Сегодня мы публикуем совершенно необычную статью. Дело не только в авторстве, хотя ироничная публицистика в исполнении мэра, крупного политика и хозяйственника, - уже вещь интересная, нетривиальная. Но ещё более оригинальным является содержание этой работы, которая представляет собой слегка отредактированную лекцию Ю.М.Лужкова для студентов одного из вузов. Никто из журналистов в текст не вмешивался.
Как признался сам автор, его давно занимала, с одной стороны, удивительная, полная парадоксов логика нашей жизни, а с другой - очень подходящие ко многим её проявлениям так называемые `законы Паркинсона'. Нет смысла пересказывать содержание лекции - вы можете прочесть её в этом номере газеты на 7 - 8-й страницах. Но хотелось бы подчеркнуть главное: за почти анекдотическими формулами и наблюдениями - реальная картина нашего бытия, нашей, с позволения сказать, экономики, политики, психологии.
Был большой соблазн попросить автора добавить к тексту что-то из позитивной программы, из актуальных событий последних дней. Но мы решили не ломать оригинальную ткань лекции, не превращать её в политагитку, в комментарий к отставке правительства, импичменту и прочим подробностям жизни.
Ведь все эти подробности и частности суть продолжение общих свойств национального характера, традиций, а также той парадоксальной логики, которую и стремился раскрыть в своей работе Ю.М.Лужков.
Что же до актуальных оценок и политических программ, до полемики о том, как в конце концов обустроить Россию, - это всё говорится в речах и интервью чуть не ежедневно. Московский мэр вообще слывёт человеком, открытым для прессы, для общения. Но, может быть, прочтя нашу сегодняшнюю публикацию, вы узнаете Юрия Михайловича с несколько необычной стороны...
Шод Муладжанов. `Московская правда'. 14.5.1999


Дорогие друзья! Тема моей лекции несколько необычна. Сейчас всюду принято говорить о кризисе, межпартийной борьбе, будущих выборах. Мы же будем говорить о законах Паркинсона. Прошу не путать с `болезнью Паркинсона' - это совершенно другой Паркинсон.
Что же заставляет именно сейчас, в наше нервное время, обращаться к этой теме? Да всё то же, о чем я дал себе слово не упоминать: кризис, неудачи реформ и прочие актуальные неприятности. А точнее, поиски причин того невыносимого факта, что уже более десяти лет идёт в России процесс преобразований, и чем дальше, тем, как в сказке, страшней.
Ну, во-первых, мы явно недооценивали, сколь глубока (а главное, широка - имея в виду любителей перепрыгивать) пропасть между системами.
Во-вторых, что называется, субъективные факторы. Нам явно не повезло с архитекторами преобразований и прорабами реформ. О них в другой раз.
Но есть третья причина, всё чаще обсуждаемая в последнее время. А так ли уж верно представляли себе наши прорабы и капитаны, куда именно плыть и что строить? Согласитесь: после августовского обвала несколько размылся образ цели. То, что казалось столь безусловным реформаторам первого призыва, уже не кажется таковым.
История недавних финансовых кризисов поставила жирный крест на многих дискуссиях. Она доказала, так сказать, экспериментально, что нет единого шаблона `нормальной экономики'. Нет универсального рецепта, пригодного для всех стран. Одни и те же принципы и программы приводят к разным результатам в Японии, Германии, Корее, Индонезии и Латинской Америке.
Что уж говорить о России! Тут вообще все разводят руками. Наши бравые радикал-реформаторы исходили из постулата, что `не надо ничего придумывать', что `дважды два четыре и здесь, и в Париже', как любил повторять один краткосрочный премьер. С бесшабашной настойчивостью эти ретивые молодые люди копировали один к одному всё, что чуждо местной хозяйственной традиции, исторически сложившимся навыкам экономического мышления и поведения... И вот результат.
Они так и не сумели ответить на один упрямый вопрос. Если всюду одни и те же законы, то что же тогда управляет той `порчей', которая перекраивает до неузнаваемости благие намерения реформаторов? Чья, так сказать, `злая воля' расстраивает все их программы и планы?
Вместо того чтобы признать простую истину - что неудачи реформ есть закономерный результат небрежного отношения к российским реалиям, стали винить страну и её народ. Дошло до утверждений, что `эта неправильная страна' не имеет права на существование, только вредит миру, что её удел - быть `чёрной дырой', превратиться `в мировой отстойник', из которого, по мнению одного из недавних приватизаторов, вынуждены будут уехать все мыслящие люди...
И ведь что странно. Весь мир сегодня стремится к плюрализму. Хвалёная западная политкорректность уравнивает белых, чёрных, голубых, неразвитых и неполноценных. Уже нет в современном словаре даже такого понятия, как `примитивные народы'. Любой абориген наделяется правом жить в своём достоинстве согласно собственным представлениям. Только `русские' осуждаются как `неправильные', только россияне не имеют права строить жизнь по собственной мерке.
Между тем пора бы спросить: а так ли уж универсальны предлагаемые нам общезначимые эталоны? Разве не показал Макс Вебер в своей `Протестантской этике', насколько жёстко был обусловлен европейский капитализм определённым типом ментальности? Разве в самом устройстве навязываемых нам универсальных эталонов не зашифрована вся история, этика и традиции гражданского общества западного типа?
Мне как-то попались мемуары немецких военачальников времён Отечественной войны. Многие из них видели причину своего поражения как раз в недопонимании `загадочного русского характера'. Если мы хотим избежать судьбы фашистских генералов, не пора ли и нам наконец учесть собственный опыт и попытаться понять, как влияет, как воздействует наш менталитет на экономическое поведение, деловую и трудовую этику россиян. Без этой аналитической работы мы не сможем решить главной задачи - построения российского варианта высокопродуктивного, процветающего общества.
Что же это за менталитет такой, как заставить его служить процветанию России? Как осмыслить фундаментальные особенности деловой и трудовой этики россиян?
Попыток таких было множество. Почти каждый отечественный мыслитель, не говоря уже об иноземцах, пытался дать своё описание. Упражняться в этом - и сейчас излюбленное занятие россиян, причём не только за письменным столом, но и за обеденным. Думаю, что каждый из вас, сидящих в зале, имеет в запасе парочку остроумных наблюдений и с удовольствием поделился бы ими с аудиторией.
