«Все знают анекдот про то, как сумасшедший удит рыбу в ванне.
Врач из каких-то медицинских соображений спрашивает: „Клюет?“,
на что тот отвечает: „Ты что, дурак? В ванне?“ Этот анекдот
относится к разряду „абстрактных“. Но в нем отчетливо видна связь абсурда с избытком логики.

Невыразимый мир Кафки, в сущности, тот самый, где человек
позволяет себе мучительную роскошь удить рыбу в ванне,
заведомо зная, что ничего не поймает», — эти слова
принадлежат Альберу Камю. Возразить ему нечего.
Кто читал Кафку, тот согласится, что эстетическое направление, признавшее его лидером, — это «литература с диагнозом», очень характерная для XX века, потерявшего Бога и получившего взамен абсурд существования.

В романе Франца Кафки «Процесс» банковский служащий Йозеф К.
является обвиняемым, но за что, он не знает. Он хотел бы
оправдаться, но не понимает, в чем. При этом он не пренебрегает любовью, едой, чтением газет. Наконец происходит судебный процесс. Поскольку в зале суда было темно, ему мало что удалось понять.

Он догадывается, что осужден, но не задумывается о том,
к чему же его приговорили, и продолжает жить как прежде.
Спустя много времени к нему приходят два учтивых, прилично
одетых господина и приглашают последовать за ними.
Они приводят его за город, укладывают головой на камень
и вежливо закалывают обоюдоострым ножом мясника. Умирая,
он произносит лишь два слова: «Как собака». Все.
Как говорится, ни могилы, ни креста. Буднично, как на скотобойне.

Герой Кафки изначально лишен права на высокий жанр — трагедию.
Это жизнь без вдохновений и падений, без героизма и злодейства,
без прошлого и без будущего — абсурдная жизнь. «Все возникает
передо мной как конструкция», — писал Кафка в дневнике о своем мироощущении. Конструкция как застывшая форма возможна,
когда все мировые вопросы решены, а для Кафки они были решены изначально — власть зла представлялась ему абсолютной, значит, сопротивление невозможно, обязательств перед собой и миром
нет, жизнь бессмысленна. И его герой Йозеф К., идя на
заклание, даже не пытается бежать.

Известно немало «страшилок», созданных «под Кафку» нашими
оборотистыми современниками, соискателями быстрой славы и денег. Возможно, на симуляции кошмаров они и заработали, но вторым
Кафкой никто не стал. Кафкианский мир отчаяния, жути и
безысходности вырос из личной драмы его создателя.
***
Франц Кафка родился 3 июля 1883 года в Праге, бывшей
в ту пору одним из городов Австро-Венгерской монархии,
в еврейской семье. Духовной родиной Кафки стала немецкая
культура — он был отдан учиться в немецкую школу и
писал на немецком. Отец его, человек напористый,
с жизненной хваткой, выбился из бедноты в галантерейные
торговцы средней руки. Тиранический отцовский нрав,
с детства подавляющий волю мальчика, сказался и на его
психике. Позже, в известном «Письме отцу» Франц Кафка писал:
«Из-за Тебя я потерял веру в себя, взамен приобрел
безграничное чувство вины».
До конца жизни он не забыл неприязнь к своей среде.

Несмотря на явную склонность Франца к литературе, отец
заставил его поступить на юридический факультет Пражского
университета, после чего тот работал мелким служащим
в страховом обществе, а затем в конторе по страхованию
от несчастных случаев, занимаясь расследованием дел,
связанных с производственным травматизмом.

Ежедневное, по долгу службы, столкновение с человеческим горем усугубляло мрачные настроения и без того склонного к пессимизму молодого человека. Убежищем от удушья повседневности стало
искусство. «Все, не связанное с литературой, я ненавижу, —
записывал он, — …мне скучно ходить в гости, страдания и
радости моих родственников наводят на меня безмерную
скуку. Разговоры лишают все мои мысли важности,
серьезности, подлинности».

