 
Лишь перед смертью человек
соображает, кончив путь,
что слишком короток наш век,
чтобы спешить куда-нибудь.
Весьма причудлив мир в конторах
от девяти и до шести;
бывают жопы, из которых
и ноги брезгуют расти.
У скряги прочные запоры,
у скряги темное окно,
у скряги вечные запоры -
он жаден даже на гавно
Блажен, кто искренне не слышит
своей души смятенный стон:
исполнен сил и счастлив он,
с годами падая все выше.
На безрассудства и оплошности
я рад пустить остаток дней,
но плещет море сытой пошлости
о берег старости моей.
Нельзя не злясь остаться прежним
урчаще булькающим брюхом,
когда соседствуешь с мятежным
смятенно мечущимся духом.
Слишком умных жизнь сама
чешет с двух боков:
горе им и от ума,
и от мудаков.
Чтобы плесень сытой скудости
не ползла цвести в твой дом
из пруда житейской мудрости
черпай только решетом.
"Где-то в небе для азарта
захмелясь из общей чаши,
бог и черт играют в карты,
ставя на кон судьбы наши".
Если Бог и черт играют
В карты, выпив в небесах,
Человек себя сам славит,
Чашу выбросив ко псам.
"К родине любовь у нас в избытке
теплится у каждого в груди,
лучше мы пропьем ее до нитки,
но врагу в обиду не дадим".
Мы себя, отчизну пропиваем
По бокалу, литру, по ведру.
Что не пропито, потом мы защищаем, -
Это русскому народу по нутру.
Безоблачная старость - это миф,
Поскольку наша память - ширь морская,
И к ночи начинается прилив,
Со дна обломки прошлого таская.
Всему ища вину вовне,
Я злился так, что лез из кожи,
А что вина всегда во мне,
Я догадался много позже.
Завел семью. Родились дети.
Скитаюсь в поисках монет.
Без женщин жить нельзя на свете,
А с ними - вовсе жизни нет.
Кичились майские красотки
Надменной грацией своей;
Дохнул октябрь - и стали тетки,
Тела давно минувших дней.
Мы варимся в странном компоте,
Где лгут за глаза и в глаза,
Где каждый в отдельности - против,
А вместе - решительно за.
Мы постигаем дно морское,
Легко летим за облака
И только с будничной тоскою
Не в силах справиться пока.
На безрассудства и оплошности
Я рад пустить остаток дней,
Но плещет море сытой пошлости
О берег старости моей.
Не брани меня, подруга,
Отвлекись от суеты,
Все и так едят друг друга,
А меня еще и ты.
Не в том беда, что серебро
Струится в бороде,
А в том беда, что бес в ребро
Не тычется нигде.
О том, что подлость заразительна
И через воздух размножается,
Известно всем, но утешительно,
Что ей не каждый заражается.
Суд земной и суд небесный
Вдруг окажутся похожи?
Как боюсь, когда воскресну,
Я увидеть те же рожи!
Не зря ли знанием бесполезным
Свой дух дремотный мы тревожим?
В тех, кто заглядывает в бездну,
Она заглядывает тоже..
Я чужд надменной укоризне.
Весьма прекрасна жизнь того,
Кто обретает смысл жизни
В напрасных поисках его
Нам непонятность ненавистна
в рулетке радостей и бед,
мы даже в смерти ищем смысла,
хотя его и в жизни нет
Кто понял жизни смысл и толк,
давно замкнулся и умолк
Мы тревожны, как зябкие зяблики,
жить уверенно нету в нас сил:
червь сомнения жил, видно, в яблоке,
что когда-то Адам надкусил
Счастье - что подвижны ум и тело,
что спешит удача за невзгодой,
счастье - осознание предела,
данное нам веком и природой.
Свобода - это право выбирать,
с душою лишь советуясь о плате,
что нам любить, за что нам умирать,
на что свою свечу нещадно тратить
Время льется, как вино,
сразу отовсюду,
но однажды видишь дно
и сдаешь посуду
Будущее вкус не портит мне,
Мне дрожать за будущее лень;
думать каждый день о черном дне
- значит делать черным каждый день.
В горячем споре равно жалко
и дурака, и мудреца,
поскольку истина как палка -
всегда имеет два конца
Свои черты, штрихи и блики
в душе у каждого и всякого,
но непостижимо разно лики,
мы одиноки одинаково.
Смешно, как люто гонит нас
в толкучку гомона и пира
боязнь остаться лишний раз
в пустыне собственного мира.