Так что не будем претендовать на лавры Чаадаева и Кюстина. Тем более Тютчева с его знаменитым `Умом Россию не понять...' Это, конечно, лучшая строчка. Впрочем, в наше время тут же вспоминается другая: `Давно пора, ...три точки... мать, умом Россию понимать'. Это Губерман. Конечно, большой грубиян, использует свободу слова далеко не бесспорным образом. Но сама мысль правильная. По крайней мере для нас. Кто берётся за реформирование российской социально-экономической системы, обязательно должен понимать умом! Познавать именно нашу, `российскую ментальность' (извините за словосочетание, но нет русского эквивалента), а не выдуманного человека, как делали квази-реформаторы, представляя себе вместо реального россиянина какую-то абстрактную, скроенную по западному образцу модель.
Поскольку я приглашаю вас участвовать в этой работе, то хочу сразу оговорить: речь отнюдь не идёт об особенностях русских как нации. То, что нас интересует, не имеет отношения ни к русофобии, ни к русофильству. Те деловые и трудовые навыки, которые будут предметом нашего изучения, в равной мере проявляют в России и евреи, и чеченцы, и немцы. И наоборот, приезжая на Запад, именно русские часто проявляют способность встраиваться в иную систему, меняются так, словно те качества, которые проявлялись на родине, были не личностными, а наносными. А это значит, что речь идёт не об этнических стереотипах, а скорее о свойствах среды, социального целого, того пространства, где люди более тысячи лет были по сути принадлежностью государства, и это воздействовало на их деловые и трудовые навыки.
Итак, повторяем постановку задачи. Вопрос, который неизбежно встаёт сегодня перед любым управленцем, таков: есть ли у нас национальные особенности (в широком смысле), которые надо учитывать при выборе стратегии хозяйственных преобразований? Или мы такие же, как все, только хуже? Как немцы, только склонны к пьянству? Как американцы, только не способны к инициативе? Как японцы, только не умеем работать?
Это почему важно. Если мы такие же, как все, только испорчены социализмом, - тогда правомерна идея неолибералов брать всё на Западе. А народ пусть меняется, это его проблема. Если же особенности есть, причём важные, тогда в методике прямого копирования можно видеть одну из причин неудачи реформ.
Как же нам подступиться к этой задаче - имею в виду не философов и публицистов, а нас с вами, нынешних и будущих управленцев. Как понимать Россию умом и с умом использовать это понимание, обновляя в соответствии с ним управленческие технологии?
Тут-то и вспоминается знаменитый `закон Паркинсона'. А следом за ним `принцип Питера', `закон Мэрфи' и вся вылившаяся из них традиция управленческого фольклора, которой Паркинсон дал имя подобно тому, как классическая физика называется ньютоновской, а астрономия коперниканской.
Не знаю, как и когда вы читали знаменитый труд Паркинсона. Я - когда ещё был студентом. Не книжку, конечно, а какую-то слепую копию на пишущей машинке. Тогда это было в порядке вещей, называлось `самиздат'. Давали друг другу `на ночь'. В течение той ночи я трижды перечитал текст и запомнил на всю жизнь. Он, можно сказать, изменил мою жизнь, дал новый взгляд, угол зрения на ситуации, с которыми сталкивался почти ежедневно, но не знал, что они вообще поддаются осмыслению.
По какой-то неведомой причине эти юморные законы, открытые `где-то там', оказались адекватны именно нашей ситуации. Больше того: то, что `у них, там' - лишь хохмочки на фоне общей рациональной обустроенности жизни, у нас - привычная повседневность. Так что если уж нам непременно надо заимствовать управленческие теории с Запада, то в первую очередь не Хайека с Фридманом, как бы они ни были хороши, а прежде всего Паркинсона. А их - уже потом.
Оглядитесь вокруг, почитайте газеты, посмотрите телик и скажите - на что больше похожи результаты применения теорий монетаристов, на их предсказания или на этот вот постулат:
`Всё, что может испортиться, портится. Что не может испортиться, портится тоже'.
Да мы каждый день получаем ему подтверждение!
А разве либеральные преобразования в наших условиях не приводят к забавной формуле: `Предоставленные самим себе, события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему'? Могу точно сказать: все московские достижения последнего времени были основаны на противодействии этой всепроникающей аксиоме.
Назвав подобные иронические наблюдения `законами', Паркинсон сделал нечто очень важное. Ведь, вообще говоря, многие русские пословицы - постулаты того же порядка. `Тише едешь, дальше будешь' - разве не аксиома из сборника Мэрфи? Переформулируйте на научном жаргоне и можете вставлять в книгу. А `Работа не волк, в лес не убежит' - разве не закон, только в образной форме? Но в том-то и дело, что народные пословицы имеют иную стилистику, они рождены в крестьянской среде и работали там. А законы Паркинсона соответствуют миру науки и современной хозяйственной практики. Сформулированные с игровой серьёзностью, они оказываются сродни самой технике управленческой деятельности.
Хотите пример? На прошлой неделе мы смотрели проекты. К сожалению, слабые. Я расстроился, но молчу, не встреваю, чтобы не сбить настроения проектировщиков. Потом говорю: `Знаете, есть такой закон: Произведение мысли на бетон - величина постоянная?' Они вначале задумались, смолкли, а после заулыбались и как-то сразу всё поняли. Стали шуметь, предлагать варианты, причём даже с энтузиазмом.
Тут что важно. Для нас, практиков, подобного рода ирония - не просто интеллектуальное удовольствие. Для эстрады можно бы сочинить посмешнее. Но нам эти `законы' нужны в конкретной хозяйственной ситуации, где бетон с лёгкостью заменяется на металл, а смысл остаётся: когда мысли много, решение элегантно, мысли мало - материальные затраты громадны.
Сегодня я приглашаю вас к работе над сводом законов `Паркинсона по-русски'. В этой работе большое раздолье для остроумия. Но надо себя как-то сдерживать, ибо смысл не в смехе, а в функции. Нам нужны такие формулировки, ёмкие и запоминающиеся, которые помогали бы лучше понять, на какой результат мы можем рассчитывать, применяя те или иные управленческие технологии. Сейчас поясню.
