Когда человек говорит, что у него среди друзей много евреев - это непременно скрытый антисемит. Когда человек говорит, что он не расист, его стоит спросить по какой именно части? Ну, то есть, он толерантен по отношению к китайцам или неграм? Или, может, лишь индусы в нем не вызывают праведного гнева?
Надо сказать, что в какой-то момент я вдруг стал в армии ярым расистом. Случилось это постепенно, пока я не получил должный набор всех подлостей, и лишь затем отдал себе отчет в том, что нет, оказывается, не все люди одинаковы. Я полностью выбивался из сил с узбеками и таджиками, я уж не говорю о чеченах. Это вообще - конец света. При этом, мне относительно неплохо работалось с туркменами и казахами, но тех, которых я упомянул первыми, я возненавидел люто. Это именно та публика, к которой спиной лучше не поворачиваться. Наверное, на гражданке что-то меняется, и дома они люди как люди, но в армии это просто нечто, находящееся за пределами понимания нормально воспитанного европейского человека. Окончательную точку в моем отношении к этой публике поставил один случай. Дежурил я по дивизиону, а дежурным по бригаде был капитан Телегин - бывший десантник, афганец, потерявший где-то в под Гератом всех своих друзей. Лиц душманской национальности Телегин ненавидел люто, видя в каждом из них убийц своих товарищей. Человек он был высокий, жилистый и необыкновенно сильный. Как-то раз на спор он прошел на руках почти километр до офицерской столовой, кросс в 10 км при всем оружии и снаряжении был для него, как мне на второй этаж подняться. Надо сказать, что это был редкий для армии случай - я его уважал.
Обходя казарму, я вдруг заметил красный огонек. Подойдя к кровати, я увидел, что боец Нишанов курит лежа в постели, ведя медленную беседу с соплеменниками. Я приказал погасить сигарету и встать. Он на меня даже не посмотрел. Я сказал громче. Реакция была та же. И тут я понял, что наступил переломный момент: или я, или - они. Если сейчас ситуацию не выиграть, на завтра я уже не смогу управлять никем. Словно по волшебству, в голове всплыла цитата из устава: "Командир обязан добиться выполнения своего приказа любым путем, вплоть до применения оружия". Перейдя на официальный тон, я сказал:
- Рядовой Нишанов, я приказываю погасить сигарету и встать! В противном случае, я буду вынужден применить оружие.
- Чего? - он презрительно заржал.
Тогда я достал пистолет, передернул затвор и два раза пальнул в потолок. С шумом рухнула штукатурка. Нишанов выкатив на меня глаза вскочил, ища куда девать сигарету. Но я был уже в алом мареве своей ярости. Подскочив, я, как учит классика, ткнул его дымящимся стволом прямо в зубы и заорал что-то вроде:
- Я тебя, сука, научу родину любить!
Соплеменники разлетелись по углам - вмешиваться никто не стал. Я повалил его на пол, пистолет был все еще у меня в руках... Не знаю, что было бы дальше, но на счастье мимо проходил Телегин. Услышав выстрелы, он тотчас взлетел к нам на третий этаж, и со своим пистолетом наизготове влетел в казарму:
- Что происходит? Доложить!
- Докладываю. Вот этот душман курил в постели, на приказы дежурного по дивизиону не реагировал, вел себя вызывающе, пытаясь деморализовать остальную часть личного состава! Согласно устава, был вынужден применить табельное оружие.
- Душман? - только и произнес капитан, - Вот этот?
Нишанов так побелел, что казалось, уже светился в полумраке казармы. Он понял, что лучшее, что может быть для него - это смерть здесь и сейчас.
Телегин что-то тихо шепча себе под нос, и явно не замечая никого вокруг, схватил Нишанова за шею и выволок в туалет. Остальные соплеменники на полусогнутых пытались пробраться к своим кроватям. Я молча вложил пистолет в кобуру и отправился в туалет, где Телегин размазывал ДНК Нишанова по белому кафелю. Нужно было попытаться хоть что-то от него оставить на утро, да и жалко будет, если из-за этой мрази посадят хорошего мужика. У нас была своя внутренняя гауптвахта с карцером, куда я и предложил поместить уже сопливого героя до утра.
***
В Чите я почти тотчас приступил к делам. Когда я увидел три трупа убитых патрульных, я сразу сказал следователю- старлею: "Это чурбаны, их почерк". Ищи в близлежащем стройбате, например.
- Это почему? - спросил он.
- Ран слишком много. Если бы это, скажем, беглые зеки, они бы, напали сзади, всех перекололи, взяли стволы и - на ноги. Здесь же дело другое. Половина ран нанесена спереди и тогда, когда те были уже мертвые, сам посмотри. Я хоть и не эксперт, но это же понятно. Удовольствие получали, значит. Обычно они посылают одного-двух, переодетых в гражданку, те отвлекают, а остальные нападают сзади.
- Откуда знаешь? - снова спросил старлей.
- Да видел я уже такие трупы. На северном Урале. Да вот еще, я прочел в деле, что маршруты движения патрулей меняются каждые сутки, так что их навел кто-то, вряд ли это случайность. Посмотри, кто из офицеров-штабистов, или, скоре всего - прапоров только что из Афгана. Они часто наркотой балуются, а этим уродам наркоту из дома присылают в посылках.
Старлей сказал, что тоже подумал об этом и что непременно мы эту линию разработаем.
Первое дело мы раскрыли за два дня, затем еще три дела...Так прошло недели две, пока местный прокурор полковник Катышев не приказал мне выдвигаться в гарнизон, находящийся в городке Гусиноозерск, что километрах в 70 на юг от Читы и примерно в двадцати км от китайской границы. Там случилось какое-то ЧП.
- Что и как - разберешься на месте, - добавил полковник, - Там поступишь в распоряжение следователя по особым делам майора Гудзенко. Ясно?
- Так точно, - ответил я и пошел собираться в дорогу.
Продолжение следует.