В фильме Александра Кайдановского “Жена керосинщика”, действие которого происходит в 1953-м году в некоем городе К (режиссер снимал это кино в Калининграде в конце восьмидесятых, когда наш город считался закрытым для иностранцев, а на его кенигсбергское прошлое все еще было наложено табу), есть примечательная сцена: молоденький лейтенантик, только что переведенный в К из дальнего российского гарнизона, удивляется, стоя у могилы Канта: “А в учебнике было написано, что Кант жил и умер в Германии!”

[340x222]

О Канте - и обо всем, что в нашем городе с этим именем связано, - мы поговорим в следующий раз. Наша сегодняшняя прогулка - по гофмановским местам. Тем более, чтоЭрнст Теодор Вильгельм Гофман, родившийся и выросший в Кенигсберге (1776-1822), всю свою сознательную жизнь был таким же “своим среди чужих, чужим среди своих”, как и мы, упорно пытающиеся продолжить собой давно оборванную восточно-прусскую историю.

Сын адвоката, весной 1792 года он поступает в Кенигсбергский университет, находящийся тогда в зените своей славы, благодаря преподававшему там философу Иммануилу Канту... Изучает юриспруденцию, сдает экзамены, необходимые для получения чина и должности - все в соответствии с давней семейной традицией...

[340x497]

В 1798 году Гофман отправляется работать в камерный суд в Берлине. Потом будут Познань, Плоцк, Варшава, силезский город Клогау и снова Берлин, где в 1814 году он становится советником судебной палаты, а через восемь лет умирает.

Но! Все это - лишь одна линия жизни. Для нас - да и для самого Гофмана - были гораздо важнее другие. Он, вошедший в историю мировой культуры как величайший немецкий писатель-романтик, считал себя прежде всего художником (его учителем был Йоган Готтлиб Земан, под руководством которого он делал большие успехи)и... музыкантом. Он был композитором, оперным и симфоническим дирижером, органистом, скрипачом, певцом, педагогом и музыкальным критиком. Писал зингшпили, а его романтическая опера “Ундина” с успехом прошла в Королевской опере.

Гофман был капельмейстером, театральным художником и режиссером... А в честь своего кумира -Вольфганга Амадея Моцарта - он даже заменил одно из полученных при крещении имен (Вильгельм) на имя Амадей.

(Кстати, на его надгробной плите на Иерусалимском кладбище в Берлине стоят инициалы Э.Т.В. Да, Гофмана похоронили как советника судебной палаты. Все остальные ипостаси его личности тогдашняя Германия пренебрежительно отвергла, посчитав музыку, живопись и литературу всего лишь увлечениями уважаемого и добросовестного чиновника-юриста.)

[340x150]

Гофман не любил окружающий его бюргерский мир - упорядоченный и нестерпимо скучный. Наверное, именно поэтому он писал сказки - о чудесных приключениях маленького Мука в далекой восточной стране, о страданиях молодого угольщика Петера, променявшего свое горячее сердце на горстку “неразменных” талеров, о смертельной схватке Щелкунчика с мышиным королем...

Именно “Щелкунчик” сделал Гофмана знаменитым - особенно в России. На родине память Гофмана чтили, но... не так чтобы пылко.

- Жителям современного Калининграда трудно представить, как выглядел Кенигсберг в XVIII веке, - говорит специалист по истории края Николай Чебуркин. - Тогда в городе не было громадных площадей. Земля стоила очень дорого, особенно в центре. Поэтому улицы были узкими, а дома как бы липли друг к другу. В 1663 году на Бургштрассе (Замковый переулок), проходившей в северо-восточном направлении от Королевского замка, поселились французские протестанты, вынужденные эмигрировать в Германию из-за религиозных притеснений.

[340x256]

Замковый пруд (современный Нижний) тогда перегораживала дамба, с двух сторон от нее были построены дома, а по Бургштрассе тянулся тротуар. К 1686 году на этой улице проживало около трехсот пятидесяти французских изгнанников - в народе она стала именоваться Французской, а в 1811 году это название стало официальным.

