ДНЕВНИК АЛЕКСАНДРА БЕНУА 16-22 апреля 1906
Александр Бенуа. Автопортрет. Париж. 1906
www.nasledie-rus.ru/podshivka/7713.php
16 апреля.
Приехали с утра Яремич и Кругликова. Я<ремич> привез присланные Аргутинским икру и пастилу. — Днем с ними и князем пошли в Бол<ьшой> Трианон, сидели на траве. Было божественно красиво. Я<ремич> до тошноты юродствовал. Неудача с «Салоном» совсем ему свихнула голову. Вечером князь пришел к нам. Смотрели японцев. Рябуш<инский>, вероятно, выставки не будет устраивать, ибо Малявин телеграфировал Кругликовой, может ли он еще прислать своих «Баб» в «Салон».
17 апреля.
Начал этюд весенней (совершенно уже распустившейся) листвы у «Распутья философов». — Днем князь ходил писать намеченный вчера этюд в Трианоне и так раздосадовался на неудачу, что решил завтра переехать в Париж. Журение не помогло. Днем начал этюд у аллеи <нрзб.> и набросал вечерний эффект у Латоны. Князь после всяких фокусов и, робея, как гимназист, показал свои этюды. Он не бездарен, есть вкус в краске, и он мог бы что-нибудь сделать, если бы не барчучество. — Вечером они снова были у нас.
18 апреля.
С утра льет дождь и холодно. Работал дома. Подвинул вторую «Купальщицу», начал в красках вторую «Арлекинаду». — В северных департаментах стачечное движение увеличивается328. Мне все все равно. И даже приятнее, чтоб le grand chambardement [большой переворот], от которого все равно не уйти, произошел скорее. Какая разница с моим осенним настроением! Днем ходил прощаться со Щербатовыми. Вечером она заходила к нам. Дети в отчаянии. Я с ним обошел дворец, который он совершенно не знал.
19 апреля.
NOTA BENE! Наконец, собрался написать вторичное требование денег Рябушинскому. И вот вечером получаю письмо от Яремича, сообщающее, что Р<ябушинский> был у него и уже уехал; 25 р. за 3 виньетки не намерен платить, вообще поет о безденежье, выставку не устраивает. Le comble [зд. в довершение всего]: взял мой «овал» и «Прогулку» с собой (для воспроизведения в красках), вынув их самовольно из рам. Это письмо я получил вечером, скрыл от Ати волнение, но вскипел до того, что одно время хотел ехать в Париж. Решил отложить на утро. Разрушен Сан-Франциско. У меня странное ко всему равнодушие. 1-го мая ожидаются серьезные беспорядки в Париже.
20 апреля.
Чудное утро. Жаль стало его терять на поездку в Париж. Послал Яремичу (возмущен его попустительством) телеграмму с наказом отобрать, буде он еще здесь, у Р<ябушинского> мои акварели. Сочинил несколько вариантов письма Р<ябушинском>у. То слишком <настаиваю на > rupture [разрыве], то недостаточно. Надоели мне «отставки», а вот снова и снова. Атя поддержала; требует, чтоб я расстался с «Зол<отым> рун<ом>». От Ратьковой письмо, хочет жить в Бретани. — Это почему-то обрадовало. — Кока болен. Жар, тошнота. Акица считает, что <это> последствия мармелада Аргутона.— Работаю усердно. Сегодня выходил в парк даже после обеда: соловьи, банда солдат, русская компания. Дивный ароматичный вечер. Прочел Wells’а «La machine à explorer le temps» [Уэллса «Машина времени»] и очень впечатлен этой книгой.
21 апреля.
Утром из дворца писал «Parterre du Nord» [«Северный партер»]. Удачно. Рад, что прибегнул к jaune de chrome clair [светло-желтому хрому], котор<ого> до сих пор избегал. Дома застал Лебедевых и Степана. Конфуз последнего бесконечен. Это он и вынул картины из рам. Ничего толком рассказать не мог о Рябуш<инском>. — С Лебедевыми гулял по Версалю и Трианону. Восторги без конца. У них в семье драма: вс<е> сторонятся Петра Ивановича, а он незыблем в своих убеждениях. Лебедев преисполнился скепсиса к русской революции. Обычный поворот дел у всех наших дилетантов свободомыслия. Верит в силу реакции. Степан с девочками ходил в <нрзбр.>; вечером на диване заснул.
22 апреля.
Был в церкви на ранней messe des hommes [мужской мессе] Епископа видел при выходе. Курьезная комбинация двух оргáнов, пения детского хорала (в нефе) и старого «Credo» [«Верую»] — в Капелле. — Утром сделал этюд у аллеи кипарисов, тот же мотив, что и третьего дня. Но с серым дивным освещением. Днем с детьми гулял. Дошли до Chervay [Шерве]. Уродливая издали церковь внутри очень мила: чистенькая, беленькая. Дети были в восторге гулять по полям. Вспоминали Бретань. — Коке гораздо лучше. — Читаю «L’étui de nacre» [«Перламутровый ларец»] A.France’а: под прикрышкой аристократического скептицизма кроется большая пошлость (легенда святых). Писал фельетон.