Вспомним, как появился закон Мэрфи. Его автором был вовсе не юморист, как вы знаете, а простой инженер и, судя по всему, большой зануда. Иначе бы его не впечатлило, что аппарат собрали неправильно. Подумаешь, какое дело. Таких случаев тысячи. Но только Эд Мэрфи стал ходить и ко всем приставать: `Знаете, если есть возможность собрать неправильно, то обязательно соберут неправильно'. И до того надоел, что руководитель работ а конце концов признался журналистам: `Своими успехами мы обязаны преодолению закона Мэрфи'. Вот ключевое слово: преодолению. В нём вся суть новой управленческой технологии. Мы должны сформулировать такие законы, которые помогли бы предусматривать искажения результата ещё на стадии постановки задач.


Вы, вероятно, помните анекдот: на одном российском заводе стали делать мясорубки, ложки, плошки и прочую бытовую продукцию. Но что бы ни делали, получался автомат Калашникова.
Тут самое смешное то, что всё это правда. Помню, мы занимались проектированием приборов аналитического контроля для химической промышленности. Мой сотрудник Николай Яковлевич Феста всё время ездил в Тулу. Там строился наш филиал. Как-то приезжает и говорит: `Знаете, Юрий Михайлович, что удивительно: что все приборы, все датчики, которые там проектируются, похожи на затвор автомата. Просто диву даёшься: конечная конфигурация любого прибора, независимо от функции - полная копия затвора'. Поехал, смотрю - точно! И сформулировал для себя этот `закон затвора'. Поначалу он так и назывался.
Это самый универсальный из русского свода законов Паркинсона. Свою классическую формулировку он, конечно, нашёл в словах нашего экс-премьера `хотели как лучше, а получилось как всегда'. Соревноваться с этой формулой теперь уже бессмысленно. Она вошла в золотой фонд российского управленческого фольклора. Её можно выбивать на фронтонах правительственных зданий. Она занимает сегодня первое место по частоте цитирования. А это свидетельствует, что работа по формулированию законов Паркинсона уже началась. Правда, пока ещё она стихийна: у прежних руководителей такие фразы просто срывались с языка, журналистам приходилось подхватывать и тиражировать их. Теперь с вашей помощью мы должны сделать так, чтобы подобные истины стали фактом поголовной грамотности, вошли в школьные учебники. Ибо, как говорится, незнание закона не освобождает от ответственности. А уж смешного - тем более.
Ярче всего `закон затвора' проявляет своё действие, когда мы берём заёмные образцы. Делаем один к одному, а получается нечто такое, от чего иностранцы просто балдеют. Говорят, никогда такого не видели. А мы и понять не можем: кажется, просто не отличишь. Например, вот сейчас с системой налогов. Брали лучшие образцы, а нам говорят, нигде в мире такого нет. Так было всегда в русской истории. И после петровских реформ, и после социалистической революции (Маркс ведь не то имел в виду). Да и теперь: чем больше капитализма и `рынка' по рецептам Фридмана и МВФ, тем больше российского феодализма на деле. Всё то же соединение, тот же рисунок, тот же `затвор'.
Как с этим быть, что делать? Неужели отказываться от свободной экономики только потому, что не знаем, как к ней перейти? Нет, конечно.
Но если мы поймём, как система функционирует, используя квазирыночные одежды как маскировку, то, вероятно, научимся с ней управляться. Ведь и при Брежневе власти блефовали, делая вид, что у нас плановое хозяйство, `не замечая' ни чёрного рынка, ни общего воровства, ни других прелестей народной хозяйственной самодеятельности. Они будто не знали, что выполнить план можно было лишь по принципу `не подмажешь - не поедешь', что приходится задействовать неформальные связи, тайный бартер и так далее. Планирование лишь прикрывало систему, как панцирь черепаху. И тот факт, что сегодня его место заняла рыночная структура, все эти `транши', `биржи', `брокеры' и `менеджеры', в самом устройстве, по сути, мало что изменило. Оно всё ещё держится на внеэкономических механизмах даже в большей степени, чем советская экономика. На механизмах почти феодальных. Где главенствуют межличностные договорённости и общее умолчание по поводу всем известных способов ведения дел. А под этим молчаливым всеобщим сговором кристаллизуется неопознанная система (я её называю `блефономикой', но это тема отдельной лекции), которая есть не просто уродливое отклонение от `правильной' рыночной модели, а нечто закономерное - в паркинсоновском, разумеется, смысле. Та же история, та же традиция, тот же `затвор'.


У меня был водитель, честный малый, работал со мной давно. Однажды едем с работы вечером, он говорит: `Сегодня спать не буду'. - `Это почему же?' - `Да так... У меня вообще-то бывает бессонница. Но знаете, я заметил: если за весь день не нарушу правил уличного движения, ни за что не усну!'
Поверьте, я не мог его заподозрить в ненормальности. Это был абсолютно здоровый русский парень. Тогда же, помню, подумал: а можно ли себе представить западного, допустим, немца, который сказал бы такую фразу? Да он пустую улицу не перейдёт на красный свет! `Ты что же, - спрашиваю, - каждый день нарушаешь?' - `Ага. Не могу иначе. Но потом сплю'. Так в моей коллекции появился этот закон.
Мы все его знаем в разных интерпретациях. `Тащи с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость!' Если вы думаете, что это лишь современная поговорка, тогда загляните в Даля: `Тащи с казны что с пожару', `Казна на поживу дана'. А вот особенно задушевное: `Мы у матушки-России детки, она наша матка - её и сосём'.
Где тут корысть, где обычай? Можно ли вообще говорить о мелких хищениях в юридических терминах? Человек чувствует себя плохо, если что-нибудь не увёл с завода. Акционированного, приватизированного - неважно. Да и окружающие не поймут. Помню, в старом ещё Моссовете велись бесконечные споры с милицией: `Почему не боретесь с мелкими хищениями?' А они: `Юрий Михайлович, нельзя же всех пересажать!'
