В России всегда любили Кармен. Героиня новеллы П.Мериме и оперы Ж.Бизе привлекала женщин своим властным характером, независимым нравом и свободой в выборе избранника сердца, мужчины ценили в ней чувственность и страстность.
Новая Кармен в России
[показать]Когда в начале ХХ века в Россию с гастролями приехала прославленная испанская певица Мария Гай и показала свою Кармен, любители музыки и критики поначалу были просто шокированы. Такого у нас не видел еще никто. Уже потом произошло разделение на горячих поклонников и непримиримых противников артистки, но увидеть своими глазами хотя бы раз стремились все. Имя Марии Гай не сходило со страниц центральной российской прессы. "Сама Гай очень интересная Кармен... Милейшая, оригинальная женщина... она выставила всех клерков, всех ухаживателей... У нее совсем мужской характер", - делится в одном из писем своими впечатлениями от встреч с артисткой великий русский певец Л.В.Собинов.
Кармен-Гай появилась перед московской публикой, аппетитно и громко хрустя яблоком. Подойдя к Хозе, она откусила большой кусок и буквально насильно запихала его оторопевшему тенору в рот. Нужно было петь дальше, и артист, покраснев от неожиданности, не жуя, проглотил яблоко. Довольная Кармен звонко шлепнула его по щеке, засмеялась и, неторопливо пройдя через сцену, затерялась в толпе хористок.
Мария Гай родилась в Барселоне в 1879 году, училась пению в Париже и дебютировала в 1902 году в Брюсселе именно в партии Кармен в одноименной опере Ж.Бизе. Она исходила из того, что Кармен в новелле Мериме - обыкновенная, простая уличная цыганка, немного нагловатая, но искренняя и умеющая самозабвенно любить. Музыка Ж.Бизе несколько облагораживает Кармен.
Она была ведома сердцем
Все краски шикарного, теплого, обширного по диапазону меццо-сопрано певицы были подчинены раскрытию этого сложного и небесспорного образа. Ее Кармен в те годы покорила Европу и Америку и породила бесчисленное множство подражательниц. Увлеченные сценическими находками Марии Гай, они часто переходили грань дозволенного и ударялись на сцене в голый натурализм. Чего никогда не позволяла себе испанская певица.
Известны случаи, в частности во время гастролей артистки в Харькове, когда, увлеченные драмой, разворачивающейся на сцене, и потрясенные игрой Марии Гай, работники сцены забывали подавать нужные команды машинистам, суфлер вовремя не подсказывал артистам реплики, а осветители совершенно забывали про свет. В начале третьего акта оперы она бешено кружилась в диком вихре цыганского танца, какая-то неведомая сила вдруг забрасывала ее на стол, с которого летела вся посуда. На столе пляска продолжалась до неистовства, и специалисты потом только разводили руками - откуда у нее берется дыхание, чтобы продолжать дальше петь?
Бывали случаи, когда артистка в своем увлечении жизненной правдой ходила буквально по краю. Вот, например, в любовной сцене Хозе рассказывает, как в тюрьме он хранил на своей груди высохший цветок, что когда-то подарила ему Кармен, как она снилась ему по ночам. Кармен не верит Хозе и своим поведением старается выразить ему свое презрение. Кармен-Гай могла, пожимая плечами, тщательно и медленно чистить апельсин и с аппетитом есть его, бросая корки в сторону несчастного влюбленного. Но, спохватившись, глядя на Хозе своими выразительными глазами, замереть при звуках его голоса. Это было на грани вкуса, но никогда за грань не переходило. Видимо, за такие тонкости трактовки русская пресса и называла испанскую артистку "Кармен-хулиган".
