Если человек не находит в себе решимости прорасти сквозь навязанное ему несовершенство, если он выбирает оставаться в плену социумных зависимостей и обусловленностей, если он уютнее чувствует себя в пространстве готового смысла и чужих истин — значит, он добровольно выбрал удел жертвы. Жертвой становится каждый, кто попадает в программу или, если хотите, в кого попадает программа. А дальше происходит самое смешное. Или, если желаете, самое ужасное. Когда человек в программе, он этого не осознаёт. Для него не существует ничего, кроме того, что существует он. Такой человек всегда серьёзен, обстоятелен и последователен. Особенно — серьёзен.

Это для программы очень важно! Любая программа — это совокупность логических связей, это ментальная структура, обладающая потрясающей устойчивостью. Она может выдержать любое воздействие. Почти любое, так как есть пара вещей, которые ею переносятся плохо. Это несерьёзность, юмор, смех. Поэтому, если вы видите серьёзного человека, пожалейте его — этот человек глубоко болен, он «не в себе», при чём в самом прямом смысле этого слова. Он — жертва. Не смейтесь над ним! Лучше придумайте, как это сделать вместе с ним.

Человек-жертва непрерывно чувствует себя виноватым: перед кем-то из близких — и называет это заботой, перед родиной — и называет это патриотизмом, перед собой — и называет это болезнью. Человек-жертва считает, что у него доброе сердце, хоть на самом деле у него всего лишь слабые нервы. Он говорит всем, что болеет сердечной недостаточностью, а на самом деле — недостаточной сердечностью. Он вообще болеет всегда и везде. Болезненны и мучительны его отношения с близкими людьми, хоть он и называет их любовью. Болезненны и преисполнены страданиями его отношения с действительностью, хоть он и называет это жизнью. Он считает, что всё делает по доброте душевной и внутреннему позыву, а на самом деле — в угоду разворачивающейся в нём программы. Человек-жертва — всегда исполнитель чужой воли, он живёт не своей жизнью, всё его существование как бы «с чужого плеча». Его радость жизни — всего лишь удовлетворение от реализации внешней программы, болезнь — это огорчение от невозможности такой реализации. Чувство вины у нас всегда возникает от ощущения нашего несоответствия некому стереотипу. От нашего несоответствия кому-то.

Человек-жертва всегда стремится соответствовать тому, кого даже никогда не видел, тому, кто сочинил для него точку внешней опоры, кто придумал для него программу-управительницу. А поскольку таких программ в нём великое множество — всем он и пытается соответствовать, всеми и старается быть. Такое вот мультишизоидное состояние.

Каждая его программа — внешняя точка опоры. Это только с виду он целостный, а по сути его попросту нет. А то, что есть, уже давно не он. И всё, что в нём осталось живым — это ни на миг не затухающая боль, его неустанно бдящее страдание. Это они гонят его на великие деяния и подвиги во благо всего человечества, ради добра, справедливости, а на самом деле — ради реализации социумных программ. О да, для него это святое! Ради них, родимых, он готов на всё. Ради счастья для всех, ради мира на земле — да он просто всех их, гадов! За дело, конечно, за несоответствие программам. А как иначе? Пусть соответствуют, для них же старается.

Именно из человека-жертвы получаются самые страшные преступники. Но разве можно их винить? Они только жертвы, в них очень мало от людей, это лишь человеческие оболочки, наполненные болью и страданием. Ведь верно? А вы? Неужели другие? Неужто это всё не про вас?

Человек-жертва сквозь любой свой, даже самый чудовищный поступок, хочет только одного — привлечь к себе внимание. Он изо всех сил пытается получить снаружи хоть частичку того, чем обделил себя внутри. Ну, не научили его уделять себе достаточно внимания, не научили любить себя, и теперь он, как капризный ребёнок, пытается это компенсировать, добиваясь внимания снаружи — то тарелку разобьёт, то небоскрёб разрушит, то петарду взорвёт, то с жилым домом сделает тоже самое. Да, а ещё может ногу поломать, под машину попасть, а ещё может в высоту прыгнуть выше всех, штангу поднять самую тяжелую или дистанцию пробежать так, что его до сих пор догоняют. А ещё — народным артистом стать, до полюса пешком дойти или до депутатского кресла бегом.

Надеюсь, вы поняли, почему человек-жертва так себя ведёт. Ну, не научили его любить себя по-простому, напрямую. Вот он и пытается это делать с выкрутасами разными — через кого-то, через чьё-то внимание к себе, в общем — через что угодно, лишь бы его заметили, лишь бы он почувствовал себя живым. Человек-жертва — жертва внешних точек. Человек, которого некогда отлучили от самого себя, как младенца от сиськи, вот он и требует хотя бы соску-пустышку. Пустышку и получает.

(с) Роман Милованов