Ересь на соборе была осуждена и анафематствована, но никто из высокопоставленных московских еретиков не пострадал. Наказаны были лишь новгородцы, ранее бежавшие под покровительство великого князя. Они были выданы новгородскому владыке, и он подверг их своего рода гражданской казни, проведя по городу на конях, посаженными задом наперёд, в берестяных колпаках и с надписью на груди: «Се сатанино воинство». В конце экзекуции колпаки были сожжены прямо на головах осуждённых. В самом способе экзекуции современные исследователи видят влияние практики испанской инквизиции[21]. Однако после этого аутодафе осуждённые пошли не на костёр, как того требовал зарубежный опыт, а были разосланы по монастырям. На этом первый этап борьбы с ересью был завершён. Сам архиепископ Геннадий в подобных деяниях более не участвовал, предпочитая заниматься трудами просвещения.
Что же касается московских еретиков, возглавляемых думным дьяком Фёдором Курицыным, то положение их при дворе нисколько не пошатнулось, а наоборот, только усилилось. Привлечение к ереси невестки великого князя Елены Стефановнызначительно укрепило положение еретиков.
Борьба политических группировок вокруг великокняжеского трона поляризовало московское общество. Фактически образовались две политические партии. Одна из них группировалась вокруг вдовы умевшего в 1490 году Ивана Ивановича МолодогоЕлены Стефановны. Именно в окружении вдовой княгини оказались еретики. Другая группировка была связана со второй женой великого князя Софьей Палеолог, сохранившей свои связи с Римом[22]. Близок к окружению Софьи был и архиепископ Геннадий.
Разная была и внешнеполитическая ориентация. Если партия Елены Волошанки (дочери молдавского господаря Стефана Великого) энергично налаживала отношения со странами Центральной Европы и Крымом[23][24], то в окружении великой княжны больший интерес проявляли к католической Германской империи и Литве[25]. Именно дочь Софьи Елена Ивановна стала женой литовского короля Александра. Хлопотали о браке греки Траханиоты[26].
По убеждению И. Б. Грекова идеология ереси жидовствующих отражала «строго ориентированные международные контакты ведущих участников этого сложного идейно-политического течения»[27].
Кроме внешнеполитической направленности явна и другая составляющая, касающаяся внутренних отношений. Вокруг Софьи группируются сторонники боярских вольностей, в то время как еретики поддерживают идею жёсткой самодержавной власти. Партия, которую возглавляют жидовствующие, уже только по политическим причинам имеет антиклерикальную направленность. Отрицающие монашество вообще, жидовствующие выступают и против церковного землевладения. Близки к ним в вопросе монастырского землевладения монахи северных монастырей. В то время, как противная еретикам сторона, прежде всего идеолог крупного монастырского землевладения Иосиф Волоцкий, а также архиепископ Геннадий выступают за сохранение монастырских владений и усиления влияния церкви в общественных делах. Именно Волоцкий игумен писал впоследствии о возможности неповиновении неправедному государю, ибо «таковый царь не Божий слуга, но диавол, и не царь есть, но мучитель».
В итоге происходит видимая поляризация московской элиты, образование двух влиятельных политических партий. Одна из них, лидеры которой связаны с ересью, ориентирована на усиление великокняжеской власти, ослабление влияния церкви. Её внешнеполитические связи ориентированы на страны Юго-восточной Европы и Оттоманскую империю. Другая партия, связавшая свою политику с защитой Православия, склоняется к поддержке «старины» (в смысле сохранения высокого авторитета Церкви в политических делах и боярских вольностей) и ориентирована на сближение с западными, католическими странами.
Таким образом, сложился весьма сложный узел политических, идеологических и просто своекорыстных интересов, который не мог не привести к кровавой развязке. В деле жидовствующих переплелись разные и подчас несовместимые интересы.
В 1482 году в столицу венгерского королевства Буду для переговоров о московско-венгерском союзе[28] отправляется Фёдор Курицын. Из Буды московский посол возвращается с неким «угрином Мартынкой», который в дальнейшем будет играть определённую роль в формировании московской ереси. Именно в этой поездке, как считает архиепископ Геннадий, дьяк был обращён в ересь.