Увлечение писательством в семье не поощрялось, и заниматься
этим приходилось украдкой. «Для меня это ужасная двойная
жизнь, — писал он в дневнике, — из которой, возможно, есть
только один выход — безумие». Когда отец стал настаивать,
чтобы после службы сын работал еще и в его лавке,
а не занимался ерундой, Франц решился на самоубийство
и написал прощальное письмо своему другу Максу Броду.

«В последний момент мне удалось, вмешавшись совершенно
бесцеремонно, защитить его от „любящих родителей“, —
пишет Макс Брод в книге „Франц Кафка. Биография“. —
Если родители его так любят, почему они не дадут ему
30 000 гульденов, как дочери, чтобы он мог уйти из
конторы и где-нибудь на Ривьере, в дешевом местечке,
создавать произведения, которые Бог намерен через
его мозг передать миру…» Написанное Бродом на восьми
страницах письмо фрау Кафке возымело действие —
от роли лавочника Франца избавили, но службу он
вынужден был продолжать.

Драматические отношения с отцом объясняют особую любовь
Кафки к «Подростку» Достоевского, герой которого всю
жизнь разгадывал роковую тайну власти над ним его
отца Версилова. От отцовского давления Кафка так и
не избавился до конца своей недолгой жизни.
Даже на пороге смерти, по свидетельству Макса Брода,
«в состоянии большой подавленности принимает он
от семьи деньги и продуктовые посылки. Ведь ему
кажется, что это угрожает его едва достигнутой
самостоятельности».

Литературный дебют Франца Кафки состоялся в 1908 году,
когда в журнале «Гиперион» вышли его два небольших
рассказа. При жизни писателя было опубликовано всего
несколько его книг: сборник маленьких притч «Созерцание»,
«Кочегар» — первая глава из романа «Пропавший без вести»,
позже названного «Америка», новеллы «Приговор»
и «Превращение» , сборник рассказов «Сельский врач»,
книги новелл «В исправительной колонии», «Голодарь».

Основные свои произведения Кафка не увидел опубликованными.
Это связано и с его болезненной неуверенностью в себе,
и с повышенной самокритичностью, и с оторванностью
от литературной среды. При жизни он оставался неизвестным
писателем. «Судьба смягчила участь Франца Кафки,
сделав его совершенно равнодушным к славе, —
пишет Макс Брод. — Творчество было для него (как говорится
в одном из его дневников) „одной из форм молитвы“…
Нельзя сказать, чтобы ему не было дела до того,
что думает о нем мир. Просто у него не было времени
заботиться об этом».

Позаботилась о неопубликованных рукописях Кафки судьба,
в роли которой выступила любившая его женщина. Вообще
сердечная тема многое объясняет в его личности.

Франц Кафка был помолвлен несколько раз — с Фелицией Бауэр
(дважды) и Юлией Вохрыщек. Он любил и был любим, но каждый раз «дезертировал» со свадебной дорожки. Почему?
Объяснение есть в его дневнике. Накануне свадьбы
с Фелицией он подводит «итог всему тому, что говорит
за и против моей женитьбы» — целых семь пунктов.
«Против» победило: «Мне часто необходимо быть одному.
Все, что я сделал, результат одиночества… Не будет
ли это в ущерб писанию? Только не это, только не это!»

Фелиция, почувствовав охлаждение, шлет залитые слезами письма.
Кафка записывает в дневнике: «Я люблю ее, насколько способен
на это, но любовь душат страх и самобичевание».
На следующий день продолжает тему: «Единственным выходом
кажется прыжок из окна». Отношения были разорваны.
Помолвка с Юлией имела тот же финал.

Несмотря на разрушенную отцом способность к волеизъявлению,
Кафка сохранил маниакальное упорство в одном — в отстаивании
творческой свободы. Это же сформировало и привычку к одиночеству.
Кафке вполне могла принадлежать фраза: «Ад — это другие»,
сказанная его литературным последователем Сартром.