Недавно у нас выступал специалист по методике сбора налогов. `Главная трудность, - говорит, - не в том, что люди хотят уйти от налогов. Это есть во всём мире. А в том, что они получают от этого удовольствие'. Понимаете, в чём тут дело? Честнейший рабочий, который учит своих детей не воровать и сам никогда не возьмёт чужого, считает своим прямым делом обмануть государство, украсть с завода, не заплатить налоги. И главное, это не осуждается обществом. Потому что у нас двойной стандарт честности. По отношению к соседу одна философия, по отношению к государству, предприятию, вроде бы, их же собственному - другая. И государство знает об этом. Оно как бы закладывает необходимость нарушения законов в свои предписания. Кладёт чиновнику маленькую зарплату в расчёте, что он будет `кормиться'. Вводит налоги, которые немыслимо выплатить. Создаёт систему противоречивых законов, которые невозможно не нарушать.
К закону у нас относятся примерно как к валенкам. Мы его оцениваем с точки зрения удобства. Сама идея, что закон надо исполнять независимо ни от чего, в глубине души непонятна. А чего исполнять-то, если `Закон, что дышло - куды повернёшь, туды и вышло'? Когда неудобно, несправедливо, мы говорим: давайте изменим закон, его ведь люди писали! А людям свойственно ошибаться. И мы надеемся - нет, мы уверены, - что нас поймут.
В старину на Руси говорили: `Хоть бы все законы пропали, только бы люди правдой жили'. Вот она, наша идея, а помните, в пьесе Островского: `Мужики! - спрашивает барин, - вас как судить, по закону или по совести?' - `Суди по совести!' - отвечают мужики. То есть, по справедливости. Для них (да и для нас) это правильнее и понятнее.
Что это за традиция, как с ней быть? Не свидетельствует ли она о каком-то общем молчаливом сговоре против всякой власти? Может быть, власть и государство, каким бы способом их ни сформировали, изначально враждебны в нашей стране?
Я бы сказал так. Мы наблюдаем две тенденции, две склонности российского человека: потребность в вожде, царе, сильной верховной власти - и потребность обязательно эту власть обмануть. Это вещи взаимосвязанные, взаимодополняющие.
Идеальное состояние подобной системы - чтобы был царь, который плохо соображает, которого надо хвалить, опутывать, подсовывать разные кризисы, посылать в различные семёрки и восьмёрки и вообще всеми способами выводить из строя. Чтобы он за всё отвечал и не мог сообразить, что делает. А под крышей у этого царя (вождя, кумира) заниматься своими делами, не по закону, а по `понятиям', то есть, законам неписаным, которые воплощают единый принцип российского общежития: `живи и жить давай другим'.
Поскольку нас интересуют последствия всего этого для управления, мы должны дополнить список `российского Паркинсона' известным постулатом: `Строгость российских законов компенсируется необязательностью их исполнения'. Давайте в нём разберёмся.
Классический метод управления строится на том, что приказы исполняются более или менее точно. Он имеет массу преимуществ, этот метод, когда приказы разумные, но при некомпетентном управлении быстро разваливает систему. У нас работает иной принцип. Каждый отдельный приказ исполняется плохо, зато вся система в целом более устойчива. Потому что приспособилась к выживанию в условиях дурного управления. Помню, в шестидесятые годы Хрущёв обязал все колхозы сажать кукурузу. Если бы нечто такое случилось на Западе, где чиновник работает по классической схеме, последствия были бы катастрофическими. А тут - ничего. Все брали под козырёк, но никто и не думал относиться к приказу как к предписанию.
И сейчас, заметьте, мы выживаем по той же схеме. Когда наши неолибералы решили ввести в одночасье рынок, система отреагировала на них примерно как на ту кукурузу. Законы принимались мгновенно, в МВФ пошли отчёты, что у нас уже полный расцвет рыночной экономики - сплошная приватизация, биржи, банкротства, сорок бочек арестантов. А на деле и биржи - не биржи, и банкротства - лишь способ нового передела собственности. О таких понятиях, как `инфраструктура рынка', а тем более `этика', уже и не говорю.
Благодаря постулату `не нарушишь - не уснёшь' утопия в нашей стране легко преобразуется в реальность, меняясь при этом до полной неузнаваемости. И ни в каком МВФ никогда не поймут, что эта новая, преобразованная реальность не сводится лишь к криминалу и коррупции, как теперь пытаются представить дело, кидаясь в другую крайность. Она остаётся именно реальностью, то есть чем-то таким, что требует бережного с собой обращения, а главное, понимания.
Ибо власть, если она хочет что-то сделать в этой системе, должна прежде всего помнить, что имеет дело с особым `объектом управления', который много лет приучали не доверять никакой власти. И значит, её главная задача - прежде всего завоевать это доверие, чтобы вести общество... да, именно к рынку, куда же ещё.


Этот закон я сформулировал, когда впервые съездил на Запад. Меня поразило, что там, когда задаёшь человеку проблему, он сразу думает, как её решить. Конечно, по шаблону, по стандарту, без русской смекалки и выдумки. Но главное, у них установка - решить любой, даже самый сложный вопрос.
У нас веками воспитывалась другая философия. Если поставлена задача, надо найти мотивы, чтобы не решить её. И этому вовсе не мешает нынешний переход к рынку. `Невозможно' - самое сладкое слово в отечественном деловом лексиконе. Ты ещё не договорил, а тебе уже отвечают: `Нет, не получится'.
Почему, собственно? Ну, в верхних слоях понятно: там если ты решил проблему, то подвергаешь себя опасности. Кому-то может не понравиться. В языке это хорошо отражено: `не высовывайся', `что тебе, больше всех нужно?', `поперёд батьки в пекло' и прочее. Не решать, отказать под любым соусом ещё и полезно: вокруг тебя кто-то должен обязательно повращаться, быть может, `откатик' дать или ещё что приятное сделать. А ты показываешь, что большой начальник. Но, конечно, самый кайф - когда должность даёт возможность мешать кому-либо делать то, что тому позарез нужно, а мзду можно получить за то, чтобы перестать мешать.
Однако это чиновники, начальство, с ними как бы всё ясно. А вот почему закон `нет' работает в `реальном', как мы говорим, секторе? Хоть убей, не пойму.
Просто диву даёшься, наблюдая, сколько усилий готов тратить русский человек на дело, которым он не думает заниматься. Он к вам придёт, будет спрашивать, рассуждать, смотреть, примеривать. Но это вовсе не значит, что он готов решить вашу проблему. Он может потерять порой даже больше времени, чем потребовалось бы для выполнения дела. Однако, как говорится, здоровье дороже.