В 1483 заключён династический брак сына Ивана III Ивана Молодого и дочери Стефана Еленой. Михаил Олелькович, бывший ставленник короля Казимира на Новгород, в свите которого и обретался тот самый Схария, приходится двоюродным братом Елены Стефановны: их матери были сёстрами и происходили из тверского княжеского дома[29].
Великий князь практически на всём протяжении этой истории явно покровительствует еретикам. Правильно было бы предположить, что покровительственное отношение Ивана III к еретикам определяется политическими расчётами и другими государственными выгодами, связанными с кругом образованных, имеющих обширные политические связи еретиков. Не может не импонировать князю и идея об усилении авторитета великокняжеской власти и ослаблении влияния Церкви.
Единственный реальный политический успех, которого добились противники жидовствующих в этот период, было смещение митрополита Зосимы, которое последовало в октябре 1484 года. Курицын в это время в Москве отсутствовал.
История с объявившейся апостасией со всей очевидностью поставила вопрос о недопустимо низком уровне образованности не только мирян, но и клира. Прослойка образованных клириков и мирян оказалась весьма тонкой. Митрополит Макарий пишет о недопустимо низком уровне образования среди духовенства той поры: «Сами пастыри Церкви в большинстве едва умели читать и писать, и в кругу архипастырей встречались лица, которые не в состоянии были отвечать, сколько было евангелистов и подобное».
Архиепископ Геннадий, столкнувшись с книжностью жидовствующих, не смог найти в Софийском доме даже некоторых необходимых святоотеческих книг, в частности творения Афанасия Александрийского. С просьбой помочь ему в разрешении книжного вопроса он пишет ростовскому владыке Иосафу, в епархии которого находился тогда Кирило-Белозерский монастырь, известный своей библиотекой. Список книг очень пёстрый, в том числе Менандр, Логика, Дионисий Ареопагит, часть книг Ветхого Завета, книги противоеретической полемики. Другим способом изменить ситуацию была активная переводческая деятельность, которая развилась при святителе Геннадии в Новгороде. В первую очередь был сделан полный и систематический перевод Священного Писания на славянский язык. Геннадиева Библия стала первым полным изданием книг Ветхого и Нового Заветов на славянском языке. Делаются переводы и других книг, необходимых для полемики с еретиками. Примечательная особенность деятельности Геннадия, это отмечаемая многими авторами, в том числе и Георгием Флоровским, латинская её направленность. О. Георгий, вероятно не сильно преувеличивая, пишет: «При Геннадии мы наблюдаем целое движение латинского стиля». Включение второканонических книг сделаны по примеру латинской практики и переведены они с латыни. С латыни восполнены и необходимые переводы. Греческие книги при этой работе практически не употреблялись. С латыни переведена известная тогда книга Дурантия «Raionale ivinorum officiorum», для полемики с жидовствующими книги Николая Де-Лира и Самуила Евреина. И даже новую пасхалию Геннадий выписывает из Рима. Вероятно с латыни переведено и «Слово в защиту церковных имуществ», в котором утверждается и полная независимость духовного чина от светской власти. О. Георгий отмечает тенденцию подчёркивать превосходство духовной власти над мирской и при этом смягчение интонаций относительно ничтожности благ земных[30].
Дмитрий Траханиот пишет для Геннадия послания «О трегубой аллилуйи» и «О летах седьмой тысящи». Греческий писатель занимает довольно осторожную позицию, не отрицая седмичности срока наступления паруссии, но отрицая известность точного срока. Именно Юрий Траханиот (Старый) посредничает во встречи Геннадия с имперским послом Георгом фон Турном, от которого тот и слышит рассказ об испанской инквизиции[31].
После 1492 года Геннадий уже не принимает усилий в борьбе против ереси, сосредоточившись на литературной деятельности. Ранее он выступал против прений с еретиками из-за «простоты» клира. Теперь он с этой «простотой» борется просвещением, занимаясь не только организацией переводческой деятельности, но и проявляя заботу об училищах[32].