В 1920 году Франц Кафка познакомился с Миленой Есенской,
талантливой журналисткой и первой переводчицей его произведений
на чешский язык. Одна из немногих, она при жизни увидела
в нем гениального писателя, а он, зная чешский, сумел
оценить ее литературные способности. Милена стала самой
большой любовью писателя. Отвечая ему взаимностью она,
тем не менее, не спешила расстаться с мужем, венским
банкиром, что, впрочем, нисколько ей не мешало.

Остроумная, жизнерадостная и энергичная, она сумела
растормошить угрюмого и опасливого Кафку, этого «тощего
верзилу», который, назначая свидание, всерьез писал:
«Прошу тебя, Милена, не пугай меня — не появляйся
неожиданно сбоку или сзади». Вызвала она и безграничное
доверие к себе, позволяющее замкнутому Кафке быть
с ней необычайно откровенным: «Я болен духом, а заболевание
легких лишь следствие того, что духовная болезнь вышла
из берегов», — писал он ей о прогрессирующем туберкулезе,
начавшемся у него с 1917 года.

Только небывало сильное чувство могло заставить
Франца Кафку покинуть свою «берлогу» в Праге и
отправиться на зов Милены в Вену, где она жила.
Четыре дня, проведенные вместе на природе, он
считал самым большим счастьем в своей жизни.
«Я, зверь лесной, лежал где-то в грязной берлоге
(грязной только из-за моего присутствия, разумеется) —
и вдруг увидел тебя там, на просторе, чудо из всех
чудес… и все забыл, себя самого забыл… уткнулся лицом
в твои ладони и был так счастлив, так горд,
так свободен, так могуч, будто обрел наконец дом», —
писал он ей.

Кафка требовал в письмах, чтобы она оставила мужа,
но Милена тянула с решением. Может быть, ее удерживали
некоторые особенности его натуры. Она переводила
его рассказ «Превращение» и вполне могла задуматься
над таким авторским признанием: «Я всегда буду
внушать ужас людям, а больше всего — самому себе».
Возможно, ее останавливали некоторые «перспективы»,
рисуемые им в письмах: «Мне кажется иногда, что мы,
вместо того чтобы жить вместе, просто тихо-мирно
уляжемся вместе, чтобы умереть». (Хотя, надо заметить,
женщина эта была не робкого десятка — во время
Второй мировой войны за участие в чешском
Сопротивлении попала в немецкий концлагерь,
где и погибла в 1944 году.)

Кафке казалось, что муж имеет над Миленой какую-то
таинственную роковую власть. В это время он писал
роман «Замок», где его личные перипетии получили
фантастическое преломление. По сюжету, землемер К.
приезжает в деревню неизвестно откуда и неизвестно
зачем, любой ценой пытаясь проникнуть в расположенный
рядом Замок. Его управитель господин Кламм имеет
какую-то мистическую власть над деревней, а также
над Фридой, с которой у землемера завязывается роман.
Как только устраивается их счастье, таинственный
Кламм заявляет на Фриду какие-то свои права,
и она безропотно ему подчиняется. Предав землемера К.,
она возвращается в Замок, откуда пришла.
Землемер не ропщет, признав превосходство Кламма,
и не протестует, когда один из персонажей сравнивает
обитателя Замка с орлом, а его — с кротом.

В одном из писем Кафка писал Милене: «В твоей
совместной жизни с ним я на самом деле всего лишь
мышка в „большом доме“, которой в лучшем случае
раз в год дозволяется открыто перебежать по ковру».
Так что исследователи творчества Кафки вряд ли
заблуждаются, полагая, что Фрида списана с Милены,
а демонический Кламм — с ее мужа.

«Теологией в действии» назвал «Замок» Альбер Камю,
увидев в нем «путь души в поисках благодати, путь
человека, который вопрошает предметы этого мира о
тайне тайн, а в женщинах ищет проявлений дремлющего
в них Бога», что, судя по финалу, женщины не оправдали.

