Автор. Юлия Шутова. YU_SHUTOVA


Отрывок из повести Ю_ШУТОВОЙ "ЧУЖИЕ ЗЕРКАЛА"



...И вот она вернулась в Питер окончательно и бесповоротно, с вещами, новеньким видеомагнитофоном Sony, коробкой кассет с классными фильмами и годовалой Алешкой. Вернулась, чтобы жить долго и счастливо со своим Вовчиком на своих не полных одиннадцати квадратах в коммуналке у Техноложки.

«Долго» продлилось ровно год, а «счастливо» закончилось почти сразу.

Как-то в пятницу Вовка из Эстонии вернулся, и вечером пришли к ним его приятели. На самом деле не приятели никакие, а вот как их назвать, не поймешь. Раньше бы сказали «товарищи по работе». А теперь как? «Товарищи по бизнесу»? Или по-русски – «по делу». Подельники, одним словом, такие же «металлисты» как и лолкин муж.

Лолка не любила этих сборищ. Сядут, водку разольют, закуску минимальную, чего нашли в их холодильнике или с собой притащили. И вроде бы нормальные мужики, все, между прочим, с высшим образованием, не гопа подзаборная. Пока они о погоде, о природе, в смысле, о бабах, до третьей рюмки - нормальный разговор, вполне себе интеллигентный, а только начнут о работе, - все, переходят на мат, и так с мата не слезая, другими словами не пользуясь абсолютно, до конца вечера и треплются.

Выпив-закусив, о делах своих скорбных покалякав, все уперлись на лестницу курить. А один некурящий, Аркаша, вовкин друг, на одном факультете учились, остался в комнате с Лолкой. И сразу ей:

- А ты знаешь, что у Вовки твоего баба есть?

Лолка промолчала. Он опять торопливо, стараясь успеть, пока никого рядом:

- Давно уже. Она с нами работает, она, можно сказать его начальница. Шурка Гринфельд. Наш факультет закончила, только раньше, Вовка поступил, она как раз заканчивала. Может у них еще тогда…

Лолка знала, что это правда. Но вот он зачем ей все это говорит? За такую правду убивать надо. Аркаша, он противный такой, высокий, сутулый, плечи узкие вовнутрь, плешь и очки. Вид такой, будто он грязный, замусоленный, волосы не мытые, свитер вечно вытянутый, носки вязаные, штопаные, ботинки снимет, - на весь дом воняют. Говорят, шибко умный, в аспирантуре учился, почти защитился, да бросил, не до диссера, надо бабки сшибать. Гад, гнида, думает, ошарашит ее, расстроит, и сам же утешит, сопли ей утрет. Давно на нее облизывается. Брошенных баб, знамо, где утешают. Сволочь подлая. Вот уже и на тахту к ней поближе пересел.

- Алешка, что там у тебя? Пойдем с Вавой погуляем, - словно не слыша, словно не было ничего сказано, Лолка поднялась, взяла на руки игравшую на полу дочку и ее кудлатую игрушечную собачку, вышла из комнаты.

Куда идти?

Куда уйдешь?

Теперь она знала. Раньше догадывалась. Сразу, как вернулась из Силламяэ, так и поняла. Все стало не так. Нет, Вовчик по-прежнему был заботлив с ними, Алешке всегда привозил что-то из каждой поездки и ей самой, то платье огрского трикотажа, то футболку шикарную дико-розового цвета, то сапоги португальские, кожа тонкая как перчатка, каблучок высокий, то чулки, то лифчик французский. И главное, в размерах никогда не ошибался, все ее тело наизусть знал.

И в постели по-прежнему жаден был до этого ее тела, ненасытен. Лолка тонула в нем, растворялась. Ей даже казалось, она слышит музыку. Где-то совсем далеко, на грани мира. Едва различимо. Но эта музыка, этот ритм, - это и было самым главным. Он, ритм, подчинял ее себе, топил, заставлял растекаться расплавленным серебром, чтобы сразу вслед за этим, ее, растекшуюся, столкнуть внутрь, в саму себя, слить в сверкающий горячий шар и тут же выплеснуть вверх к несуществующему в высоте небу. А потом и второй раз. А то и третий. Но теперь после всего этого, после такой(!) ночи Вовчик мог пойти «на работу» и вернуться только на следующий день, а то и через два дня. Просто позвонит и скажет, что уезжает, срочное дело. Лолка чувствовала, он врет, не уехал он никуда, он ушел к кому-то, к какой-то....

Один раз она раскрыла его записную книжку, потрепанную, ободранную как помоечная кошка. Зачем раскрыла? Что надеялась там найти? На исписанной в два слоя страничке было написано «Саша» и номер: 3258722. Даже имя не женское, нейтральное такое имя. Но сердце бухнуло: это она. Сразу поняла. Как? Лолка сама не знала. Но была уверена, это и есть вовкина любовница. Она номер тот запомнила сразу, он бился у нее в мозгу: триста двадцать пять, восемь, семь, два, два. Он не хотел забываться, выскакивал, каждый раз, когда муж ее пропадал в «срочном отъезде». Однажды она даже набрала его, ответил женский голос: «Алё?», обычный голос. Лолка повесила трубку. Ну мало ли, подумаешь, женский голос, может это жена, сестра, соседка какого-то Саши.

