Стоял жаркий полдень и солнечные лучи, казалось, прожигали насквозь, но когда Лиа вошла в тенистые владения леса, ее охватил озноб – настолько там было прохладно. Лишь изредка тонкие лучи не смело пробивались сквозь пышный навес ветвей. Сквозь холодную паутину света, несмело выглядывала темная полоса тропы, которая приглашала Лиу в путь, в объятия древнего леса.
Странно, но когда Лиа оглянулась назад, она не увидела залитой солнцем поляны, и темной землянки, в которой жила. Создалось впечатление, что лес закрыл свои ветвистые, темно-зеленые ворота, как только Лиа ступила в его владения, возвел высокую непроходимую стену, для того чтобы больше его никто не потревожил. Как какой-нибудь закрытый парк, посещать который может только ограниченное число людей.
Когда Лиа отвернулась от этой стены, то она заметила, что стоит на перепутье четырех, а то и пяти тропинок (если считать узкую, заросшую осокой темную полосу) уводящих в разные стороны. Лиа растерялась. Она смотрела по сторонам, не решаясь, на какую дорожку ей стоит ступить. Если бы Лиа была знакома со сказками, то она наверняка заметила бы, что этому перекрестку недостает злосчастного камня с надписью «Налево пойдешь коня потеряешь, на право сам умрешь». Но это была не сказка, и заветного камня-подсказки не было, так что Лиа не могла даже предположить в какую сторону ей направляться. Если бы только знала, в какой стороне находиться деревня, то вполне возможно, что она выбрала бы правильную тропинку, но она не знала даже этого.
В нерешительности Лиа ступила на дорожку, которая вела вперед, в глубину леса. Но только она сделала шаг, как подбежала Бусинка и стала тереться о ноги, потом она села на тропинку и посмотрела ей прямо в глаза, как бы говоря ей - «Не верный путь».
- Не туда, говоришь? – Сказала Лиа, и, взяв кошку на руки, погладила ее по спине.
- Ну, тогда покажи мне правильный путь. – С этими словами Лиа опустила кошку на землю, и та побежала на тропинку, которая была первой, справа от той, которую выбрала Лиа.
- Ну что ж не далеко ушла. – сказала она себе, и последовала за Бусинкой.
Не смотря на сумрак и необъятность леса, Лиа чувствовала себя в нем уютно. Она не чувствовала в себе страха перед его могуществом, перед неизвестностью которая скрывалась за древними ветвями и кронами деревьев. Наоборот, ей нравилось находиться в лесной прохладе, вдыхать аромат листвы и хвои. Она чувствовала себя как дома, которого у нее никогда не было (землянку ведьмы Лиа никогда не считала своим домом). Путь ей омрачали только мысли, воспоминания о случившемся в подвале, и тысячи вопросов, на которые не находились ответы, во всяком случае в голове Лиы. А главный вопрос был следующий
– Кто эта девочка? И давно ли она попала в подвал? (Если каждую ночь Лиа слышала ее плачь, то значит давно, по крайней мере, с рождения Лии, точно. Но кто знает, сколько лет на самом деле, плачет в подвале призрак)
Лиа вспомнила светлые волосы призрака-девочки, ее затянутые белой пеленой глаза, ее прозрачно-синие ступни с черной змеей вокруг фаланги большого пальца.
Змея…Видимо именно она и стала причиной смерти…Или для призрака змея, как Бусинка для Лии – преданный друг и верный помощник. Лиа этого знать не могла.
На какой-то момент Лиа подумала, что призрак это ее умершая сестра, которой у девочки, конечно, не было. Лиа всегда мечтала о сестре. Они бы играли вместе, делились своими мыслями друг с другом, по очереди качались на качели и пели придуманные ими песни. Они вместе учили бы заклинания, изучали травы и варили зелья. Все было бы поделено пополам, на двоих – все радости и печали, все свободное время и работу, которой даже на двоих хватало бы с избытком. Ведьма не давала слабины Лие. Она закаляла девочку так, будто бы готовила к чему-то. К войне? К тюрьме? К рабству? Или это было лишь простое издевательство садиста, над кем-то кто был полностью в ее власти, у кого не было права на защиту. И только потому что у Лии больше никого не было кроме ведьмы, кроме полуразвалившейся землянки, кроме наполненного плачем (а теперь еще Лиа узнала, что плачь этот, принадлежит призраку, но не сквозняку, как она хотела думать) она оставалась преданной ведьме, матери, как она представлялась Лие.
По обе стороны от тропы возвышались, словно пирамиды, высокие муравейники. То тут, то там они располагались у огромных стволов елей, верхушками, уходящими к облакам. Про себя Лиа назвала муравейники сторожевыми башнями, а их обитатели, решила она, хранители леса. Когда Лиа только зашла в лес, было очень тихо, как будто все лесные жители притаились, увидев внезапного гостя. Но чем глубже Лиа заходила в лес, тем больше становилось звуков. С начала свой голос подала одинокая птичка, которая сидела на ветке осины, через несколько минут к ней присоединилась другая, подлетевшая к ней синица. А еще через какое-то время лес наполнился звуками, ожил. Понял, что Лиа не представляет собой угрозы.
[453x604]