Именно на Французской улице в доме №25 двадцать четвертого января 1776 года родился Гофман. Среди его предков были не только немцы, но и поляки, и венгры (может быть, именно этим и объясняется его “неарийская” мечтательность и неприятие размеренного “филистерского” быта? - прим. авт.).

Многие литературные произведения Гофмана связаны с Кенигсбергом, хотя и были написаны им в других городах. Так, в столице Восточной Пруссии происходит действие самого известного романа Э.Т.А. Гофмана “Житейские воззрения кота Мурра”.

[показать]

(Кстати, о Мурре! Один мой знакомый биолог, страстный кошатник, утверждает, что с Кенигсбергом мы, калининградцы, породнились еще и по “кошачьей линии”. Дело в том, что в Кенигсберге существовала особая разновидность западно-европейских короткошерстных кошек: крупные, мускулистые, серо-полосатые особи с длинными упругими хвостами. Именно таким описывает Гофман кота Мурра:

[340x238]

“Черные и серые полосы сбегали по спине и, соединяясь на макушке между ушами, переплетались на лбу в самые замысловатые иероглифы.

Таким же полосатым был и <...> хвост необыкновенной длины и толщины. Притом шкурка кота так блестела и лоснилась на солнце, что между черными и серыми полосами выделялись узкие золотистые стрелки <...> Голова у него была достаточно объемистая... глаза цвета свежей травы, а длинные, седые, несмотря на молодость, усы придавали ему внушительный вид, достойный греческого мудреца”.

Так что художники-иллюстраторы, изображающие Мурра здоровенным и черным, скорее всего, путают его с булгаковским котом Бегемотом. И все наши серо-полосатые квартирно-коммунальные Мурки и Васьки на самом деле не просто “дворяне”, а прямые потомки кенигсбергских хвостатых “герров” и “фрау”. В “материковой” России коты и попестрее, и попушистее.

[340x219]

Что ж, кошки, как известно, привязываются не к людям, а к месту. Так что усатые и полосатые обитатели Кенигсберга эмигрировать не собирались, а депортации не подлежали. Напротив, первые переселенцы очень их берегли.

В уже упоминавшейся нами книге“Восточная Пруссия глазами советских переселенцев” находим, к примеру, воспоминания М.С. Стайновой:

“В начале 1946 года в городе было много крыс. Самые большие достигали сорока сантиметров, без хвоста. Пешком по улицам ходили <...> Особенно много крыс было в подвалах. Наша улица находилась на окраине города. Пойдешь, бывало, в подвал, откроешь дверь, а крыса оттуда как выскочит! Закричишь - и назад <...> А обзавестись кошкой было очень сложно. Котенок на базаре стоил пятьдесят рублей - по тем временам сумма довольно большая”.

[340x256]

И был он, естественно, “немецких кровей” ...Кстати, мой знакомый убежден, что серо-полосатые короткошерстные кошки с несколько вытянутыми мордочками и нежно-зелеными глазами даже мяукают “с акцентом”: не “мяу”, как их “русские” сородичи”, а “мияу”. (Этакий немецкий “дер пароль”, - прим. авт.)

Впрочем, вернемся к Гофману!

- В начале ХХ века в доме, где когда-то родился Гофман, был книжный магазин, - продолжает Николай Чебуркин. - Немцы не сделали этот дом мемориальным, но, по крайней мере, сохранили. (Тому, в котором жил философ Кант, повезло меньше: дом снесли в 1893 году, исходя из сугубо экономической выгоды: на его месте был построен новый магазин.) В 1922 году - к столетию со дня смерти Гофмана - на его доме была установлена памятная доска работы скульптора и профессора Кенигсбергской Академии искусств Станислауса Кауэра. А улица, примыкающая к Французской, получила название Крейслерштрассе - так как главный герой романа “Житейские воззрения кота Мурра” носил имя Иоганн Крейслер.

