В канун Нового Года меня всякий раз охватывает тоска. Полагаю, виной тому дурное влияние голливудских фильмов и прочих мелодрам, в которых всякая золушка и замарашка в Сочельник получает шанс проехаться на бал со всеми вытекающими в виде принцев и платьев. Я же редко получаю шанс проехаться на чем-либо, кроме эскалатора в метро, да и там мое и без того не слишком новогоднее настроение портят целующиеся парочки. Вот, например, едут – она в красном колпаке, он в мишуре до пяток и, конечно же, целуются так, будто удаляют друг у друга гланды. Кто занимался их воспитанием – отоларингологи?
В то утро я имела полное право быть недовольной жизнью и даже подумывала устроить себе маленькую депрессию. Потому что вместо того, чтобы закупаться подарками и мандаринами к Новому году, я ехала на работу. После того, как я картинно, прямо посреди семестра бросила Институт прозы и Поэзии ради отделения дошкольного питания, что в соседнем кулинарном техникуме, меня в свою очередь бросила стипендия. А поскольку зачисление на дошкольное питание должно было случиться только в феврале, то до февраля мне придется изобрести тысячу и один способ относительно честного отъема денег у родителей. Каюсь, я пока придумала только два. Первый: «Мам, пап, мне очень нужны деньги вот на ту кофточку» и второй: «Пожааалуйста!».
Поэтому пришлось обратиться за помощью к Полоцкой. Катрена Полоцкая, а в миру просто Катька Полякова, была моей соседкой по литературному общежитию и нелегкой студенческой доле. Не знаю, как насчет отъема денег, а вот насчет работы она всегда могла что-то придумать.
Вот и сейчас, не успела я с порога проблеять что-то о том, что немного поиздержалась, как Катька предложила мне на выбор: раздавать флаеры с рекламой какой-то колбасы (при предъявлении – пятипроцентная скидка на сервелат и сосиски) или брать интервью на катке. Я представила себе, как превращаюсь возле метро в снежную бабу, пока предлагаю всем непременно угоститься скидочными сосисками и решительно сказала:
- Тогда интервью. Кстати, а как это делается?
- Нет ничего проще, - бодро ответила Катька, - надо просто задавать поменьше дурацких вопросов и улыбаться. В принципе, улыбаться даже главнее. Смотри, на катке будет новогодняя вечеринка для посетителей одного интернет-портала. Все, что тебе нужно будет делать, это наматывать там круги на коньках, щелкать фотиком как можно больше улыбающихся и довольных лиц, ну и периодически спрашивать самых довольных, а чего это они так радуются. Ответы запишешь на диктофон, у тебя диктофон есть, кстати?
- Нету.
- Ладно, диктофон я тебе одолжу, он все равно не мой, но если ты ему что-то сломаешь, лучше не возвращайся.
Если честно, то на коньках я в последний раз стояла в кладовке, держась за стену, и тогда все было очень даже ничего. А до этого я, кажется, надевала их еще в школе. Точно, у нас был выездной урок физкультуры, и надо было выбрать – коньки или лыжи. Я вообще-то выбрала коньки, но учительница по физкультуре сказала, что это было не очень заметно.
«Но ведь коньки – это как велосипед, - убеждала я себя, обновляя кремом для обуви свои ботинки с лезвиями, - один раз встал – всегда поедешь!»
***
Оказалось – не всегда. Более того, я не ожидала, что это будет не просто какой-нибудь районный каток, а КАТОК, на котором КАТАЛОСЬ прямо несколько тысяч человек. Со стороны, наверное, это был просто праздник какой-то – везде огни, музыка, раздавленные стаканчики из-под глинтвейна и аниматоры на коньках в костюмах плюшевых животных. Я сделала глубокий вдох. Потом выдох. Потом еще вдох. Время шло, а дыхательная гимнастика никак не могла заставить меня пойти в народ и заработать денег.
Пока я нерешительно мялась у ларька с блинами, одной рукой сжимая в кармане диктофон, а другой – прилаживая на шею фотоаппарат, кто-то довольно ощутимо толкнул меня в спину.
И я поехала в народ, чтобы не упасть перед ним на колени.
Весь последующий период в моей жизни – где-то с двух до трех пополудни – был исключительно ледниковым. Я три раза стукнулась коленкой (один раз об лед, и два – об чужие коленки), один – головой (обо что – не очень помню) и проехалась на заднице – просто много раз. Все-таки коньки – это не велосипед.
С интервью тоже пока получалось не очень. Мало того, что никого так вот просто не уговоришь сфотографироваться:
- Ой, я такая нефотогеничная…
- Девушка, а куда это потом пойдет? У меня серьезная работа.
- А с вами можно познакомиться?
- А как вас зовут?
- А можно ваши документики?
- А какой у вас фотоаппарат? А у меня такой же!
- А вы неправильно вспышку держите…
Так еще и интервью все давали как милостыню.
- Да мы так, просто катаемся тут.
- А вы с какой целью интересуетесь?
- Ну, нам тут весело!
- Клево тут, ага!
- А как вас зовут?
- А можно с вами познакомиться?
- А можно ваши документики?
***
В общем, через час я в очередной раз упала на задницу прямо под сценой, на которой вот-вот должно было начаться выступление каких-то певцов. Вокруг меня бегали рабочие с какими-то проводами, разминалась группа подтанцовки и парень в теплой синей куртке так же, как и я, сидя прямо на льду, озадаченно перебирал какие-то листочки в зеленой папке. Его лицо мне даже показалось слегка знакомым, но, возможно, это от того, что он был очень симпатичным.
- Ты танцуешь или подключаешь? – бодро спросила я. Настроение у меня было уже настолько испорченным, что я даже стесняться перестала.