О ее своеобразной и несколько грубоватой трактовке образа Кармен с интересом отзывался известный отечественный историк оперы Э.Старк. Подробно описывает исполнительскую манеру певицы и ее актерское мастерство в своих «Записках оперного певца» Левик, отмечая, что певица «по-своему объединив Бизе с Мериме, прежде всего «опустилась» до бытовизма наглой уличной цыганки». Комментируя быстрый темп «Цыганской песни» в исполнении Г., Левик добавляет, что она «обладала необыкновенным дыханием».
Казальс Пабло с Энеску Джордже и Марией Гай. Бордо, 1904
Открытка со штампом киевского магазина "Стамбул" на обороте выпущена, очевидно, к ее гастролям в 1908 году, когда на "Кармен" с Марией Гай ломился весь Киев.
Вот выдержки из книги С.Ю. Левика «Записки оперного певца» (http://aca-music.ru/chetvert-veka-v-opere-levik/s-yu-levik-chetvert-veka-v-opere/)
«Мне представляется, что до появления в «Кармен» Марии Гай на сцене бытовали два типа исполнительниц этой партии. Один сохранял традиции первого исполнения: Кармен — несколько офранцуженная, жеманная кокетка, которая в последнем акте не столько из чувства непреодолимой страсти, сколько из женской гордости идет на смерть за свою любовь. Другие исполнительницы давали несколько более экзотичный тип, более страстный, но в пределах оперной условности остававшийся все же приподнято-поэтическим.
Мария Гай, по-своему объединив Бизе с Мериме, прежде всего «опустилась» до бытовизма наглой уличной цыганки. И потому она по-разному относится к своим любовникам. В Хозе она видит своего брата-простолюдина. Смело и без особой скромности она, что называется, «берет его на абордаж» с первой минуты встречи и, заигрывая, увлекает за собой.
Технически это делалось блестяще и все время как бы невзначай, поэтому ее кокетство отнюдь не выходило за пределы эстетических требований, точнее — не становилось непристойным. Последнего не удавалось избежать ее многочисленным подражательницам, и потребовалось немало времени, чтобы этот «дух» был вытравлен со сцены.
Совсем иначе, чем с Хозе, гораздо сдержаннее и тоньше Кармен — Гай держала себя с Эскамильо. В ее глазах он был барином, важной персоной, и ее кокетство соответственно принимало более тонкие формы.
Не блистая красотой, Мария Гай обладала очень выразительными глазами и хорошей мимикой. Связь между мимикой и тембрами ее звучного и полнокровного голоса с глубокими контральтовыми низами была весьма органична. Четкая дикция и огромный сценический темперамент целиком подчинялись ее художественному интеллекту. Но некоторые детали ее сценического поведения все же граничили с натурализмом.
Так, например, в первой сцене с Хозе она вначале использует то откровенно ласкающий тембр голоса, то капризно-носовой, то кокетливый, заигрывающий, как бы нащупывающий почву. Но в «Сегедилье» — вся душа нараспашку: я красива, я хоть и торгую собой, но я умею любить. Лицо делается наглым, откровенно зазывным. Слушатель может быть в театре в первый раз, он может не знать оперы, языка, на котором Гай поет свою партию, может сидеть с закрытыми глазами — по одним краскам голоса он безошибочно поймет, о чем поет певица: малейший оттенок чувства распутницы отражается в тембре. И когда зритель, открыв глаза, взглянет на Гай, как будто спокойно сидящую на сигарном ящике, он увидит огнедышащий вулкан… Обнять, привлечь к себе Хозе Кармен не может — у нее связаны руки, но его притягивает неистовая страсть ее пения, ее горящий взгляд. И будь на сцене равнодушный шестипудовый обладатель замечательного голоса Скампини — мастер путать все мизансцены — или опытный, но поющий без репетиции Н. А. Большаков,—все равно Хозе от этого магнита не уйдет. Рискуя наказанием, он против воли устремится к коварной соблазнительнице и развяжет ей руки. У нее в глазах неистовой радостью сверкнет такой торжествующий огонь, который опалит Хозе и зажжет в нем страсть на всю жизнь. И не только у него, у всех дрогнет сердце — у суфлера в будке, у осветителя, у сценариуса, забывающего сигналить кому нужно.
