(историческая миниатюра Валентина Саввича Пикуля)
В апреле 1820 года древний ветер с Эгейского моря принёс к скалам Милоса французскую бригантину `Лашеврет'. Сонные греки смотрели с лодок, как, убрав паруса, матросы травят на глубину якорные канаты. С берега тянуло запахом роз и корицы да кричал петух за горою - в соседней деревне.
Два молодых офицера, лейтенант Матерер и поручик Дюмон Дарвиль сошли на нищую античную землю. Для начала они завернули в гаванскую таверну; трактирщик плеснул морякам в бокалы чёрного, как дёготь, местного вина.
- Французы, - спросил, - плывут, наверное, далеко?
- Груз для посольства, - отвечал Матерер, швыряя под стол кожуру апельсина. - Ещё три ночи, и будем в Константинополе...
Надсадно гудел церковный колокол. Неуютная земля покрывала горные склоны. Да зеленели вдали оливковые рощицы.
Нищета... тишь... убогость... Кричал петух.
- А что новенького? - спросил Дюмон Дарвиль у хозяина и облизнул губы, ставшие клейкими от вина.
- Год выпал спокойный, сударь. Только вот зимой треснула земля за горою. Как раз на пашне старого Кастро Буттониса, который чуть не упал с плугом в трещину. И что бы вы думали? Наш Буттонис упал прямо в объятия прекрасной Венеры...
Моряки заказали ещё вина, попросили поджарить рыбы.
- Ну-ка, хозяин, расскажите об этом подробнее...

* * *
Кастро Буттонис глядел из-под руки, как к его пашне издалека шагают два офицера, ветер с моря треплет и комкает их нежные шарфы. Но это были не турки, которых так боялся греческий крестьянин, и он успокоился.
- Мы пришли посмотреть, - сказал лейтенант Матерер, - где тут треснула у тебя земля зимою?
- О господа-французы, - разволновался крестьянин, - это такое несчастье для моей скромной пашни, эта трещина на ней. И всё виноват мой племянник. Он ещё молод, силы в нём много, и так сдуру налёг на соху...
- Нам некогда, старик, - пресёк его Дюмон Дарвиль.
Буттонис подвёл их к впадине, открывающей доступ в подземный склеп, и офицеры ловко спрыгнули вниз, как в трюм корабля. А там, под землёй, стоял беломраморный цоколь, на котором возвышались вдоль бёдер трепетные складки одежд.
Но только до пояса - бюста не было.
- А где же главное? - крикнул из-под земли Матерер.
- Пойдёмте со мной, добрые французы, - предложил старик.
Буттонис провёл их в свою хижину. Нет, он никого не хочет обманывать. Ему с сыном и племянником удалось перетащить к себе только верхнюю часть статуи. Знали бы господа офицеры, как это было тяжело.
- Мы несли её через пашню бережно. И часто отдыхали...
Средь нищенского убожества, обнажённая до пояса, стояла чудная женщина с лицом дивным, и офицеры быстро переглянулись - взглядами, в которых читались миллионы франков. Но крестьянин умел читать только свою пашню, а в людские глаза смотрел открыто и чисто.
- Продам... купите, - предложил он наивно.
Матерер, стараясь не выдать волнения, отсыпал из кошелька в сморщенную ладонь землепашца:
- На обратном пути в Марсель мы заберём богиню у тебя.
Буттонис перебрал на своей ладони монеты:
- Но священник говорит, что Венера за морями стоит дороже всего нашего Милоса с его виноградниками.
- Это лишь задаток! - не вытерпел Дюмон Дарвиль. - Мы обещаем вернуться и привезём денег сколько ни спросишь...
С вечера задул сильный ветер, но Матерер не брал паруса в спасительные рифы. Срезая фальшбортом клочья пены, `Лашеврет' влетел в гавань Константинополя, и два офицера появились на пороге посольства. Маркиз де Ривьер, страстный поклонник всего античного, едва успел дослушать их о небывалой находке - сразу дёрнул сонетку звонка, вызывая секретаря.