Парень поднял голову и ошарашенно поглядел на меня:
- Что, прости?
- Ну, ты из этих, которые вон там танцуют, - я дернула головой в сторону подтанцовки, - или свет налаживаешь?
Парень как-то странно хмыкнул и поглядел на меня повнимательнее:
- А ты кто?
Ну, так я и знала, сейчас и этот документы попросит.
- Я журналист и фотограф, - почти честно сказала я. – Езжу вот тут на коньках и фотографирую народ, потом статью писать буду.
Ага, четыре подписи к двум удачным фотографиям. Еще десять тысяч знаков и гонорар у меня в кармане.
- Ясно, - сказал парень, - а я – Дима Рой.
- Это такая профессия? – очень вежливо осведомилась я. Нет, ну, правда, вдруг я чего не знаю.
- Я певец, - скромно сказал парень. – У меня выступление где-то через час, но агенты опять напутали с очередностью, и я теперь даже не знаю, когда мой выход.
Хорошо, что я уже сидела – проваливаться от стыда под землю удобнее в сидячем положении. Ну, точно – то-то мне его лицо показалось знакомым, наверное, я его по телевизору видела. Да уж, прекрасный из меня получился журналист и фотограф – осталось, например, Кобзона в лицо не узнать.
От расстройства я совсем перестала следить за драгоценным диктофоном, который до этого бережно сжимала в руке как свое приданое. В результате из рук он у меня выскользнул на лед, и не успела я сказать: «О Боже мой!», как пробегавший мимо с очередным проводом рабочий хрустко вдавил диктофон в лед.
« Напоминаю, кукусик, диктофон стоит пять тысяч четыреста рублей, в случае чего, принесешь мне вместо него свою левую почку», - всплыли у меня в памяти слова Катьки.
- О Боже мой! – наконец-то зарыдала я над утраченным сокровищем.
- Черт, - сказал парень, - сочувствую. Он дорогой был?
- Хуже, - всхлипнула я, - он был не мой, и о-очень д-дорогой. Как я теперь деньги отдам з-за него, мне д-даже гонорара не хватит…
Пора бы мне уже давно усвоить, что место мое на кухне и даже близко не подходить к творческим профессиям. Вот и теперь – вместо легких денег попала в финансовую кабалу. Я уже представляла себе, как договариваюсь о выплате долга с процентами, как некие суровые владельцы диктофона грозят мне раскаленным утюгом и звонят по телефону в два часа ночи, да, в общем, я просто позорно расплакалась.
- Сколько стоит-то? – небрежно спросил парень.
- Пять тысяч, - четыреста рублей у меня как раз были. На первый взнос, хо-хо!
Парень вытащил из кармана конверт, а из конверта – оранжевую пятитысячную бумажку.
- Вот, возьми, - бросил он мне банкноту на колени. – И не реви, тебе не идет. Ты когда улыбаешься – классная.
- Димон! – заорал кто-то в подсобке за сценой. Парень вскочил.
- А мне пора, - быстро сказал он. – Ты, это, не реви, правда.
- Аааа… а… но мне неловко, я не могу. – залепетала я, размахивая деньгами ему вдогонку, но парень уже исчез.
***
Я еще раз осторожно всхлипнула и чуть не вытерла нос купюрой. Потом оглянулась. Зачем-то попробовала купюру на зуб, затем спохватилась и посмотрела на свет. Затем укорила себя в мелочности и мещанстве. Затем расплакалась снова, но уже от облегчения. Прямо надо мной зажегся фонарь, и на купюру мягко упало несколько сияющих снежинок. Где-то вдалеке заиграла ненавязчивая музыка. Казалось, сейчас должны были пойти титры. Чудеса все-таки случаются не только в голливудских фильмах…
Тут я опомнилась, что сижу на льду и вскочила. Резкое движение благоприятно сказалось и на моей голове. Какой к черту Голливуд?! Незнакомый парень дал мне вот просто так пять тысяч, а я даже спасибо не сказала. Более того, пускай он даже и звезда, и эти пять тысяч он в секунду зарабатывает, не могу же я вот так просто брать чужие деньги!
Я опрометью кинулась в подсобку, но дверь была уже закрыта. Тогда я заметалась вокруг – ага, вот окошко и даже какие-то голоса слышны. Блин, не дотягиваюсь. А это у нас что? Нечеловеческим усилием воли, помогая себе коньками, я подтянула к окну какую-то пластиковую черную тумбу и взгромоздилась на нее.
В подсобке певец Дима Рой натягивал на себя рабочий комбинезон.
- Слышь, Димон, - выговаривал ему парень постарше, - это, конечно, клево, что ты такой рыцарь и девчонке помог, но взаймы я тебе не дам – сам отдал весь свой аванс, теперь сиди на дошираке, пока нам за подключение денег не дадут.
Дима пожал плечами и затянул ремень:
- Да проживу, черт с ним, - весело сказал он. – Зато девушке помог, на ней лица прямо не было.
- Дурак ты, - вздохнул парень постарше.
-Нет, не дурак! – закричала я, просовываясь в окно и размахивая злосчастной купюрой. – Дима, послушайте…
Пластиковая тумба подо мной, оказавшаяся колонкой, взорвалась звуками приветственной речи одного из организаторов праздника. Я кувырком полетела на землю и очнулась уже на третьей песне.
В подсобке уже никого не было. Я снова заметалась вокруг сцены, но концерт был в самом разгаре, и никого из рабочих видно не было.
В кармане у меня зазвонил телефон. Полоцкая заорала в трубку:
- Сидорова, есть работа! Слушай, ты когда-нибудь занималась поиском собак?
- Нет, - ответила я, - но одного человека мне очень нужно разыскать…