще, невесомое, невидимое, хрупкое но безгранично мощное. Обнаружил случайно. В тот самый момент, когда вот тока тока заснул, уже спишь но еще сохраняется внутренне напряжение и готов любую секунду встрепенуться, бывает что то хрустнет или капелька скатится по окну и вот ты уже настороже и ждешь. Вот это «ждешь» и попалось, бескрайняя, полная пустоты и страха бесконечно малая секунда, чтобы эта пустота наполнилась сутью, и ты вместе с ней. Потихоньку начав следить и подлавливая это состояние удалось «подружиться» с душой (кто же еще мог это быть?). Она всегда представала в виде иногда медленно и величественно, иногда бешено вращающегося сразу во все стороны креста с загнутыми как по ветру концами, состоящего как бы из языков пламени и струй воды одновременно. Взрослые на вопрос что это, начинали рассказывать про каких то грешников кипящих в котле и сына какого то бога, который считает что он единственный бог и прочие не очень понятные вещи. Пришлось прочитать библию, а следом все что удалось про сатанизм. Придя к выводу что сатана хоть его и называли упорно «отец лжи» более благороден и главное справедлив, чем бог и его последователи, «записал» библию и коран в разряд самых темных и мрачных книг, где вопреки всем правилам отрицательные персонажи приводились в пример а их гадкие поступки восхвалялись как геройские.
Это дало толчок изучению других религий и богов от африканских мкелембебе до скандинавских Асов. От египетских Осириса и Гора до шумерских Апсу и Тиамат. Ну и конечно индийский и грекоримский пантеон. И везде было что то общее и чего то не хватало. Как будто все сговорились и забыли что то главное, исконное, единое, целое. Да еще при этом заимствуя друг у друга. А где же про нас, про русских? Кроме землянок с крепостными и скифов, навалявших Александр Великому - как корова языком слизала.
А потом все кончилось. Они переехали в другой город, на «материк». Скучный, грязный, шумный, растянувшийся во все стороны как каша по дну тарелки. И главное — чужой. Даже чуждый. Первое время вялый интерес к новизне как то поддерживал, но становилось все хуже и хуже. Нет, он и раньше уезжал, более того по несколько недель каждый год они путешествовали по южным и западным частям страны, но всегда возвращались. Знание того, что это просто путешествие и та безысходная тоска что сжигала изнутри теперь никак не шли ни в какое сравнение. Сияющий крест больше не сбегал по ночам летать со звездами, но сжавшись в точку тихо сидел где и положено — там, где солнечное сплетение.
Рана от разрыва с тем, частью чего он себя считал с годами затягивалась и боль в душе притуплялась, но как в противовес росла другая боль, разрывающая мозг, изнутри когтями рвавшая и перемешивающая в кровавый компот. Потянулись бесчисленные походы по «специалистам» месяцы в разных больницах, жуткие процедуры, с выкачиванием и облучением крови и прочими чудесами медицины. Боль не плохо приглушал алкоголь и привычка «упиваться в одного» стала подругой на многие годы.
Все это не помешало получить высшее образование в одном из лучших ВУЗов города, огромный жизненный опыт, поработав и слесарем и начальником отдела и настольным менеджером и ведущим специалистом. Той, безграничной веры в себя и мощи, которую он черпал в детстве из образов он уже не испытывал, где то забыл, что то выжгло болью, что то ушло само, но способность проникать в суть вещей, буквально видеть сквозь предмет его душу осталась. Просто пришлось привыкнуть, не обращать внимания.
Так бы и прожил бы жизнь «как все», чего то достигнув, что то потеряв, наделав и исправив кучу ошибок. Как все. Но все перевернулось, крест бешено раскутившись вылетел посреди бела дня. Впервые за долгие годы пришлО, озарилО. Не мысль, что приходит с трудом, Ы!, не идея, влекущая в бездну, а О! Круглое, целое, без ошибки. И все изменилось.
Мороки. Мороки опутавшие его, весь мир из нарочито прозрачных, почти не видимых проявились, грязь, ложь, вонючим потоком отхлынули и замерли извиваясь как гады, смердя и выжидая удачи снова поглотить свою добычу. Но крест, вращаясь выхватывал из эфира образ за образом, показывая знакомые вещи с другой стороны, срывая личины, раскрывая их суть. И там, далеко на Севере засияла Ось от центра Земли до Полярной звезды. Появилась цель, простая, даже может в чем то житейская, но при этом великая, требующая для реализации ежедневного подвига.
Читатель, что за Пределом вспомнил про одного из персонажей.
Источник:
http://www.slavyanskaya-kultura.ru/slavic/symbol/otkuda.html
Художник Мохов Александр. Путь к себе