В харьковском театре, только что перестроенном из цирка, нет кулис, из которых я мог бы наблюдать за сценой, да еще с записной книжкой в руках, и я примащиваюсь в тесной суфлерской будке. Суфлер бессознательно отодвигается и как бы про себя шепчет: «Немыслимо!» — «Что — немыслимо?» — спрашиваю я. — «Сейчас увидите… Немыслимо выдержать! — шепчет он. — Смотрите, смотрите!»… Это Гай встала; вся ее фигура говорит: «Признай, что я неотразима!»
Когда Хозе пел романс о цветке, Гай вначале отворачивалась: не хочу, мол, слушать. Но после первых же слов, как бы озадаченная искренностью Хозе, Кармен резко поворачивалась в его сторону, внимательно прислушиваясь и приглядываясь, хотя в то же время различными жестами и ужимками она старалась выказать ему свое презрение. Она рывком подымала юбку, выдергивала застрявший в чулке под подвязкой ярко-желтый плавок, сморкалась трубногласным звуком и, неожиданно заинтересованная волнением Хозе, совала платок обратно под чулок. Затем с деланно беззаботным видом, но, судя по огонькам в глазах, явно взволнованная, ела апельсин, швыряя кожуру в сторону Хозе, и т. д. Однако его признание действовало на нее и постепенно смягчало ее сердце, а заодно меняло и ее поведение. К концу арии Хозе Кармен — Гай как бы приходила к выводу: «Нет, парень хороший! Он любит по-настоящему…»
Читатель скажет: натурализм! Несомненно, но натурализм, исторгаемый самым искренним вдохновением и потому не раздражающий. На отыгрыше Кармен успокаивающим жестом усаживала Хозе на стол. Слова «Нет, не любишь ты» Гай еще произносила как бы враждебным тоном, но скоро голос ее терял жесткость, и со слов «Туда, туда, в родные горы» певица отбрасывала арсенал актерских средств и переходила на «чистое пение. Голос звучал, как необыкновенно певучая виолончель, и трудно вспомнить другую Кармен, в пении которой было бы столько страстного призыва. Это признавали и многие рецензенты.
Мария Гай, мне кажется, обладала необыкновенным дыханием. «Цыганскую песню» она пела в невероятно быстром темпе. В конце ее она вихрем взносилась на стол — даже незаметно было, пользовалась ли она каким-нибудь трамплином, и кружилась там в таком исступлении, что после этого, казалось, ей не удастся спеть ни одной фразы. Но, наблюдая за ней на близком расстоянии, я был поражен, до чего безнаказанно для ее пения проходила столь трудная мизансцена.
Гаданье на картах она проводила в чрезвычайно мрачных тонах. Ее сильнейшим оружием было все же само пение, поэтому в кантиленных местах, особенно в низком регистре, она и производила наиболее сильное впечатление. Чисто декламационные места у нее были гораздо банальнее, грубее, если не считать двух-трех фраз, вроде: «На, вот кольцо» или «Тебя я больше не люблю», произносившихся ею с большой драматической силой.»
Фотография из книги С.Ю.Левика "Записки оперного певца"
К сожалению, никаких записей Марии Гай в роли Кармен я не нашла, поэтому посчитала правильным, чтобы другой вокал тоже не звучал. Музыкальным сопровождением служат номера из "Кармен-сюиты" Ж.Бизе - Р.Щедрина в исполнении "Виртуозов Москвы".
Источники здесь: http://operanews.ru/dic-gay.html
http://mik-kiev.livejournal.com/70772.html
http://www.portal-credo.ru/site/?act=monitor&id=17685
http://www.persons-info.com/index.php?ptranslit=GA...248&pid=2962&p_tab=250
http://aca-music.ru/chetvert-veka-v-opere-levik/s-yu-levik-chetvert-veka-v-opere/