Закон `нет' настолько широк и многообразен в практике, что только о нём одном мы могли бы прочесть целую лекцию. Я думаю (хотя не могу всего этого понять до конца, настолько оно мне лично несвойственно), - думаю, дело тут вот в чём. Российский человек привык называть проблемами только неразрешимые проблемы. Вместо того, чтобы выделить первоочередные и приняться за их разрешение, он, как правило, поступает наоборот. Укрупняет вопрос, доводя до неразрешимости. Вы можете наблюдать это даже на бытовом уровне. Пригласите сантехника поправить гудящий кран, он тут же скажет: `Нет, невозможно. Нет прокладочки, винтика, крантика, и вообще надо ванну снимать!' Думаете, дело тут только в корысти - набить цену, получить лишнюю бутылку? Если бы так! Это мы себя тешим такими объяснениями, чтобы сохранить хоть какой-то порядок в голове. Глобализировать проблему и тем её угробить - первая и, главное, почти бессознательная реакция российского человека. Навык, культура, ритуал.
Между прочим, многие руководители, да и политики пользуются этим вполне сознательно. И что интересно - встречают всеобщее понимание и поддержку.
Меня такому приёму обучил когда-то всё тот же Николай Яковлевич Феста, о котором я уже упоминал. Тогда мы были заняты внедрением компьютерного контроля технологических процессов. Я споткнулся на аммиаке: производство опасное, компьютеры слабые. И решил пока придержать это дело. Так и сказал на совещании - мол, рано, я против. Никто меня не понял, решили: вот молодой ретроград. А Феста отвёл, помню, в сторону и прочёл целую лекцию: `Вы правы, но выступали неправильно. Надо было говорить наоборот: да, товарищи, это прекрасно. Компьютеры открывают гигантские перспективы. Им скоро можно будет поручить не только контроль, но и оптимизацию, информацию, управление. Давайте же прямо сейчас займёмся подготовкой этой гигантской программы... Вот если бы Вы так укрупнили проблему, все были бы `за', и дело умерло бы само собой'.


Речь идёт о российском способе принятия решений. Наука говорит: когда данных мало, а риск велик, есть два способа принятия решений. В первом случае (он называется `минимаксным') вы анализируете все возможные значения факторов неопределённости и принимаете решение, исходя из их наиболее неблагоприятного сочетания.
Во втором (он зовётся `минимизация риска') - учитываете вероятность тех или иных вариантов ситуации и действуете, так сказать, по математическому ожиданию.
Но в России существует третий способ, которого нам не приходилось встречать в серьёзных научных работах. Его можно ещё назвать `законом рискового оптимизма'. Решение ищется при ожидании наилучшего варианта реализации неопределённых факторов по принципу `Авось пронесёт!' Трудно даже оценить, как рискует человек, принимающий решения по такому алгоритму. До сих пор не подсчитано, сколько людей уже сложили головы из-за подобного способа действия. Но вспомним: и в семнадцатом, и в девяносто втором была принята именно эта методика.
`Русский человек на авось и взрос', говорит народная пословица, и нам понятно, о чём идёт речь. А вот ни на один язык это не переводится. Помню, в Америке я упомянул нечто подобное в лекции, так переводчица мучилась, мучилась (что-то вроде `maybe yes, maybe no'), а потом сказала: `Нет, всё равно не поймёте, это не для американцев'.
Не буду сейчас конкретизировать `закон авось' по отношению к трудовым и деловым навыкам. `Схватится, никуда не денется', `Сама поедет' - всё это безусловные кандидаты в российский свод законов Паркинсона.
Мы не любим продумывать последствия. `Русский на трёх сваях крепок - авось, небось да как-нибудь'. Даже в ситуациях бесконечных дефолтов и катаклизмов, на которые так щедра наша нынешняя жизнь.


Вы прекрасно знаете, о чём идёт речь: по этому принципу мы проводили национализацию в семнадцатом и приватизацию в девяносто втором. Причём, заметьте, делали это разные люди, почти ни в чём не согласные друг с другом. А почерк один и тот же. Значит, дело не в чём-то индивидуальном. Значит, и наши неолибералы - плоть от плоти народа, что бы ни думали, ни читали на импортных языках.
Французы уже 200 лет поют слова `до основанья, а затем...'* Но для них, как показывает практика, это всего лишь метафора, приглашение к тенденции. Для нас - нечто буквальное и неизбежное, как судьба.
* Ошибка: `Интернационал' был написан в 1871 году. Автор путает его с `Марсельезой'.
Ломать не строить - вот наш девиз. Все силы уходят на разрушение. На созидание не остаётся ни сил, ни организации. Сломать - это пожалуйста. Просить никого не надо. Никогда никто не торгуется. Где бы, когда бы ни возникала необходимость ломать, ещё не помню, чтобы встречал затруднения. Организация труда идеальная. Энтузиазм полный. Охотников хоть отбавляй. Даже проектировщиков обычно приходится за руку держать: все неровности сроют, ландшафт выровняют... Я спрашиваю: да чем же вам вон та горочка-то помешала, овражек какой хороший, давайте его используем. Нет. Основная тенденция: чтобы ничего не осталось. Пустое место. Каждый раз всё снова, с нуля.
Дальше начинаются трудности и варианты. Если задумали нечто глобальное, то готовы к подвигам, какие никому не снились. На единовременное усилие мы способны как никто. Повернуть реки вспять, это по-нашему. Понастроить огромные города на вечной мерзлоте, это пожалуйста. Поднять целину на миллионе гектаров (хотя на те же деньги можно было привести в порядок Нечерноземье) - нет проблем.
Или вот теперь: перевести страну из феодализма в постиндустриальное состояние одним махом. Не постепенно, а сразу. Разве это не наша черта - снова, одним прыжком перескочить от крайне централизованной советской экономики к самому крайнему варианту либеральной рыночной?
