Лада выросла в селе, в котором не было электричества, хлебного магазина, больницы, библиотеки и дорог. Только гектары свекольных полей да лес с танцующими березами. Мама, получив на новорожденную десять метров белоземельного ситца, не могла опомниться от радости. До утра обметывала срезы черными от работы пальцами, пока не получилось три пеленки, занавеска и наволочка. Отец вернулся с фронта дважды простреленный. Воевал под блокадным Ленинградом, видел голод и обглоданных птиц. Затем пробирался через раскисшую апрельскую Ладогу. Рядовые шли, взявшись за цепи и тонули, позвякивая цепями.
В пятом классе Ладу впервые похвалили. Учительница отметила решенную нестандартным способом задачу, и класс ахнул, уронив от зависти линейки. С тех пор математика стала смыслом жизни. Ни дня без дробей, процентов, круговых диаграмм. Ни минуты без вереницы живых и бойких цифр. От простого к сложному. От пропорций к отрицательным числам.
Поступать решила в пединститут. В группе – одни городские в юбках годе. На каждой второй – кримпленовое платье. Бабетты, накладные ресницы, ужимки, острые коленки, снисходительные взгляды. Лада в заношенном ситцевом сарафане пряталась за спины. Денег семья не видела. Мама – колхозница, работающая за трудодень. Отец, не оклемавшийся после войны, ушел зализывать раны на небо. Помимо Лады еще две малолетние сестры, спящие под одним одеялом с пришитым куском бязи. Его периодически отпаривали и стирали в деревянном тазу.
Поначалу Ладу определили в художественную самодеятельность, так как у девушки оказалось редчайшее колоратурное сопрано, не требующее облагораживания и шлифовки. Затем профессор Левитанский, славящийся едкой убийственной иронией, устроил им контрольную работу. Оседлал подоконник, поправил пальцем свой заваливающийся на бок нос и хмыкнул: «Ну-с, посмотрим, что вы за фрау-мадам». В аудитории стало тихо, как в склепе. Студентки заволновались и зашуршали кримпленом. Несколько перьев сломалось от бессилия. Десяток щек залило ленинградской тушью.
На следующий день Левитанский явился не в духе. Шмякнул о стол тетради и долго стоял, выравнивая свой нос. Затем рявкнул:
– Ну, и кто здесь Лада?
Девушка поднялась, будто на эшафот и приготовилась к расстрелу. За спиной злобно шептались, видимо привычно обсуждая ее бессменный сарафан. Профессор неожиданно осклабился:
– Так вот ты какая! Умница! Блестящая работа! Талантливая работа! Гениальная работа!
Затем обратился к притихшим модницам:
– Можете продолжать крутить букли! На большее вы неспособны.
С того дня Лада стала лучшей! Получала повышенную стипендию, брала репетиторство и блестяще доказывала самые сложные теоремы. Вышла замуж, стала мамой и требовательным педагогом.
Сегодня ей за семьдесят. Женщина похоронила мужа и пережила инсульт. Вышла на пенсию и засадила двор флоксами. К ней продолжают бегать ученики, и калитка никогда не закрывается. Девочки, мальчики, второклассники, хулиганы, отличники, сироты, выходцы из многодетных семей и студенты политехнического института. Постаревшая Лада Ивановна густо сеет на доске цифры и объясняет: «Богатый человек – не тот у которого на счету миллионы. Их легко украсть. Богатый тот, у которого фундаментальные знания. Их не отобрать, не отжать, не развеять по ветру.
Ирина Говоруха
|
