Пятница, 30 марта

http://militera.lib.ru/db/vasilchikova_mi/07.html

 

Провела все утро на работе, упаковывая то, что мне кажется важным, и завершая разные наиболее неотложные дела. Нам придется сжечь все, что не является абсолютно необходимым. Этому я даже рада, поскольку значительная часть этих бумаг — сплошной бюрократизм. Но многие раненые нуждаются в помощи и совете, так что я была занята весь день.

В 4 часа дня старшая сестра сказала мне, что мы обязаны быть на месте сегодня же вечером к девяти, когда будет уезжать первая группа раненых и персонала. Сита Вреде и я в этой первой группе. Геза Пеячевич и я бросились в «Захер» предупредить Ситу, у которой сегодня выходной, но не нашли ее. Мы оставили ей записку, и я помчалась домой собрать вещи.

Собственно, Геза не верит, что госпиталь действительно эвакуируется, и уговаривает меня бежать вместе с ним, Сизи Вильчек и Ситой. Но сначала он должен получить разрешение на выезд на своем автомобиле, а нам необходимо получить разрешение госпиталя на самостоятельный отъезд, иначе нас могут счесть дезертирами.

Бальдур фон Ширах, здешний гауляйтер, в прошлом глава «Гитлерюгенда», обклеил стены города плакатами, провозглашающими, что Вена будет превращена в крепость и станет сражаться до последнего человека.

С ранней юности энтузиаст нацизма (несмотря на американское происхождение его матери), Бальдур фон Ширах (1907 — 1974) возглавлял «Гитлерюгенд» с 1931 по 1940 г., когда его назначили в Вену гауляйтером (т. е. губернатором). Хотя с течением времени даже его вера в Гитлера выдохлась, он все же приложил руку к истреблению евреев и, после фиаско 20 июля, к преследованию участников антинацистского Сопротивления.

Возле отеля «Захер» я встретила Нору Фуггер, дочь Польди. Она была в слезах, так как грузовик, на котором она должна была уехать, не явился.

Сита и я отправились в госпиталь, взяв с собой все, что могли унести. Там мы обнаружили полную неразбериху. Никто пока не уехал; более того, никто не знал, уедем ли мы вообще или нет. Сита поговорила со старшей сестрой, и в конце концов мы получили свои Marschbefehle [путевые предписания]. Мы можем  уехать из Вены каким угодно транспортом, но обязаны прибыть в базовый госпиталь люфтваффе в Шварцах-Санкт-Файте (это в Тироле) к 10 апреля. Таким образом, на дорогу нам дается ровно десять дней. Началось всеобщее sauve-qui-peut [спасайся кто может]. Наткнулась на профессора Хеглера, он сказал, что остается, так как у него есть раненые, которых нельзя перевозить из-за тяжелого состояния. Так настроены и многие другие врачи. Сейчас они совещаются и, как сообщают шепотом, даже обсуждают возможность сделать инъекции безнадежным, с тем чтобы они не попали в руки русских!

Вскоре, после освобождения Праги, старшего брата Лоремари Шенбург, раненого офицера, лежавшего там в госпитале, вытащат из постели и недрогнувшей рукой убьют. В общей сложности Лоремари потеряла в войну пятерых братьев.

 

Суббота, 31 марта

Сита Вреде вернулась . в госпиталь посмотреть, что там происходит. Часть раненых и самые молодые сестры уже уехали. Остальные удивились, что мы все еще здесь.

В полдень — coup de théâtre [неожиданный поворот дела]: венгерским автомобилям не разрешается покидать Вену, а те, которые попытаются, подлежат конфискации. А у Гезы Пеячевича будапештский номер! Несмотря на этот удар, он все ищет горючее. Я тем временем обхожу знакомых и прощаюсь. Петер Хабиг выразил удивление по поводу того, что все так стремятся уехать; сам он остается; но он пожилой человек и немногим рискует; кроме того, он считает, что все будет тянуться и дальше, как в Берлине. Я не согласна. Берлинцы — это берлинцы, а венцы — это венцы! Совсем другой народ. Возле продырявленного купола Оперы наткнулась на Волли Зайбеля. Он был в котелке и помахивал зонтиком — зрелище смелое, но совершенно не вяжущееся с обстановкой. Ну что ж, он известный венский щеголь. «C'est épouvantable, mais que faire? Je reste!» [«Это ужасно, но что делать? Я остаюсь!»]

Закончили упаковку багажа. Сизи Вильчек все упаковывала и распаковывала свой единственный рюкзак. Пришли Ласло Сапари и Эрвайн Шенборн помочь нам запихать то, что всегда запихивают в последний момент. Оба только что выбрались из дворца Шенборн, во двор которого угодила бомба, прежде чем они успели добежать до подвала. Здание сильно пострадало, и сейчас они выискивают в развалинах охотничьи трофеи Эрвайна; у него было много слоновых бивней, отделанных серебром, а также два чучела орангутанов; скорее всего, все это погибло. Ласло хочет попробовать вернуться к себе в имение, но в том направлении уже слышна стрельба. Русские уже около Баден-бай-Вин.