В 1921 году Кафка передал Милене свои дневники и
рукописи романов «Замок» и «Америка». При ее участии
они были опубликованы после смерти автора: «Замок» —
в 1926 году, «Америка» — в 1927-м. Роман «Процесс»
Кафка также не увидел в печати — он вышел в 1925 году.

Эти публикации принесли Францу Кафке посмертную славу.
Мир его героев — иррациональный, изломанный, жуткий
и безнадежный — отражал упаднические настроения и
апокалиптические страхи, оставшиеся после Первой
мировой войны. Однако ни один из всех мировых пессимистов
еще не показывал в таких формах ничтожность человека,
как это сделал Кафка в своем знаменитом
рассказе «Превращение».

«Бесспорно, в образной системе „Превращения“
отразилась этика потери веры», — пишет Камю,
и не согласиться с ним трудно.

Франц Кафка умер в сорок один год от туберкулеза.
Его любимым философом был Кьеркегор, которому принадлежит такое утверждение: «Отчаяние — смертельная болезнь». В своем отчаянии
Франц Кафка был честен, что подтверждают и его произведения,
и воспоминания о нем. Известно, что самые тонкие
психологи — любящие женщины, так что завершим наши
размышления о Франце Кафке словами Милены Есенской:
«Конечно, мы-то все как будто приспособлены к жизни,
но это лишь потому, что нам однажды удалось найти
спасение во лжи, в слепоте, в воодушевлении, в оптимизме,
в непоколебимости убеждения… в чем угодно. А он никогда
не искал спасительного убежища ни в чем. Он абсолютно
не способен солгать, как не способен напиться. У него
нигде нет прибежища и приюта. Он как голый среди одетых…»
                                                                                                                                                                                   Любовь Калюжная

***
Люди очень много и очень громко говорят, для того чтобы сказать как можно меньше. Это очень шумное молчание. По-настоящему существенны и интересны при этом лишь закулисные сделки, о которых не упоминают ни единым словом.

*
Ни в чем нельзя быть уверенным. Поэтому ничего нельзя сказать. Можно только кричать, заикаться, хрипеть. Конвейер жизни несет человека куда-то — неизвестно куда. Человек превращается в вещь, в предмет, перестает быть живым существом.
*
Ты принадлежишь мне, я сделал тебя своей, и ни в одной сказке нет женщины, за которую сражались бы дольше и отчаяннее, чем я сражался за тебя с самим собой. Так было с самого начала, так повторялось снова и снова, и так, видно, будет всегда.
*
Возможно, моя бессоница лишь своего рода страх перед визитером, которому я задолжал свою жизнь.
*
Лгут меньше всего, когда меньше всего лгут, а не тогда, когда для этого меньше всего поводов.
*
Один из самый действенных соблазнов зла — призыв к борьбе.
*
Теоретически существует полнейшая возможность счастья: верить в нечто нерушимое в себе и не стремиться к нему.
*
Ты можешь отстраняться от страданий мира, это тебе разрешается и соответствует твоей природе, но, быть может, как раз это отстранение и есть единственное страдание, которого ты мог бы избежать.
*
Между мировосприятием и действительностью часто существует болезненное несоответствие.
*
Я хочу терзаться, хочу постоянных перемен, мне кажется, в перемене мое спасение, и еще мне кажется, что такие небольшие перемены, которые другие совершают как бы в полусне, я же с напряжением всех сил разума, смогут подготовить меня к перемене большой, в которой я, по-видимому, нуждаюсь.
*
Есть решения, которые отрезают путь назад. Их непременно надо принимать.
*
Есть два главных человеческих греха, из которых вытекают все прочие: нетерпение и небрежность. Из-за нетерпения люди изгнаны из рая, из-за небрежности они не возвращаются туда. А может быть, есть только один главный грех: нетерпение. Из-за нетерпения изгнаны, из-за нетерпения не возвращаются.
*
Истина относится к тем немногим действительно великим ценностям жизни, которые нельзя купить. Человек получает их в дар, так же как любовь или красоту.