В 1498 партия Курицына, казалась, достигает максимального политического успеха. Василий вместе со своей матерью оказался в опале. Юный Дмитрий венчан «на царство» и отныне является соправителем своего деда. Однако не прошло и года, как соправителем великого князя стал сын Василий. А в 1502 году внук Дмитрий вместе со своей матерью оказался в темнице. Трудно сказать, что привело к таким стремительным изменениям, но в итоге партия Софьи оказалась победителем. Теперь со стороны князя следовало ждать уступок и в отношении самой ереси.
Собор 1503 года рассматривал дисциплинарные вопросы: говорили о ставленнических пошлинах (повод обвинения в симонии) и о поведении вдовых попов. Уже после собора возник (вероятно по инициативе великого князя) спор о монастырском землевладении. Однако нетрудно заметить, что собор обсуждал проблемы, на которые не без основания указывали и еретики.
Накануне собора Иван III обещал Иосифу начать преследование еретиков. Речь о ереси начал сам великий князь. Князь сознаётся, что знал «которую ересь держал Фёдор Курицын». Следующая встреча произошла на пиру. Здесь, и при свидетелях Иван III задал вопрос Иосифу, не грех ли казнить еретиков. Иосиф начал убеждать князя, что не грех, а скорее обязанность светских властей преследовать еретиков и предавать их «лютым казням». Но князь остановил его и более о том не спрашивал. Понятно, что мысль о казнях еретиков не близка была Ивану, и он нехотя соглашался на преследование их. Поэтому он не поспешил начать дело, и Иосиф вынужден был обращаться с просьбой оказать содействие в убеждении князя сначала к его духовнику архимандриту Андронникова монастыря Митрофану, затем к соправителю и великому князю Василию. У Василия он встретил горячую поддержку, и в декабре 1504 года собор на еретиков состоялся.
Председательствовал на соборе великий князь Василий. Старый князь в деятельности собора участия практически не принимал и, по-видимому, не из-за старческой немощи. Новгородского архиепископа опять на соборе не было. Незадолго до собора он был сведён с кафедры за невыполнения постановления предыдущего собора о невзимании ставленнических пошлин. Собор постановил предать казни главных еретиков через сожжение. Жгли в специально построенных деревянных срубах, вероятно не желая демонстрировать собравшимся ужасы предсмертной агонии. В Москве казнены были брат Фёдора Курицына Иван Волк Курицын, Иван Максимов, Дмитрий Пустосёлов. Некраса Рукавова по урезанию языка отослали в Новгород, где его сожгли вместе с юрьевским архимандритом Касьяном, братом Иваном Самочёрным и другими. Остальных разослали по монастырям.
Казни еретиков вызвали неоднозначную реакцию в русском обществе. Смущение вызывало несоответствие практики казней Евангелию, писаниям святых отцов и каноническими нормами[33]. Поэтому уже вскоре после собора, очевидно Иосифом Волоцким, было написано «Слово об осуждении еретиков». Иосиф соглашается с недопустимостью преследования только за инакомыслие, но попытки проповеди ереси, по его мнению, должны пресекаться самыми жёсткими мерами: «Егда невернии и еретици никого же от православных прельщают, тогда недостоит им зло творити или ненавидети их; егда же узрим неверныя же и еретики, хотящих прелстити православныя, тогда подобает не точию ненавидети их, или осужати, но и проклинати и язвити». По всей видимости, «Слово» своей цели не достигло: полемика год от года только разгоралась, став ещё одним предметом разногласий между кирилловскими и волоцкими монахами.
Следы этих споров (об отношении к еретикам) мы находим в послании[34] волоцкого постриженика Нила (Полева), прожившего долгое время среди Белозерских скитников, кирилловскому монаху Герману Подольному. Вспоминая минувший спор, он цитирует слова Германа: «Нам не подобает судить никого ни верна, ни неверна, но подобает молиться о них, а в заточение не посылати». Судя по посланию, отношения иноков двух монастырей вначале были вполне дружелюбными. Однако именно в это время начинают портиться отношения иноков двух монастырей. Товарищ Нила Дионисий Звенигородский пытается обнаружить ересь в самих заволжских скитах, и в результате пишет донос своему игумену. Иосиф Волоцкий представил донос великому князю Василию, тот поставил в известность Вассиана Патрикеева. Вассиан, который считался учеником Нила Сорского, защищал белозерцев перед великим князем и потребовал свидетеля, доставившего донос старца Серапиона, на допрос. Допрос закончился смертью свидетеля. Великий князь в гневе приказал сжечь пустыньки волоцких монахов, а самих их отправить под надзор в Кирилло-Белозерский монастырь. Однако вскоре по велению великого князя они были отпущены в свой монастырь. Судя по вкладным записям Нила (Полева), произошло это не позднее 1512 года.
