Общежития находятся рядом с институтом, общежития находятся в городе среди труб и деревьев, общежития находятся в случайных комнатах на верхних этажах пожарной части и городского театра. Вахтёр на входе стоит на страже между хаосом и порядком – между теми, кого он пустил, и теми, кого пускать ни в коем случае не следует. Последние остаются снаружи и замышляют коварные планы по проникновению, липнут к стенам и карабкаются по ветвям, кричат «Даша, выходи». Но неизбежно падение вахтёра перед тёмным вечерним вином, плещущимся перед самым его лицом в стеклянном шаре, неизбежно – перед входом в ночь, полную хихикающих перешёптываний в полутёмных коридорах.

*

Здравствуйте. Люди зовут меня Б. – потому что для меня нет подходящего имени, «Б. до него добрался», Б. – как в слове Буританин, Бранкбилизатор, Белоцебаптор. Я прыгаю и скачу, обожаю прыгать и скакать, но больше всего я люблю быскакивать и набрыгивать. Я люблю себя и свой большой рот от шеи до паха, я проглочу тебя целиком – никуда не уходи, оставайся дома – я люблю ночной город и ждать в тени, мне нрабится играть, я люблю свои зубы, гладить клыки, сначала я откушу самую малость, чтобы ты побежал, ха, это и укусом-то сложно назбать, и закричал – люблю, когда кричат, но больше всего люблю, когда кричат внутри, когда никто не слышит – б, б, б – только это и раздаётся на пустых улицах.

*

И стало так. Здания среди деревьев, туман, раннее утро. Крик петуха. Двое разнорабочих, оба с двумя высшими, тащат между кустами по тропинке к заднему входу огромный ящик. Половина окон уже зажглась. Мы спешим в институт полшестого, пока не начались занятия. Твоя ледяная рука легко проникает под одежду и легко согревается там, пальцы оттаивают, и мы идём так же быстро, не поспевая друг за другом, и ты выходишь из меня на входе в институт, и кто-то шутливо целует нас, пока мы целуемся, да, это опять они, не задерживаемся (поцелуй), пока нас обтекает толпа, запечатлевая на неловко вынутые из кармана сотики до того, как губы разомкнутся, мы присоединимся к ней, взбегающей через две ступеньки, открывающей глаза и методички на странице, и рассветный луч падает на преподавателя, втыкающего маленький ключик между рёбер в своё разбитое сердце, и строчки перед глазами оживают, закручиваясь в единый текст его жизни, и позже, когда он дымит на переменке на входе, он всё никак не может успокоиться, вдыхает и выдыхает, не затягиваясь, всё ещё продолжая вещать для тех, кто вышел вместе с ним, он не замолкает со звонком, строчки методички ещё не разошлись перед глазами, завод ещё не кончился.