Всё вмиг и по волшебству. Я помню, как мы целину поднимали, был там, работал на тракторе. Казалось бы, гигантское дело. Значит, надо распланировать, разбить на этапы, каждый шаг проверять, чтобы корректировать следующий. Ничуть не бывало. Это нам скучно. Так мы не любим. Нас это не вдохновляет - решений повседневных, локальных, трудоёмких проблем. Так что хотя и надо было вставать в пять утра, трудиться, трактор чинить, но всё это как бы не имело прямого отношения к результату. Результат не накапливался, а магически получался. И потому вставать в пять и трактор держать в порядке - имело к делу такое же отношение, как варка костей к эффективности заговора.
Между прочим, при такой склонности скорость общественных процессов может быть существенно выше, чем в других странах. Согласно академику Понтрягину, оптимальное управление лежит на границе между `вперёд' и `назад'. В иной цивилизованной среде можно просто сказать человеку - иди по средней линии, но для российского характера это неправильно. Сейчас, здесь и сразу - вот наш способ. Затем в обратную сторону. Так сказать, метод противоречивых повышенных требований. Но он может сработать, если им пользоваться с умом и, главное, с ювелирной точностью.
Из этого закона много следствий, на которых я не буду останавливаться. Например, принцип манны небесной, то есть какой-то установки на всеобщее счастье с завтрашнего дня. Он проходит через весь фольклор и всю историю. Помните, в сказках: то щука попадётся в проруби и вмиг отвалит столько, что в других странах до пенсии не накопишь. То печка сама пироги печёт. А Иванушка или Емеля лежат на печи: либо царевна какая заморская влюбится, пусть хоть в виде лягушки. Либо рыбка золотая приплывёт и спросит: `Чего тебе надобно, старче?' Богатство с трудом напрямую никак не связано, мирским законам не подчиняется. Думаете, это сказки? А то, как мы бюджет обсуждаем, хотим, чтобы его кто-то нам вмиг наполнил, да так, чтобы налоги не платить, а расходы увеличивать - тоже сказки?


В России любят всё начинать. Как мэр я постоянно получаю приглашения на Первые съезды чего-нибудь нового. Второй, а тем более третий съезд - большая редкость.
У нас очень любят начала, но совершенно невозможно добиться, чтобы что-то было доведено до конца. Строители давно сформулировали свой закон Паркинсона: `Ремонт невозможно закончить, его можно только прекратить'.
В более общем виде этот закон для России звучит так: `95% работы выполнить можно. Последние пять - почти исключено'.
Словно какая-то чертовская сила не позволяет отработать вещь, доделать полностью. Хоть на немного, но не завершить. А ведь, как правило, именно эти последние пять процентов дают качество. Сейчас в связи с реанимацией московских автозаводов я внимательно изучил этот принцип. Закон `в общем и целом' действует безукоризненно. Не только по отношению к конечному результату. Нет, на каждом этапе, в любой детали что-то не дорабатывается, остаются мельчайшие недоделочки, невыверенности, шероховатости. Мы строим двигатель, по идее, не хуже немецкого, а вот нет какого-то умения `довести'.
Спрашиваю: ну кто вам мешает? И вижу: заводчанин не понимает. Кивает, соглашается, но то, о чём идёт речь, для него мелочь. Его взгляд говорит: `Шатун есть, поршень есть, кольца есть, блок-цилиндр есть - что тебе ещё нужно?' И дело не в квалификации (он может блоху подковать), не в технологической неграмотности, а в чём-то другом. В образе цели, основанном всё на том же непереводимом авось, небось да как-нибудь.
У меня когда-то была машина `Запорожец'. Мучился ужасно, движок разбирал ежемесячно. А как-то зимой на досуге решил сделать такую вещь: раскидал двигатель и вывесил все элементы. Смотрю, веса не сходятся. Подточил шатуны, поршни. Поставил на место, завёл. И был поражён. Двигатель шелестел почти неслышно, как швейная машинка `Зингер'. Кто мешал это сделать на заводе? Теперь мы знаем: мешало всеобщее действие этого закона.
Я всё время спрашиваю врачей: почему наши люди боятся делать операции здесь? Ведь есть уникальные хирурги. Где западный растеряется, привыкнув полагаться на приборы и отлаженную технологию, наш найдёт неожиданный выход, придумает, выкрутится, изобретёт. Почему: кто может, едет за границу, хотя там это всё гораздо дороже? Объясняют: да, хирург может сделать сложнейшую, остроумную операцию. А какая-нибудь сестричка своим уходом всё испортит. А то ещё дядя Вася с утреннего бодуна забудет зарядить баллон кислородом. Вот и весь расклад.
Россияне отдают предпочтение импульсной, напряжённейшей, находящейся на грани физических возможностей одноразовой уникальной работе по сравнению с повседневным однообразным, пусть даже более доходным и менее напряжённым трудом. Субботник для нас более приемлем, чем ежедневная уборка мусора.
Частным случаем всего этого можно считать `Закон времени'. Он очень похож на принцип Мескимена: Всегда не хватает времени сделать работу как следует, но на переделку время находится. Формула эта взята из сборника `Закон Мэрфи'. Казалось бы, принцип универсален. На деле есть кардинальная разница: то, что там - психология, у нас - культура.
Мы всё лепим как бы на время, на живую нитку - законы, дороги, пятиэтажки. Всё так, чтобы потом переделывать и чинить. Каждый раз заново, вместо того, чтобы один раз как следует.
`Акуля, Акуля, что шьёшь не оттуля? - Ничего, маменька, ещё пороть буду!' Думаю, только в России могла возникнуть такая присказка.
Можно и дальше формулировать законы нашей ментальности. Это невероятно увлекательное занятие.
Например, хотелось бы поподробнее рассказать о `Законе крайностей'. Он давно сформулирован в виде народных поговорок: `Пан или пропал', `Всё или ничего', `Либо петля надвое, либо шея прочь', `Полюбить, так королеву, проиграть так миллион', `Либо баба вдребезги, либо мужик пополам'. (Последнее - конечно, эвфемизм, но я не этнограф, чтобы цитировать народные выражения впрямую.)
Всё это - не какие-то древности из хрестоматии по русской словесности. Склонность к крайностям в суждениях и поступках - исконная наша черта, которую мне приходится контролировать и у себя, и у своих подчинённых. Решения, основанные на этом принципе, обладают повышенной убедительностью и получают всенародную поддержку. А это, надо сказать, большой соблазн.