В появившемся вскоре «Слове на списание» автор, по всей видимости Вассиан Патрикеев выступает с критикой карательных мер Иосифа, призывает не бояться богословских диспутов с еретиками. Вассиан апеллирует к Иоанну Лествичнику: «Немощнии с еретикы не ядят, сильные же на славу Божию сходятся». Покаявшиеся еретики, по мысли Вассиана, должны быть прощены. «Слово о еретицех», документ более поздний, отличается хорошо разработанной аргументацией с привлечением канонических источников. Вассиан различает кающихся и некающихся еретиков, при этом допускает казни, но признает их делом светских властей[35].
О личности новгородского ересиарха прямых достоверных сведений практически нет. Сообщения о неком «жидовине», положившем начало ереси, появляется в 1490 году у новгородского архиепископа Геннадия в послании митрополиту Зосиме. По имени он назван в анти-еретическом трактате Иосифа Волоцкого «Просветитель». Известно, что этот учёный еврей прибыл из Киева, в свите луцкого князя Михаила Олельковича, поставленного королём Польши Казимиром князем на Новгород в 1470 году. От него-то, по утверждению архиепископа Геннадия и Иосифа Волоцкого, и пошла ересь в Новгороде.
Скудность сведений о Схарии позволила выдвинуть предположение, что это легендарная личность, выдуманная противниками жидовствующих (архиепископом Геннадием и Иосифом Волоцким) для дискредитации движения. Эта версия получила широкое распространение в советской историографии. Активным сторонником этой версии был Я. С. Лурье. Подобных взглядов придерживался и Р. Г. Скрынников. А. А. Зимин высказывался более осторожно, предполагая, что в качестве проповедника-иудея противники ереси представили реально существующего Схарию, но отрицает его влияние на формирование ереси.
Однако, кроме «Просветителя» Иосифа Волоцкого, есть ещё, по меньшей мере, один источник, который упоминает имя новгородского ересиарха. Это — послание инока Саввы с Сенного острова послу Ивана III в Крыму Дмитрию Шеину[36]. Этот компилятивный труд содержит анти-иудейскою полемику, упоминает известного иноку «жидовина Захария Скару», представленного как соблазняющего в «жидовскую веру» великокняжеского посла. Упоминание Саввой «новгороцких попов, веру жидовскую приемшим» не оставляет сомнения, что речь идёт о «начальнике жидовской ереси» Схарии.
Тот же самый «жидовин Захария Скара» упоминается в дипломатической переписке московского великого князя с бывшим правителем Матреги Захарией Гизольфи.
Согласно первой версии иудейским эмиссаром в Новгороде стал Захария де Гизольфи, получеркес, полуитальянец по происхождению. По мнению Г. М. Прохорова Гизольфи стал обращенным из христианства караимом и был тем странствующим проповедником, смутившим веру новгородцев. Однако эта версия содержит ряд противоречий и анахронизмов. Своим появлением эта версия обязана сохранившейся в «Посольской книге» переписке великого князя Ивана III с «таманским князем» Захарией, который сначала именуется «Захарией евреянином» (в тексте послания), «Захарией Скарой жидовином» (в комментарии в посольской книге)[37], затем, после получения послания от Захарии, отправленного на этот раз с доверенным лицом и так же сохранившемся в посольской книге, «князем таманским» и даже «фрязиным»[38]. Биография таманского князя достаточно хорошо известна благодаря документам генуэзского архива, исследованных в XIX веке профессором Новороссийского университета Ф. К. Бруном[39][40], и она не оставляет места для его далёкого путешествия на север в 1470 в свите луцкого князя. Почему возникла такая путаница в именах, остаётся только догадываться. Это могла быть и интрига, и просто ошибка. Одно несомненно: имя Захарии Скары московским посольским дьякам было известно.