- Марсюллес, - возвестил он ему торжественно, - через полчаса Вы будете уже в море. Вот письмо к капитану посольской `Эстафеты', который да будет повиноваться Вам до тех пор, пока Венера с острова Милос не явится пред нами. В деньгах и пулях советую не скупиться... Ветра вам и удачи!
`Лашеврет' под командой Матерера больше никогда не вернулся в родной Марсель, пропав безвестно. А военная шхуна французского посольства `Эстафета' на всех парусах рванулась в сторону Милоса. Среди ночи остров замерцал точкой далёкого огня. Никто из команды не спал. Марсюллес уже зарядил пистолет пулей, а кошелёк хорошей дозой чистого золота.
Античный мир, прекрасно-строгий, вызывая восторги людей, понемногу открывал свои тайны, и на шхуне все - от юнги до дипломата - понимали, что эта ночь окупится потом благодарностью потомства.
Марсюллес, волнуясь, хлебнул коньяку из фляжки капитана.
- Пойдём напрямик, - сказал он, - чтобы не тащиться пешком от деревни до гавани... Видите, светит в хижине огонь?
- Ясно вижу! - ответил капитан, уже не глядя на картушку компаса; берег, блестя под луной острыми камнями, резко выступал в белой окантовке прибоя...
- Я вижу людей! - заголосил вдруг вахтенный с бака. - Они что-то тащат... белое-белое. И - корабль! Как божий день, я вижу прямо по носу турецкий корабль... с пушками!
Французы опоздали. В бухте уже стояла громадная военная фелюга. А по берегу, осиянные лунным светом, под тяжестью мрамора брели турецкие солдаты. И между ними, повисшая на верёвках, качалась Венера Милосская.
- Франция не простит нам, - задохнулся в гневе Марсюллес.
- Но что же делать? - обомлел капитан.
- Десанту по вельботам! - велел секретарь посольства. - Боевые патроны - в ружья, на вёсла - по два человека... Дорогой капитан, на всякий случай - прощайте!
Матросы гребли с такой яростью, что в дугу сгибались ясеневые вёсла. Турки подняли гвалт. Венеру они сбросили с верёвок. И, чтобы опередить французов, покатили её вниз по откосу, безжалостно уродуя тело богини.
- Бочка вина! - крикнул матросам Марсюллес. - Только гребите, гребите, гребите... именем Франции!
Он выстрелил в темноту. Затрещали в ответ пистоли.
Склонив штыки, десант французов бросился вперёд, но отступил перед свирепым блеском обнажённых ятаганов.
Венера прыгала по рытвинам - прямо в низину гавани.
- Что вы стоите? - закричал Марсюллес. - Две бочки вина. Честь и слава Франции - вперёд!
Матросы в кровавой схватке обрели для Франции верхнюю часть Венеры - самую вожделенную для глаза. Богиня лежала на спине, и белые холмы её груди безмятежно отражали сияние недоступных звёзд. А вокруг неё гремели выстрелы...
- Три бочки вина! - призывал Марсюллес на подвиг.
Но турки уже вкатили цоколь на свой баркас и, открыв прицельный огонь, быстро отгребали в сторону фелюги. А французы остались стоять на чёрных прибрежных камнях, среди которых блестели осколки паросского мрамора.
- Собрать все осколки, - распорядился Марсюллес. - Каждую пылинку благородства... Вечность мира - в этих обломках!
Бюст богини погрузили на корабль, и `Эстафета' стала нагонять турецкий парусник. Из-за борта высунулась пушка.
- Верните нам её голову, - озлобленно кричали турки.
- Лучше отдайте нам её зад, - отвечали французы.
Канонир прижал фитиль к запалу, и первое ядро с тихим шелестом нагнало турецкую фелюгу. Марсюллес схватился за виски:
- Вы с ума сошли! Если мы сейчас их потопим, мир уже никогда не увидит красоты в целости... О боже, нас проклянут в веках, и будут правы...