Или, к примеру, закон, который я называю `И вечный бой...'. Закон постоянной борьбы. Согласно ему, мы ищем решение проблем в борьбе, а не в работе. Вместо того чтобы каждому на своём месте обустраивать нашу измученную страну (а мест на всех хватит), занимаются борьбой, поиском ведьм, обвиняют друг друга, устраивают войну компроматов с подслушками и подглядываниями в замочную скважину. `В борьбе обретёшь ты имя своё' - девиз не только политиков, но и многих из наших хозяйственников. Страну который год трясёт от всего этого.
У меня ещё тут много законов: `Закон зоны', `Закон баньки, или Лучший способ решить проблему'. К сожалению, нет времени на них останавливаться. Если захотите, поговорим в другой раз. Главный вывод уже ясен.
Сегодня все жалуются, что мы живём не по законам. А это неверно. Мы живём по законам. Но Паркинсона.


А теперь, друзья, ещё немного внимания. Давайте остановимся и подумаем, какова цель всей нашей работы.
Это, кстати, вообще полезно - воспитать у себя такую привычку. В своё время фирма IBM подарила мне сувенир: маленькую табличку с надписью `Думай!'. Поначалу я даже не обратил на неё внимания. Поставил на стол и забыл. Но со временем начал замечать, что эта `бессловесная тварь' как-то влияет на принятие решений. Она тут стоит, вроде бы незаметно, а что-то тебя теребит. Вдруг возвращаешь уже подписанные бумаги, начинаешь искать варианты. Очень полезная воспиталась привычка - останавливаться и видеть как бы со стороны.
Так вот, продолжим. Пока что всё, о чём выше шла речь, выглядит почти как сатира. `Они там' вроде нормальные, мы тут дурные, лежим на печи, ждём дефолта. Конечно, это прекрасно, уметь смеяться над собой, но лишь до определённых пределов. В конце концов дело идёт о том самом народе, который когда-то, живя в тяжелейших природных условиях, сумел подняться от разрушенного татаро-монголами конгломерата княжеств до уровня могучей державы, занявшей шестую часть земного шара и игравшей весьма значимую геополитическую роль. Речь идёт о народе, который уже почти в наши дни (во всяком случае, при моей жизни) в условиях жесточайшей войны сумел за несколько месяцев перебазировать промышленность за Урал, за два года довести годовое производство танков до 30 тысяч, а самолётов - до 40. Такой народ не может считаться заурядным.
А значит, проблема заключается в том, что Россия сегодня - страна не плохого народа, а плохого управления. Вот в чём загвоздка.
Вообще говоря, управление возможно только тогда, когда знаешь, какие последствия вызовет твоё управляющее воздействие. Когда, по пословице, что посеешь, то и пожнёшь. Если же мы попадаем в ситуацию, когда сеешь одно, а вырастает другое, то для руководителя это сумасшествие. Тут, как говорится, туши свет, сливай воду, отдавай концы.
Но разве не так мы живём сегодня? Принимаем меры, чтобы оживить производство, а в результате плодим `посредников'. Банкротим предприятие, а обогащаем чиновников. Регулируем налог, а стимулируем `чёрный нал'. И так во всём. Наука бессильна, рецепты не помогают, экспертные рекомендации работают с точностью до наоборот.
Ведь не дураки говорили: дайте рыночную свободу, всё будет как на Западе. Не в бреду же обещали: приватизируем, перестанут воровать. Не сумасшедшие советовали: раздайте всё частникам, рынок сам расставит на свои места. Нет, это были образованные, начитанные люди, знакомые с мировым опытом. Да и мир пришёл на помощь. Лучшие зарубежные консультанты приезжали примерять на нас классические модели. Эксперты МВФ жёстко контролировали все правительственные действия. И что же? Вместо финансовой стабилизации - невиданные доселе экономические и правовые чудеса. В смысле нарушения всех законов природы. Монетаризм без денег, структурная перестройка без инвестиций. А ещё все в долгах как в шелках.
Заметьте, я не беру сейчас тему преступности, уголовной приватизации, вывоза денег, сознательного обмана со стороны `консультантов'. Со всем этим надо бороться. Возвращать, пресекать, пересматривать. Ладно. Это понятно. Ну, а дальше-то, делать-то что? Всё снова наоборот? Как в той байке про садовода, у которого не росли овощи из-за сорняков. `На будущий год, - решил он, - посажу одни сорняки и пусть их душат овощи!' Примерно так предлагают и наши левые крайние... полузащитники... народа. На эту дорогу, конечно, сворачивать нельзя.
Итак, возвращаемся к табличке `Думай!'.
Классическая наука управления строится на идеях, восходящих ещё к Макиавелли, - как позитивное знание, кладезь секретов и рекомендаций. Если будешь поступать так-то и так-то, то добьёшься успеха. Откройте любой из ваших учебников по управлению - он полон советов. Там можно найти технологии, модели, графики, расчёты эффективности. Но все - по типовым ситуациям. Когда встречается отклонение, усилия направлены лишь на то, чтобы вернуть к норме. Классическая наука управления не предусматривает скривлённых, неправильных ситуаций, где отказывает сама идея причинно-следственной заданности. Всё рассчитано на идеальное состояние, стандарт, норматив.
Это, конечно, прекрасно, и вы должны изучать. Но вот незадача: для того, чтобы такие рациональные принципы действовали, нужно раньше вырастить систему, где они могут действовать. Где всё установлено и известно. Где нажмёшь тормоз - останавливаешься, крутишь руль - поворачиваешь, видишь сигнал - знаешь, что он значит. А меня учил водить машину старший брат Аркаша. Он говорил: `Видишь, впереди тот пентюх включил левый поворотник. Как думаешь, куда он повернёт - налево? Дурак! Будешь так думать, разобьёшь машину на следующем перекрёстке'. Сегодня нам нужна именно такая техника.
Специалисты могут делать скидки на местные особенности, но для них это лишь один из факторов. Всё равно, говорят они, азбука рынка непреложна: инвестиции, налоги, маркетинг. Что инвестиции пропадут по дороге, налоги не возьмёшь с `чёрного нала', а маркетинг разобьётся о мафию, в общие принципы не укладывается.