# Во всем, что видит или слышит,
предлог для грусти находя,
зануда нечто вроде крыши,
текущей даже без дождя.
На все происходящее гляжу
и думаю: огнем оно гори;
но слишком из себя не выхожу,
поскольку царство Божие внутри.
Прожив полвека день за днем
и поумнев со дня рождения,
теперь я легок на подъем
лишь для совместного падения.
Красив, умен, слегка сутул,
набит мировоззрением,
вчера в себя я заглянул
и вышел с омерзением
Мне моя брезгливость дорога,
мной руководящая давно:
даже чтобы плюнуть во врага,
я не набираю в рот гавно,
Что расти с какого-то момента
мы перестаем большая жалость:
мне, возможно, два лишь сантиметра
до благоразумия осталось.
За то, что смех во мне преобладает
над разумом средь жизненных баталий,
фортуна меня щедро награждает
обратной стороной своих медалей.
Женщиной славно от века
все, чем прекрасна семья;
женщина друг человека,
даже когда он свинья.
Мужчина хам, зануда, деспот,
мучитель, скряга и тупица;
чтоб это стало нам известно,
нам просто следует жениться.
Творец дал женскому лицу
способность перевоплотиться:
сперва мы вводим в дом овцу,
а после терпим от волчицы.
Съев пуды совместной каши
и года отдав борьбе,
всем хорошим в бабах наших
мы обязаны себе.
Не судьбы грядущей тучи,
не трясина будней низких,
нас всего сильнее мучит
недалекость наших близких.
Брожу ли я по уличному шуму,
ем кашу или моюсь по субботам,
я вдумчиво обдумываю думу:
за что меня считают идиотом?
Семья надежнейшее благо,
ладья в житейское ненастье,
и с ней сравнима только влага,
с которой легче это счастье.
Не брани меня, подруга,
отвлекись от суеты,
все и так едят друг друга,
а меня еще и ты.
Чтобы не дать угаснуть роду,
нам Богом послана жена,
а в баб чужих по ложке меду
вливает хитрый сатана,
Детьми к семье пригвождены,
мы бережем покой супруги;
ничто не стоит слез жены,
кроме объятия подруги.
Мое счастливое лицо
не разболтает ничего;
на пальце я ношу кольцо,
а шеей чувствую его.
Тому, что в семействе трещина,
всюду одна причина:
в жене пробудилась женщина,
в муже уснул мужчина.
Если днем осенним и ветреным
муж уходит, шаркая бодро,
треугольник зовут равнобедренным,
невзирая на разные бедра.
Был холост снились одалиски,
вакханки, шлюхи, гейши, киски;
теперь со мной живет жена,
а ночью снится тишина.
Цепям семьи во искупление
Бог даровал совокупление;
а холостые, скинув блузки,
имеют льготу без нагрузки.
Господь жесток. Зеленых неучей,
нас обращает в желтых он,
а стайку нежных тонких девочек
в толпу сварливых грузных жен.
Когда в семейьых шумных сварах
жена бывает не права,
об этом позже в мемуарах
скорбит прозревшая вдова.
Хвалите, бабы, мужиков:
мужик за похвалу
достанет месяц с облаков
и пыль сметет в углу.
Где стройность наших женщин?Годы тают,
и стать у них совсем уже не та;
зато при каждом шаге исполняют
они роскошный танец живота.
Семья театр, где не случайно
у всех народов и времен
вход облегченный чрезвычайно,
а выход сильно затруднен.
Бойся друга, а не врага
не враги нам ставят рога.
Наших женщин зря пугает слух
про мужских измен неотвратимость;
очень отвращает нас от шлюх
с ними говорить необходимость.
Век за веком слепые промашки
совершает мужчина, не думая,
что внутри обаятельной пташки
может жить крокодильша угрюмая.
Разбуженный светом, ожившим в окне,
я вновь натянул одеяло;
я прерванный сон об измене жене
хотел досмотреть до финала.
Вполне владеть своей женой и
управлять своим семейством
куда труднее, чем страной,
хотя и мельче по злодействам.
# Слой человека в нас чуть-чуть
наслоен зыбко и тревожно,
легко в скотину нас вернуть,
поднять обратно очень сложно.
# Годы вышли на медленный ужин
И приятно подумать
Что все-таки был
И кому-то был нужен
Игорь Губерман
# Ты бежала по темной аллее,
Где-то в самом аллеи конце,
Со следами удушья на шее
И былой красоты на лице
Землю женщина спасёт,
А мужчина дурью мается:
Нынче бабы могут всё,
Только многие стесняются.
|
|
|
|
|
|