Вторая версия была предложена Юлием Бруцкусом. Согласно этой версии иудейским эмиссаром мог оказаться известный киевский учёный еврей Захария бен Аарон га-Коген[41]. Эта версия активно поддержана профессором Иерусалимского университета гебраистики М. Таубе. Имя Схарии-философа неожиданно обнаруживается в Псалтыри XVI века из библиотеки Киевской Духовной Академии. Профессор Таубе обращает внимание, что термины Схарии из Псалтыри совпадает с терминами, применяемыми в «Логике» жидовствующих[42]. Очевидно, Схарии принадлежит и перевод части ветхозаветных книг из Виленского Ветхозаветного свода[43] Текстологические исследования основного корпуса литературы жидовствующих подтверждают причастность к переводам этого представителя еврейской образованности[44]. Отечественный исследователь А. Ю. Григоренко по этому поводу пишет: «…Мы не знаем, что Иван III приглашал к себе на службу Захарию бен Арона Га Когена, сведений о том, что этот Захария ездил на Русь, у нас нет»[45]
Несмотря на то, что сохранился соборный приговор 1490 года, послания главных обличителей ереси Геннадия Новгородского и Иосифа Волоцкого, ряд других документов, имеющих отношение к ереси, вследствие того, что они исходят из лагеря противников еретиков, доверять им вполне не принято. Однако никаких серьёзных противоречий среди этого довольно внушительного корпуса документов не выявлено и о ереси мы знаем прежде всего по ним. Наиболее полное описание содержится в «Просветителе» Иосифа Волоцкого.
Каких-либо документов, последовательно излагающее учение самих еретиков не найдено. Вероятнее всего, их вообще не было. Сами еретики не признавали себя таковыми. Признания, полученные на допросах, в том числе под пытками, тоже ставятся под сомнение.
Косвенными источниками, по которым можно судить о взглядах еретиков, является обширная полемическая литература, появившаяся в связи с ересью. Прежде всего это «Просветитель» Иосифа Волоцкого, Послание инока Саввы великокняжескому послу Дмитрию Шеину, которое представляет собой компилятивный сборник антииудейской полемики, литература, переведённая с латыни в Новгороде при архиепископе Геннадии, послания основных участников событий.
Известна философская и астрономическая литература, которой пользовались жидовствующие. Среди этих книг астрономический тракт Иммануэля бен Якоба Бонфуса «Шеш кнафанаим», известный как «Шестокрыл», трактат Иоанна де Сакробоско «О сфере», «Логика» Моисея Маймонида, дополненная фрагментами из аль Газали, книга «Тайная Тайных» Псевдо-Аристотеля, известная в русской версии как «Аристотелевы врата» и восходящая к еврейскому переводу «Secretum Secretorum» аль-Харизи. Книги «Шестокрыл» и «Логика» прямо упоминаются Геннадием Новгородским в письме архиепископу Иоасафу в списке литературы жидовствующих [2]. «Аристотелевы врата» известный на Руси текст, появляется в употреблении русскими книжниками как раз в это время. Текстологических анализ показывает, что все эти тексты были переведены с иврита на западно-русский (рутенский) язык во второй половине XV века евреем, получившим образование, по всей видимости, в Византии и связанным с еврейской рационалистической традицией Испании и Прованса (сефардов). Таким образом вся литература подобного характера оказывается связана с одним регионом. Профессор Иерусалимского университета гебраистики М. Таубе обращает внимание на то, переводчик стремился скрыть авторство арабских философов, заменяя арабские имена еврейскими, и делает вывод, что для славянского читателя предложенная литература должна была выглядеть, как плоды еврейской мудрости[46]. Аудиторией, для которой предназначались переводы, по мнению учёного, являются именно московские еретики[47].
Определённый интерес представляют тексты, вышедшие из под пера еретиков. Это прежде всего «Лаодикийское послание» Фёдора Курицына. Им же написано «Сказание о Дракуле воеводе» — пересказ легенд о правившем Валахией в середине XV века воеводе Владе Цепеше. Кроме писаний дьяка Курицына — предисловие к «Еллинскому летописцу», сделанное одним из еретиков Иваном Чёрным, его же глоссы на полях «Еллинского летописца» и Библейского сборника.