Турки с воинственными песнями натягивали драные паруса. Марсюллес сбежал по трапу в кают-компанию, где на диване покоилась богиня.
- Руки? - закричал в отчаянии. - Кто видел её руки?
Нет, никто из десанта не заметил на берегу рук Венеры...
Начались дипломатические осложнения (из-за рук).
- Но турки, - сказал маркиз де Ривьер, раздосадованный, - также отрицают наличие рук... Куда же делись руки?
Султан турецкий никогда не противился влиянию французского золота, а потому нижняя часть богини была им предоставлена в распоряжение Франции. Из двух половин, разрозненных враждой и завистью, Милосская Венера предстала в целости (но без рук). Мраморная красавица вскоре отплыла в Париж - маркиз де Ривьер приносил её в дар королю Людовику XVIII, который был напуган и растерялся от такого подарка.
- Спрячьте, спрячьте Венеру поскорее! - сказал король. - Ах, этот негодный маркиз... Пора бы уж ему знать, что королям не дарят ворованные вещи!
Людовик тщательно скрывал от мира похищение статуи с Милоса, но тайна проникла в печать, и королю ничего не оставалось делать, как выставить Венеру в Лувре - для всеобщего обозрения.
Так-то вот, в 1821 году Венера Милосская явилась перед взорами людей - во всей своей красоте.
Археологи и ценители изящного сразу же стали ломать себе головы в мучительных загадках. Кто автор? Какая же эпоха? Вы только посмотрите на этот сильный нос, на трактовку в уголках губ; какой крохотный и милый подбородок. А - шея, шея...
Пракситель? Фидий? Скопас? Ведь это же - доподлинно образец эллинистической красоты!
Но сразу же встал неразрешимый вопрос:
- Что держала в руке Венера?
И этот спор затянулся на половину столетия:
- Венера держала в руках щит, поставленный прямо перед собой, - говорили одни историки.
- Глупости! - возражали им. - Одною рукой она стыдливо прикрывала своё лоно, а вторая рука несла воинственное копьё.
- Вы ничего не поняли, профан, - раздался третий голос, не менее авторитетный. - Венера держала перед собой большое зеркало, в которое и разглядывала свою красоту.
- Ах, как вы неправы, дорогой маэстро! Венера с Милоса уже вышла из той эпохи, когда атрибутику её составлял круглый предмет. Нет, она делает отталкивающий жест стыдливости!
- Мой амфитрион, Вы сами не понимаете разгадку рук. Скорее, что сам создатель, в порыве недовольства, пожелал уничтожить своё создание. Он отбил ей руки, а потом... пожалел.
`Да, в самом деле, что же, наконец, держала в руке Венера, найденная на острове Милос греческим крестьянином по имени Кастро Буттонис?..'
Лувр манил людей. Все восхищались. Но подвергнуть богиню реставрации нечего было и думать, ибо не выяснен главный вопрос: руки! А безрукая Венера стояла под взглядами тысяч людей, вся в обворожительной красоте, и никто не мог разгадать её тайны...
* * *
Миновало полвека. Жюль Ферри, французский консул в Греции, приплыл в 1872 году на остров Милос. Так же тянуло с берега ароматом роз и корицы, так же плеснул ему трактирщик густого и чёрного вина.
- До деревни здесь далеко ли? - спросил Ферри, вращая стакан в липких пальцах.
- Да нет, сударь. Сразу за горой, Вы там сами увидите...
Ферри постучался в ветхую лачугу, которая совсем развалилась за эти прошедшие 52 года. Дверь тихо скрипнула.
Перед консулом стоял сын Кастро Буттониса, а на лавке лежал племянник - дряхлый, как и его брат.
Нищета сразила Ферри запахом луковой похлёбки и подгорелых в золе лепёшек. Нет, здесь ничто не изменилось...
- А вы хорошо помните Венеру? - спросил Ферри у крестьян.