Однако ведь именно таковы сегодня свойства нашего российского экономического пространства. Здесь что-то случилось с самой идеей соблюдения правил. Не просматривается связь причин со следствиями. Раньше было ясно, что можно и чего нельзя, что будет и чего точно не будет. Была система норм и сдержек. Теперь - почти бессмысленное месиво, где невозможно применить рациональный позитивистский подход.
И вот тут-то мы снова возвращаемся к открытию сэра Сирила Норкота Паркинсона. Разумеется, закладывая свою великую традицию, он меньше всего думал, что совершает революцию в науке управления. На Западе и сейчас не могут согласиться с важностью его открытий. Там держат его как хохму, управленческий юмор и только в таком виде согласны почитать и славить. Паркинсон известен и у нас, и всюду как сатирик, автор памфлетов, предназначенных скорее забавлять публику, чем описывать нечто достойное серьёзного внимания.
На деле же речь идёт о принципе, перевернувшем классическую теорию управления и начавшем новый её виток. Он научил нас видеть объект не в нормативном, а в ироническом аспекте. С ним под видом `весёлой науки' в управление проникла важнейшая составляющая: он узаконил и внёс в число допустимых явления `неправильные', ненормальные, которые раньше мы могли только разоблачать. Благодаря такому взгляду ситуации, объявленные `неправильными', становятся пригодными к проживанию. Мы знаем, как в них действовать, чтобы жизнь продолжалась относительно нормально изо дня в день.
Закон Паркинсона - нечто аналогичное квантовой революции в физике. Если опустить необходимые оговорки, можно сказать так. Эти законы перечёркивают саму идею причин и следствий. Они введены `по принципу дополнительности', если воспользоваться выражением Нильса Бора. За ними скрыт иной строй мироздания, нерациональное устройство мира, в котором, как в Алисином Зазеркалье, правила меняются и никогда не известно, в какую игру мы играем сейчас.
В самом деле, спросим себя серьёзно: на каком научном законе основана народная мудрость `Пришла беда, открывай ворота'? Вопрос бессмыслен, речь не о причинах. Но ведь в жизни бывает только так.
Почему едва вы выбросили вещь, которая валялась много лет, она вам тут же понадобится? Тоже нет ответа. Но это `правило Ричарда' работает безотказно.
Ещё будучи директором, я всегда использовал закон Клипштейна: `Стабильность поставок обратно пропорциональна напряжённости графика'. И он никогда не подводил.
Или теорему Стокмайера: `Если кажется, что сделать легко, значит, будет трудно'. И правда. Иначе ни разу не было.
Что это за законы? Это законы не статистики, а ситуации. Не причин, а тенденций. Не физики, а судьбы. Но законы. Но другого уровня. Но работают. Но неизвестно почему. Но с железной закономерностью... Видите, я сам перешёл в логику Жванецкого: `...Но маленькие. Но по три'.
А как иначе об этом расскажешь, если сегодня в России мы живём в нелогичном мире и претендуем лишь на то, чтобы эта наша жизнь была признана такой же ценной, как любая другая. Просто потому, что она у нас единственная. Потому только, что тут живём.
Разумеется, наша цель - построить такую систему, где все свойства, привычки, традиции российского народа работали бы не в минус, а в плюс. Аналогичную задачу в своё время решали японцы, сейчас Китай очень эффективно демонстрирует свой вариант.
Естественно, надо построить систему, где всё работало бы само собой, почти без вмешательства власти, не отказывали передаточные механизмы, не подводили бы приводные ремни.
Сейчас для нашей темы важно другое. Эта будущая система не может родиться умозрительно, за рабочим столом именно потому, что мы имеем дело с неопознанными пока законами `Паркинсона по-русски'. А в условиях, когда система не устоялась, когда она ещё вся в разломах и отклонениях, работа руководителя меньше всего похожа на исполнение абстрактных методических предписаний. Управленец должен быть открыт, свободен от стереотипов, попадать в резонанс с `настроением' системы, В русском языке слово `система' имеет привкус чего-то бездушного, неживого, бесчеловечного. На деле это не так. Экономическая система - живая, она растёт, вбирая в себя людские навыки и нормы, отлаживаясь на ходу, проявляя характер, волю, упрямство. Задача руководителя - не рассматривать её как `объект управления', а чувствовать как партнёра. Реагировать именно на системные, а не частные симптомы и сигналы.
Не копировать чужое как `должное', не рисовать красивых картинок, не давать мёртвых рекомендаций, а на лету в каждом случае непредвзято формировать образ цели, траекторию и скорость движения к ней.
Вот что значит принцип приоритета управления над идеологическими постулатами. Мы постоянно наталкиваемся на ситуации, методически не прописанные: и то нельзя, и это. Ситуации патовые. Правил для них нет, чужие технологии взять нельзя, а решать надо сейчас, как говорится, `ad hoc'. Легче всего сказать: постойте, давайте подумаем, отложим, соберём материалы, рассчитаем эффект. А если эффект невычисляем? В этом случае традиционное управленческое мышление отступает, оно не может иметь дело с невычисляемыми эффектами. Да и ждать нельзя: ситуация изменится, пока будешь её изучать.
Кто-то сказал: наш мир хорош или плох настолько, насколько хороши или плохи наши решения. У нас мало времени. У нас мало денег. Но у нас есть огромное преимущество перед странами с вековыми рыночными устоями - отсутствие стереотипов. И я убеждён, что мы выиграем, если научимся предпринимать неординарные с точки зрения управления действия. Нужны только ум, воля и ещё одно: поиски нового хозяйственного стиля. Когда, зная, что бутерброд летит маслом вниз, человек поперёк всего, волевым усилием поворачивает тенденцию, изменяет её направленность. И тогда люди, оказавшись в этом волевом поле, начинают действовать. И спасают ситуацию вопреки всем мрачным прогнозам и рациональным выкладкам.
Знаете, на что похоже управление в переходное время? На переход через пропасть по проволоке: надо всё время двигаться. Как только остановишься, упадёшь.
Вот, в общем, и всё, что я хотел вам сказать. Моя идея очень проста и абсолютно оптимистична. Если мы будем знать, чего ждать при реализации наших решений, то это понимание даст нам возможность не только принимать правильные решения, но и продвигать их в жизнь, добиваясь желаемых результатов. Чего я вам желаю в вашей будущей работе, когда вы закончите этот прекрасный университет.