#1
Я смотрел, как по берегам озера собирается туман, как он выползает из камышей, скручивая то, что осталось от окурков, в одну большую самокрутку.

Звук в тумане может ввести тебя в заблуждение. Девушки плещутся, а тебе может показаться, что тонут. На заброшенной железнодорожной ветви кто-то шумно вздохнул, а ты можешь подумать, что кто-то позвал тебя по имени.

В одиночестве. Или как это назвать? Не было момента, когда я резко взял и отвернулся от мира. Просто никого не держал. Никого особенно не будет волновать, если я исчезну однажды.

Я не буду говорить, что что-нибудь из того, что произошло, произошло со мной. Это скорее похоже, и всегда походило в свои лучшие моменты, на прослушивание прекрасной музыки.

Так бывает. Ты слышишь и понимаешь что это твоё, двигаешься и напеваешь, пытаешься записать слова, нарисовать или сфотографировать, в любом случае, запечатлеть. Ну и так в конце концов получается, что как бы ни старался, снова услышав, снова постараешься приблизиться.

Как и эта история сейчас, я же совсем не об этом хотел рассказать. Это эхо заставляет тебя вслушиваться и откликаться. На пустом озере, в пустом лесу.

И так же ты можешь слышать эхо какой-то истории в человеке. Ты рассказываешь ему эту историю, подбираешь на слух, как она будет в нём звучать.. Что там было, между мной и этим мальчиком, то близко, то далеко, то слишком, даже чересчур близко?

Самое главное, самое основное, что в нашей с ним истории присутствует, так это ошибка: мы не должны, мы не можем друг друга никак заинтересовать. Ничем друг другу не нужны, никак не соотносимся.

И когда мы говорим друг другу, то есть нащупываем эту нашу общую историю, она закончится с рассветом. Потому что люди живые и постоянно выскальзывают. И это Им нужно, чтобы их кто-нибудь держал — сами они не удержат никого.

Удивительным может быть иное. Как он возвращается через два года в компании друзей и пытается отловить меня и, наверное, избить? Очень странно, не могу понять. В чём я не прав, и что ты сделал? Ты рассказал им о нас?

Ты только рассказал о себе, меня они никогда не знали, зато теперь узнали тебя. Что и зачем ты сделал? Я не понимаю, просто не в состоянии. Ты наверное решил стереть меня в порошок. Эхо, отзвук — стереть?

#2
Человек на улице. Несколько раз я спускался, чтобы впустить его, но он каждый раз исчезал. Возможно ему негде жить, кроме как в моем окне. Желание оставаться уличным призраком может показаться странным. На улице холод, лед и туман, а дома у меня светло и тепло, и все же — не так-то и сложно этого человека понять. Ведь совсем недавно я и сам был точно таким же. Есть ли у тебя дом, место, куда, чего бы с тобою за ночь ни приключилось, ты обязательно вернешься? Или в действительности все, что у тебя есть — это оледеневшая улица, фонари, близкий рассвет, привокзальная кафешка, куда после бессонной ночи ты зашел погреться, ведь денег нет даже на самую маленькую чашечку кофе и бутерброд с сыром для мышки. В воспоминаниях выжившего выглядит это до чрезвычайности трогательно. Зал ожидания с рядами неудобных металлических стульев специально для таких, как ты. Теплые милиционеры, ты бы обнял кого-нибудь из них, если бы это не расценивалось как нападение на представителя власти, — и представитель всегда готов дать тебе представление, не сомневайся — жонглеры, акробаты и дрессированные собачки только того и ждут. Но у тебя, как обычно, нет денег. На документы, имя, пол, возраст, сексуальную принадлежность. Внутри у тебя лишь улица с запертыми домами и утренним небом над ними. Вполне возможно, что ты — лишь птица, не умеющая летать.