Геза в своей стихии: у него назначено три встречи в разных местах в одно и то же время, а пока он ведет переговоры в разбомбленных подвалах с сомнительными типами, которые предлагают ему бензин за американские доллары по несусветной цене, — короче говоря, он лихорадочно наслаждается жизнью, а мы, три женщины, горестно сидим на своих узлах и ждем чуда.

Я отвела его в отель «Империал», где Сандро Зольмс (чиновник Министерства иностранных дел) повелевает судьбой марионеточных правительств Румынии, Болгарии и т. п., которые он эвакуирует в окрестности Зальцбурга. Мы не рискнули признаться ему в том, что Гезу вышвырнули с его собственной дипломатической службы, и предъявили Сандро его хорватский дипломатический паспорт, дабы оправдать наличие венгерского номера на его машине. Бедный Сандро сказал, что поскольку Бальдур фон Ширах взял на себя всю полноту власти, он ничего не может поделать, и посоветовал нам пойти в Бальхаусплац — знаменитый дворец бывших канцлеров Австрийской империи, где сейчас располагается штаб Шираха.

Геза бесстрашно направился в это логово зверя, а я ждала его в машине. Его не было очень долго. Меня подмывало пойти за ним, но я не решалась оставить автомобиль из опасения, что его конфискуют. В конце концов он возвратился. Он ничего не добился и теперь винил себя в том, что мы до сих пор в Вене. Подчиненные Шираха, сказал он, были вежливы, но тверды: господин гауляйтер все подписывает сам, а сейчас его нет в городе. Приходите завтра!

В доме Вильчеков все в крайнем смятении. Казармы Ханзи приведены в состояние полной боевой готовности, мимо домика швейцара снует живописнейшая толпа: Анни Тун с ведрами воды, Эрвайн Шенборн с лестницей (он все надеется выкопать своих орангутанов!), Фрици Гогенлоэ с черной косматой бородой и увешанной медалями грудью — он только что из Силезии, и от его рассказов волосы встают дыбом: о том, как советские поступают там с женщинами (массовое изнасилование, множество бессмысленных убийств и т. п.) Наших мужчин, начиная с дяди Кари Вильчека, это приводит в неистовство. Мы с Сизи решили, что если Геза до завтра ничего не придумает, мы отправимся пешком, иначе дядя Кари может наделать глупостей и попасть в беду.

В конце войны около 10 млн. немцев бежали или были изгнаны из своих жилищ в Восточной и Центральной Европе. Из них более полумиллиона погибло; многие женщины подверглись изнасилованию.

Обедала с Францлом Таксисом; мы ели огромные шницели, купленные на последние мясные карточки, что мне прислала Татьяна, и поджаренные на спиртовке — очень жирные, но изумительно вкусные — и запивали их даже слишком изысканными для такого жаркого винами, которые Францл спас из подвала разбомбленного дворца Турн-унд-Таксисов; но жалко оставлять их захватчикам. Брат Францла Вилли, судя по всему, вступил в какое-то австрийское подпольное сопротивление и носится повсюду с таинственным видом.

Речь идет о так называемом «05», военной организации, координировавшей действия различных подпольных антинацистских групп. По окончании войны ее члены играли ведущую роль в восстановлении демократического австрийского государства.

Сегодня вечером Францл устроил настоящий прощальный ужин. Теперь к нам присоединился шурин Гезы Капестан (что за имя!) Адамович, который только что бежал из Хорватии со своей женой и многочисленной детворой и все ждет, что Геза отправит его дальше на запад. Двоюродная сестра Сизи Вильчек Джина Лихтенштейн (жена правящего князя) послала ей специальный напиток, укрепляющий нервы; мы пили из бутылки по очереди большими глотками, и она быстро опустела. Я непрерывно варила кофе на своей спиртовке, и пошла в ход последняя бутылка коньяка «Наполеон» Паула Меттерниха.

Каталин Кински со своими двумя дочерьми и Фредди Паллавичини находятся в том же положении, что и Геза, из-за венгерских номеров на своих автомобилях. Гига Берхтольд приехал на автомобиле, нагруженном съестными припасами; его остановили гестаповцы, которые все забрали, конфисковали машину и объявили ему, что он может продолжать свой путь пешком. В свое время он был знаменитым покорителем женских сердец. Как и Пали Пальфи, который тоже тут застрял.

До сих пор большинство из них прожили военные годы, как в «доброе старое время»: обитали в своих огромных поместьях, не зная трудностей и лишений, не говоря уже об опасности, в стране, где магазины до самого недавнего времени ломились от товаров (Будапешт был настоящей Меккой для всей оккупированной немцами Европы), часто не зная — и не желая знать, — за что, собственно, кто-то там воюет. А теперь, практически за день-другой, весь их мир рухнул, и русские заняли их родину, сметая все на своем пути. С продвижением советских армий постепенно меняется национальность беженцев — последняя волна была из района Братиславы по ту сторону Дуная.

Русские вступили в Данциг, откуда все началось.