B Петербурге мы сойдемся снова, 
Словно солнце мы похоронили в нем, 
И блаженное, бессмысленное слово 
В первый раз произнесем. 
B черном бархате советской ночи, 
В бархате всемирной пустоты, 
Все поют блаженных жен родные очи, 
Bсе цветут бессмертные цветы. 

Дикой кошкой горбится столица, 
На мосту патруль стоит, 
Только злой мотор во мгле промчится 
И кукушкой прокричит. 
Мне не надо пропуска ночного, 
Часовых я не боюсь: 
За блаженное, бессмысленное слово 
Я в ночи советской помолюсь. 

B Петербурге мы сойдемся снова, 
Словно солнце мы похоронили в нем, 
И блаженное, бессмысленное слово 
В первый раз произнесем. 
B черном бархате советской ночи, 
В бархате всемирной пустоты, 
Все поют блаженных жен родные очи, 
Bсе цветут бессмертные цветы. 

Дикой кошкой горбится столица, 
На мосту патруль стоит, 
Только злой мотор во мгле промчится 
И кукушкой прокричит. 
Мне не надо пропуска ночного, 
Часовых я не боюсь: 
За блаженное, бессмысленное слово 
Я в ночи советской помолюсь. 

Слышу легкий театральный шорох 
И девическое «ах» — 
И бессмертных роз огромный ворох 
У Киприды на руках. 
У костра мы греемся от скуки, 
Может быть, века пройдут, 
И блаженных жен родные руки 
Легкий пепел соберут. 

Где-то грядки красные партера, 
Пышно взбиты шифоньерки лож, 
Заводная кукла офицера 
Не для черных дум и низменных святош 
B черном бархате всемирной пустоты, 
Все поют блаженных жен крутые плечи, 
И ночного солнца не заметишь ты. 

 

Осип Мандельштам