[340x208]

Тогда же в городском историческом музее (Stadtgesschicht Hеhes Muzeum), который располагался в Кнайпхофской ратуше на Острове, открылась посвященная Гофману экспозиция - с его бюстом (работы кенигсбергского санитарного советника Букофцера).

После налета английской авиации в 1944 году все дома на Французской улице выгорели. Досталось и дому Гофмана: у него обрушилась передняя стена. Но несущие конструкции сохранились, и после войны его вполне можно было восстановить.

Так же, как и здания на Монетной площади неподалеку: она примыкала к Королевскому замку с северо-востока. В 1900 году на ней были построены два дома-”близнеца”. От западного на север шла Монетная улица (начало нынешней ул. Пролетарской), от восточного - Французская, переименованная после войны в Смоленскую...

[240x340]

Тогдашняя политика коммунистической партии и советского правительства, превратившая завоеванный Кенигсберг в гигантскую каменоломню, сделала свое черное дело: дом Гофмана был разобран на кирпичи и прочие составляющие элементы. А через некоторое время перестала существовать и улица. В конце шестидесятых годов все руины, находившиеся на ней, были снесены при заготовке строительных материалов. Когда наконец осуществилось благоустройство Нижнего пруда, Французская-Смоленская стала частью ул. Шевченко.

 

...Гофмана - надо сказать! - в Советском Союзе любили и помнили. Во многом, благодаря балету на музыку П.И. Чайковского. Издавались его сказки, по телевизору “крутили” прекрасный мультфильм “Щелкунчик”, в серии “ЖЗЛ” выходила его биография. Но город, в котором родился и вырос этот литератор, продолжал оставаться как бы за пределами нашей страны. По крайней мере, в официальной литературе не было ни одного упоминания(хотя бы вскользь) о том, что родина Гофмана - это нынешние “западные ворота” СССР.

И только в 1989 году в Калининграде, рядом со зданием телекомпании “Янтарь”, был установлен памятный камень с надписью: “Здесь был дом, в котором провел первые годы жизни немецкий писатель и композитор эпохи романтизма Эрнст Теодор Амадей Гофман 1776-1822”.

[340x487]

Но! И здесь не обошлось без мистики. Или, верней, без обычного для наших чиновников головотяпства: почему-то этот самый камень находится... в семидесяти метрах на северо-восток от того места, где реально стоял дом Гофмана.

...А в 1995 году музыкальной школе Центрального района Калининграда было присвоено имя Гофмана - и г-жа Сикоза, являвшаяся тогда начальником инновационно-учебного отдела в комитете по культуре г-жи Аасмяэ-Яковлевой, дико возмущалась по этому поводу на заседании комиссии по топонимике в мэрии:

“Что, русского имени не нашли? И причем тут вообще Гофман?! Он же сказочник, какое отношение он имеет к музыке?!”

(Интересно, что г-жа Сикоза, заведующая ныне всей городской культурой, принимала деятельное участие не только в подготовке к празднованию 750-летия Кенигсберга, но и к 60-летию Калининградской области. А как же без нее? - прим. авт.)

...Вот такая история. Очень наша - и очень гофмановская. Так уж ему “повезло”: быть упокоенным на кладбище под именем, от которого сам отказался - и получить “мемориальный” камень в семидесяти метрах от настоящего места рождения.

[340x169]

Впрочем, именно об этом он всю жизнь и писал: о том, как “филистеры”(так называл Гофман современных ему чиновников и бюргеров) гнобят “романтиков” - художников, поэтов, музыкантов... да и просто людей, способных видеть и оценить красоту.

Чертовски актуальное противостояние, не находите?.. И если да - то 22 июня (еще одно мистическое совпадение!) положите цветы на траву в семидесяти широких шагах на северо-восток от пресловутого камня с табличкой, помяните Э.Т.А. Гофмана, умершего день в день за 119 лет до начала роковой для Кенигсберга Великой Отечественной войны... И накормите какую-нибудь бродячую серо-полосатую кошку - живой “памятник”... живую нить между НАМИ и НИМИ. М’ияу...

Д. ЯКШИНА

[580x210]