Четыре землистых руки протянулись к нему:
- Сударь, мы тогда были ещё очень молоды, и мы бережно несли её от самой пашни... О, сейчас нам и себя не пронести так осторожно!
Ферри прицелился взглядом на пустой очаг бедняков.
- Ну, ладно. А кто из вас может вспомнить: что держала в руке Венера?
- Мы оба хорошо помним, - закивали в ответ крестьяне.
- Так что же... что?
- В руке у нашей красавицы было яблочко.
Ферри был поражён простотой разгадки. Даже не поверил:
- Неужели яблоко?
- Да, сударь, именно яблочко.
- А что держала её вторая рука? Или вы забыли?
Старики переглянулись.
- Сударь, - ответил один из Буттонисов, - мы не можем ручаться за других Венер, но наша, с острова Милоса, была целомудренной женщиной. И будьте покойны: её вторая ручка тоже не болталась без дела.
Жюль Ферри, вполне довольный, приподнял цилиндр:
- Желаю здоровья...
Он вышел из хижины. Вобрал в себя глоток свежего воздуха. Подъём в гору казался лёгок, как в детстве.
Итак, кажется, всё ясно...
- Хороший господин! - раздался за его спиной дребезжащий голос; это Буттонис-сын, опираясь на палку, ковылял за ним следом. - Остановитесь, пожалуйста...
Ферри подождал, когда он приблизится.
- Не обессудьте на просьбе, - сказал старик, потупив глаза в землю. - Но священник говорит, что наша Венера стала очень богатой дамой. И живёт теперь во дворце короля, какой нам и не снился. Это мы открыли её красоту, ковыряясь в грязной земле, и с тех пор мы бедны, как и тогда... ещё в юности. А ведь вот этими-то руками...
Ферри поспешно сунул старику монету:
- Хватит? - спросил насмешливо.
И, более не оглядываясь, дипломат торопливо зашагал в сторону близкого моря. Как и полвека назад, звонко кричал петух за горою...
С тех пор прошло немало лет. И до сего времени копают археологи землю острова Милоса - в чаянии найти, средь прочих сокровищ, и утерянные руки Венеры.
...Не так давно в нашей печати промелькнуло сообщение, что один бразильский миллионер за 35 000 долларов приобрёл руки Венеры Милосской... Только руки! При продаже с него взяли расписку, что три года он должен молчать о своей покупке. И три года счастливый обладатель рук Венеры хранил клятву. Когда же тайна рук обнаружилась, учёные-археологи заявили, что эти руки - чьи угодно, только не Венеры Милосской. Проще говоря, миллионера надули...
А мир уже настолько свыкся с безрукой Венерой с Милоса, что я иногда думаю:
- А может, и не надо ей рук?
* * *
Наверное, не все читатели останутся мною довольны, ибо я не рассказал о Венере Таврической, которая с давних пор служит украшением нашего Эрмитажа. Но повторять рассказ о её почти криминальном появлении на берегах Невы у меня нет желания, так как об этом уже не раз писалось.
Да, писали много. Вернее, даже не писали, а переписывали то, что было известно ранее, и все историки, словно сговорившись, дружно повторяли одну и ту же версию, вводя читателей в заблуждение. Долгое время считалось, что Пётр I попросту обменял статую Венеры на мощи святой Бригитты, которые он якобы заполучил как трофей при взятии Ревеля. Между тем, как недавно выяснилось, Пётр I никак не мог совершить столь выгодного обмена по той причине, что мощи святой Бригитты покоились в шведской Упсале, а Венера Таврическая досталась России потому, что Ватикан желал сделать приятное российскому императору, в величии которого Европа уже не сомневалась.
Несведущий читатель невольно задумается: если Венеру Милосскую нашли на острове Милосе, то Венеру Таврическую, надо полагать, отыскали в Тавриде, иначе говоря - в Крыму?
