Больно бывает, ой, больно.
Там, где сердце, а еще по позвоночнику такой волной, волной неизбежности.
Когда мне больно я пишу.
А что другие? Говорят, пьют.
Я тоже пила. Это больно, больно, потом очень-очень больно, потом все равно, а потом - хлоп и уже утро. А утром плохо так, что почти не больно. А потом похмелье выползает по капельке, и так же пок апельке возвращается боль. Это если пережить-переждить нужно, тогда ничего, а так - нет.

Говорят курят. Я тоже курила, когда совсем остро. Нужно зажечь сигарету, залезть ночью на подоконник и хорошо бы весна или осень или лето, зима никак не подходит. И курить, и смотреть в ночь и лпакать может чуть-чуть, но лучше оставаться на грани почти-плача - тогда лучше всего. И даже умиротворение накатывает потом. Но ненадолго. А часто курить - не помогает.

Говорят - с людьми. Что бы люди, говорят, были рядом и им много говорят или спят рядом или трахаются, главное, чтобы люди-люди-люди. А я нет. Не объяснить, не рассказать, все придумывают неправильно, неправильно, не те слова, не те мысли. Разве только когда уже можно отвлечься.

А я пишу. Мне надо писать. Хорошо, когда можно писать ручкой в тетрадке, только пальцы отвыкли уже, а раньше было хорошо - будто через пальцы чернилами на клетчатый лист вытекает эта боль, или будто вязь неровного почерка как мелодия дудочки, которая зачаровывает ядовитую змею.

А теперь - только буковки на белой страничке, но и они подходят - вытряхиваешь из себя сухой сор, пепел, пыль от цветочных лепестков - и вот она уе на экране, ровным слоем, с пробелами и отступами, а внутри ее нет. Нет, совсем, так, осталось чуть-чуть, для затравки, грибница, чтобы дальше росло, никак не вытряхнуть, только если убить меня.

И каждая такая буковка - это мгновение боли, спресованное в странную закорючку.
Вот так я делаю когда больно.

LI 3.6.05