Нет. Лолка знала, - не сестра, не жена и не соседка. Это она.

Как быть? Она попыталась поговорить с мужем. Что-то на тему, «если не любит, лучше разойтись», он рассмеялся: «Глупая» и поволок ее в постель. И по всему выходило, что он любит, а она глупая.

Но Лолка чувствовала, что она, змея эта есть. И вот теперь мерзкий червяк Аркаша подтвердил ее догадки. И более того, Лолка даже поздравила себя, как четко она проинтуичила, это была та самая «Саша». Чтоб вы сдохли, Рахиля.

Оставаться в этом Лолка не могла. Надо уйти. Но куда?

Постояв минуту в прихожке, прислонившись лбом к холодному зеркалу, глядя в свои глаза, наплывающие на нее из черной глубины, она вздохнула, пересадила Алешку с одной руки на другую и пошла на кухню мыть посуду.

Кухня в коммуналке

Вовчик всегда врал. Ну, не врал, - не договаривал, сочинял, уходил от разговора, ловко поворачивал так, что это она сама себе все напридумывала, а он ни сном, ни духом. Всегда. С самого начала. Она велась по первости, потом научилась понимать, где пошла закручиваться вралина.

Бесилась.

Сдалась: ну если ему так нравится, пусть сочиняет.

Их роман развивался быстро. В общаге Лолка вообще ночевать перестала. В коммуналке перезнакомилась со всеми жильцами, и те уже считали ее за свою. После зимней сессии последнего своего пятого курса, понимая, что не хочет никуда ехать ни по какому распределению, сказала Вовчику:

- Женись на мне.

А он ей в ответ:

- Дак я вроде уже женат…

Она даже не пискнула. Хотя прозвучало неожиданно. Чуть приподняв бровь, с кривоватой полуулыбкой:

- Дак разведись. Я подожду. Только быстро. А то ушлют в Усть-Задрищенск, больше меня не увидишь.

Он действительно был женат. Он эту комнату купил через фиктивный брак что-то около полугода до знакомства с Лолкой. Расписался, заплатил, прописался, жена-продавщица выписалась с жилплощади, все чин чинарем. Вот только развод не оформил. Не солидно на второй день после прописки разводиться. Мало ли что. Но Лолка события ускорила. Вовчик максимально быстро развелся, и они отгуляли свадьбу в апреле месяце. Гости были только с ее стороны, подружки и пара приятелей с курса, Вовка никого не приглашал. Мать Лолкина не поехала, сказала: «Чего я у вас молодых буду под ногами крутится». Своих родителей, живших в Омске он почему-то не приглашал. Почему, Лолка не спрашивала. Всегда считала, нѐчего лезть в чужие дела, не тронь, - не воняет.

...Вот верно сказано, во многом знании – много печали. Со своими догадками она еще жила как жена, может не очень счастливая, но законная жена, а как узнала окончательно и бесповоротно, что Вовчик ей изменяет, что у него есть другая, женой себя чувствовать перестала. Теперь Лолка чувствовала себя любовницей.

Такой, к которой ее любимый может прийти, а может и не прийти. А она может только ждать.

Она сдала Алешку в ясли. Это был хороший платный садик, там был даже бассейн, детишки плавали каждый день. Лолка сшила дочке халатик из махрового полотенца, крошечный такой, розовый, с утенком на кармашке.

Если Вовчик был дома, она утром отводила девочку в садик, возвращалась и падала обратно в постель. Они могли провести на своей старенькой тахте полдня, то жадно набрасываясь друг на друга, то, привалясь к подушкам, полулежа, включив фильм из лолкиной коллекции, лопали что-нибудь, запивая пивом, а то и шампанским. Выползали только в туалет или к холодильнику. Лолка сидела, приткнувшись к горячему боку Вовчика. В открытое окно струячил уличный сквозняк, студил жаркую постельную духоту.

- Поставь лучше какой-нибудь боевик, эта тягомотина надоела.

- Бегущего?

- Давай.

Кадр из фильма "Бегущий человек" (1987 г)

Лолка вылезала из-под одеяла, меняла кассету. Повернувшись к тахте, смотрела, как Вовка чистит апельсин. Свет от окна падал сбоку, золотил его профиль. «Как цезарь какой-нибудь или нерон, красивый, мой. Весь мой», - улыбаясь своим мыслям, она залезала обратно в одеяльное гнездо, прижималась теснее, замирала.

Потом Лолке надо было идти забирать Алешку. Вынырнув из перепутанных тенет постели, торопливо одеваясь, она спрашивала:

- Когда я вернусь, ты же будешь дома? Тебе же не нужно сегодня… на работу?

- Конечно. Куда я денусь.

И по тому, как Вовчик лениво развалился под смятым одеялом с разбросанными по нему апельсиновыми корками, по тому как он неспешно жевал кусок черного хлеба, положив на него тоненький полупрозрачный сервелатовый листик, по тому, как он смотрел в экран, где мчался куда-то подбитый дымящийся Шварцнеггер, Лолка понимала, он никуда сегодня не уйдет, он весь целиком и полностью достанется ей.

Когда через час она возвращалась с Алешкой, Вовчика дома не было.