Автор Svetlana_K123,
Одним ранним летним утром, когда Солнце, умывшись в росе, и сев на невидимые качели приготовилось к полету над Небосклоном, проснулся Ветер. Принюхался к миру. Пробежался по округе, заглядывая в неплотно закрытые ставни деревенских домов, играя дорожной пылью и облизывая лица прохожих.
Ветер знал, что угомонится к полудню, потому спешил нарезвиться всласть. Он не любил зной. Потому в полдень предпочитал отлеживаться в тенистой рябиновой рощице у Лесного Родничка, а то и притаиться в избе у старика Генки, что всегда забывает прикрыть ставни и никогда не запирает дверь: говорит, дома все равно брать нечего, а гостям, даже нежданным, рад.
— Привет, Викуля Викулишна! — крикнул Ветер и помахал пушистым, как у белки или лисы, только серебристо-голубоватого окраса, хвостом.
Дородная Викуля Викулишна, конечно же, не ответила. Не потому что не любила Ветра, а попросту не увидела и не расслышала. Женщине пошел седьмой десяток, в доме четыре ребятенка один другого меньше, что привезли подросшие дети на лето. Куда уж прислушиваться к прозрачным словам?
Кстати о ребятенках…
Ветер пробежался по огороду дядьки Кузьмы, перемахнул через невысокий, слегка покосившийся заборчик, протиснулся в дом через узкую щелочку в оконце и понесся к лестнице, едва не столкнувшись с дедом Сеней.
— Эй, это че по дому сквознячища гуляет? — буркнул Семен.
— За молоком ходила, дверь открывала, видать, впустила озорника, — Викуля Викулишна вошла в дом и принялась греметь ведрами. Но Ветру было уже не до стариков. Взбежал на второй этаж, а там чуть приоткрыл дверь и протиснулся в небольшую светлую комнатку.
Натка еще спала, завернувшись в одеяло так, что даже нос укутала. Девочке пошел четвертый годок, но говорила она уже хорошо, даже все буквы выговаривала. Как и все дети, хотела быстрее вырасти и считала себя самой умной на свете. Но, главное, видела и умела разговаривать с Ветром.
«Странно, — думал он, — вот ее двоюродные братья со мной не общаются и, похоже, не видят, хотя с девчушкой одногодки, почему?»
Он осторожно наклонился над спящей девочкой и лизнул.
Веки дрогнули.
— Просыпайся, соня, уж Солнце высоко, — подул Ветер.
Девочка сложила тонкие губки и подула в ответ. Только потом моргнула и посмотрела на него.
— А я и не сплю, — улыбнулась она. — Ты пришел, чтобы рассказать мне сказку?
Ветер на мгновение задумался.
— Я еще не умею их сочинять, но с удовольствием поведаю одну из тех, что холодными ночными ливнями рассказывает моя бабушка Грозовая Туча.
— Да-да! — засмеялась девочка. — Я очень хочу послушать.
Ветер присел на спинку детской кроватки и начал рассказ:
— Однажды, пролетая над ромашковым полем, мой брат Предливень разворошил листья Старой Ивы…
Капелька прикрепилась к обратной стороне листа и отличалась от обычной росы не только расположением, но и цветом. В отличие от кристально чистых бусинок — осколков света, возвращающихся с первыми лучами солнца к небесам, Капелька казалась мутной и некрасивой. Еще она была очень маленькой, но и внутри нее жила своя, пусть и не слишком красивая жизнь.
— Ой, — сказала Капелька, когда потревоженный лист шелохнулся… и родилась гусеницей.
Все секунды, часы и дни напролет гусеница ела. И нисколько не отличалась внешне или внутренне от братьев и сестер, сидящих на том же дереве. Ну, если только прозывалась необычно — Капелька. Так назвал ее Предливень, а менять имя в угоду внешности не принято, даже если ты гусеница. Так и жила безбедно, пока однажды, не занесло к ее листу какого-то Майского Жука.
— Уф-уф-уф, — сказал Жук.
— Хрум-хрум-хрум, — ответила ему гусеница, ни на мгновение не переставая жевать.
— И как же тебя, уродина, зовут? — поглядел на нее Жук.
Гусеница хотела ответить, но рот у нее был забит вкусным листом, и потому вместо «Капелька» получилось «Кжехкапьекхва».
— Жхи-жхи-жхи, — засмеялся Жук. — Это имя подходит тебе, как нельзя лучше, вот если бы тебя обозвали, например, Капелька, то я очень бы удивился.
И улетел.
А гусеница еще долго кричала ему вслед:
— Капелька, Капелька, меня зовут Капелька.
Но Жук даже не обернулся. Да и неясно — услышал ли.
— Не буду больше есть, решила гусеница. Вдруг еще кто-нибудь спросит, а я снова не смогу выговорить?
И перестала.
Но никто больше не прилетал к заветному листу.
— Ничего-ничего, — думала гусеница и перетерпливала голод.
Она сильно исхудала и в один прекрасный день услышала над головой голоса.
— Фу, какая тощая и неаппетитная, можно я не буду ее есть?
— Можно, сынок, эта гусеница даже лист не хрумкает. Наверное, она какая-то неправильная или больная.
— Меня зовут Капелька, — пропищала им гусеница.
— Ты? — засмеялся Воробей-сын. — Это имя тебе совершенно не подходит.
— А кому же оно подходит?
— Малиновке, к примеру, или Синице. Они симпатичные. К тому же умеют летать, а полет — самое прекрасное, что может быть на свете.
И улетел.
А гусеница задумалась.
Думала она очень долго и потому снова ничего не ела.
«Ну, и пусть, — подумала она, свернулась в клубок и задремала. — Вероятно, если я такая ненормальная, то миру без меня только лучше будет».
Спала Капелька долго, а когда ясный солнечный луч осветил лист, поняла, что вовсе не умерла, но какой-то чудодей смастерил над ней непонятный толстый и узкий свод. Свод просто необходимо было сломать.
Она очень устала, но, наконец выбравшись наружу, совершенно не поняла, где находится.
Если раньше ее лист был единственным и неповторимым, плоским и питательным, то теперь казался абсолютно обычным. Бабочка с удивлением разглядела, что находится на дереве, на котором сотни, если не тысячи таких же листьев. И на многих из них сидели некрасивые жирные гусеницы и ели. Ей захотелось вдруг воспарить над этим старым миром, и она, совершенно не задумываясь над тем, что делает, расправила нежные, как лепестки розы крылья, и полетела.
Больше никто и никогда не говорил ей о неподходящем имени, сама же Капелька больше не считала это важным. В самом деле, какая разница кем и где кто-то родился? Гораздо важнее то, на что способен, чтобы в один прекрасный день стать самим собой.
— Красивая сказка, — сказала Натка.
— Девочка моя, пора вставать, — отворила дверь бабушка. — Петушок пропел давно, а Буренка принесла вкусного парного молока.
Викуля Викулишна вошла в комнату, а Ветер поспешил лизнуть малышку в щеку и убежать в окно.
— Пока, — прошептала Натка.
— Я еще вернусь, — прошелестел он в ответ.
Ветер поднимался все выше и выше, спеша к Грозовой Туче, чтобы услышать еще больше сказок.
https://author.today/work/343264