Увы, она была обнаружена в окрестностях Рима, где пролежала в земле тысячи лет. `Венус Пречистую' везли в особой коляске на пружинах, которые избавили её хрупкое тело от рискованных толчков на ухабах, и лишь весной 1721 года она явилась в Петербурге, где её с нетерпением ожидал император. Она была первой античной статуей, которую могли видеть русские, и я бы покривил душой, если бы сказал, что её встретили с небывалым восторгом...
Напротив! Был такой хороший художник Василий Кучумов, который на картине `Венус Пречистая' запечатлел момент явления статуи перед царём и его придворными. Сам-то Пётр I смотрит на неё в упор, очень решительно, но Екатерина затаила усмешку, многие отвернулись, а дамы прикрылись веерами, стыдясь глядеть на языческое откровение. Вот купаться в Москве-реке при всём честном народе в чём мама родила - это им не было стыдно, но видеть наготу женщины, воплощённую в мраморе, им, видите ли, стало зазорно!
Понимая, что не все одобрят появление Венеры на дорожках Летнего сада столицы, император указал поместить её в особом павильоне, а для охраны поставил часовых с ружьями.
- Чего разинулся? - покрикивали они прохожим. - Ступай дале, не твово ума дело... царское!
Часовые понадобились не зря. Люди старого закала нещадно бранили царя-антихриста, который, мол, тратит деньги на `голых девок, идолиц поганых'; проходя мимо павильона, староверы отплёвывались, крестясь, а иные даже швыряли в Венеру огрызки яблок и всякую нечисть, видя в языческой статуе нечто сатанинское, почти дьявольское наваждение - к соблазнам...
Шло время, Петра I не стало, отплясала своё весёлая Елизавет, о Венере вспомнила Екатерина II, которая и подарила её князю Потёмкину для убранства его Таврического дворца (почему и сама Венера стала именоваться `Таврической'). Но после смерти Потёмкина и Екатерины император Павел I подверг Таврический дворец нещадному погрому, желая обратить его в конюшни гвардии, и наша несчастная Венера долгое время находилась в забвении на складах гоф-интендантской (придворной) конторы, всеми забытая, окружённая вещами, далёкими от искусства.
О ней вспомнили лишь в 1827 году и отдали на реставрацию знаменитому скульптору Демут-Малиновскому. А в середине прошлого столетия Венеру торжественно внесли в здание Эрмитажа, где она красуется и поныне, сохранив своё прежнее название - Таврическая...
Свой короткий рассказ о двух прекрасных `сёстрах', Милосской и Таврической, я закончу отчасти неожиданно для читателя.
В пору душевного смятения и трагического надлома в жизни писатель Глеб Успенский, будучи в Париже, навестил Лувр и... надолго замер перед Венерой Милосской.
Встреча с нею стала для него целительной. `Это действительно такое лекарство, особенно её лицо, ото всего гадкого, что есть на душе, - что я даже не знаю, какое есть ещё другое?' - спрашивал он сам себя.
И произошло чудо: разом отпали душевные сомнения, жизнь заново осиялась волшебным светом, после чего Глеб Успенский выпрямился от былых невзгод, уверенный в себе и своих силах - как ещё никогда не бывал он уверен ранее.
Чудо, спросите вы меня? Да, чудо, отвечу я вам.
Потому-то он свою встречу с Венерой и запечатлел в очерке, который так и назвал: `Выпрямила'.
...Не будем же меркантильны, блуждая по залам музеев, стараясь по-обывательски угадать, сколько копеек или сколько миллионов рублей стоит тот или иной обломок человеческой древности.
Подлинное искусство оценивается не деньгами и тем более не стоимостью входного билета в музей.
Поверьте, оно способно изменить и улучшить наш бестолковый мир, в котором мы, грешные, ещё живы; именно шедевры искусства способны `выпрямить' и всех нас, населяющих этот мир, чтобы мы стали чище, возвышеннее и благороднее...
Всего доброго, мой милейший читатель. До встречи в Эрмитаже, а может, даже и в Лувре. Уверен, что многим из нас необходимо `выпрямиться'.