Автор Борис Богданов bbg,

Часть вторая. Тина
Год 3055-й
Глава 8. Занятия первых и вторых



Мальчик – это глина, из которой нужно вылепить истинного бойца. Вылепить, а после обжечь в печи испытаний, чтобы стал твёрдым как камень. Чтобы глина не раскрошилась, ей нужен стальной стержень.
Лучший стержень для воспитанника – это пример Наставника. Наставника будущий боец видит каждый день. Наставник ест то же, что и воспитанник, спит на том же, умеет делать то же, что и воспитанник, только лучше. Если воспитанник бежит, Наставник бежит рядом и на шаг впереди. Если воспитанник голоден, Наставник не ест. Если воспитанник испытывает жажду, Наставник не пьёт. Если воспитанник болен, Наставник рядом.
Мальчик – это глина. Девочка – это вода. Воду нельзя обжечь и закалить, стальной стержень не сделает её жёсткой. Из женщины нельзя воспитать бойца.
Орден Механиков. Наставление для Наставников, Том 1, статья 17. Отрывок

Утро лагерь встретил тишиной. Новички сидели в отведённом им домике тихо, отсыпались, наверное, после долгой дороги. Самые старшие куда-то запропастились вместе с дедушкой Фа Лоем, остальные занимались под начальством Ломма и Турая.
– Пойдём, дочура, погуляем?
Тина взвизгнула, повисла у матери на шее. Больше всего на свете она любила эти совместные прогулки, когда можно забыть и про мальчишек, и про свиней, и про Ломма и Турая, которые повадились гостить у матери вечерами.
Вышли, болтая о всяких пустяках, из лагеря, углубились в лес, и Тина поскучнела: мать собирала травы, и это значило, что вечером обязательно придут дядя Ломм и дядя Турай, и Тине придётся сидеть снаружи и ждать, когда они уберутся прочь.
– Краснолистника, – бормотала под нос мать, – веточку. Краснолистник – это самое простое, он везде растёт. Рыбьего носа... запас ещё есть, но хуже не будет. Пупырника не забыть... вот смеху будет, если пупырника не положу!..
Трав в окрестных лесах росло в избытке, а люди поселились недавно, поэтому и пупырник, и козья мочалка нашлись быстро.
– Мама! – Тина прижалась к материнскому боку. – Зачем ты эту гадость пьёшь? Я пробовала, горько и противно.
– Вот как, пробовала, – удивилась мать. – Смотри, отравишься. Это для взрослых отвар, детям нельзя.
– Я пробку лизнула, – ответила Тина. – Фу, гадость! Мама, не пей её!
– Прости, милая. – Мать обняла Тину горячими руками, прижала. – Не хочу, чтобы ещё детки завелись.
– Детки? – удивилась Тина. – Ты сама говорила, папу Морские замучили. Откуда детки возьмутся?
– Ну, ты знаешь... – мать смутилась. – Детки, бывает, сами заводятся, от, гм, сырости.
– Как люди в мире? – переспросила Тина. – Сами.
– Ага, – неуверенно ответила мать. – Как люди. Дети же люди, только маленькие?
– И этих не зови, – сказала решительно Тина.
– Кого?
– Дядю Ломма и дядю Турая.
– Ну, знаешь! – Мать шлёпнула Тину ниже спины. – Тут ещё мне будешь советовать!
– Ну, мама! – упёрлась Тина. – Ты такая красивая, а они...
– Что? – лукаво поинтересовалась мать.
– Не такие, – надулась Тина. – И пахнет от них.
– Ох, ты ж моя защитница, – сказала мать. Снова прижала дочку к себе, погладила по голове. – Женщина я, трудно женщине без мужчины.
– Тру-удно!.. – От накативших чувств Тине захотелось плакать. – Зачем они тебе? Ну, мама?
– Затем, что у нас дома и мясо есть, и зелень всякая, и овощи. А ведь на огороде я не работаю и в свинарник не хожу! И всё, хватит об этом.
– Не хочу мяса! Не хочу овощи! Хочу с тобой, и чтобы тебя не обижали...
Тина не выдержала и заревела. Мать принялась целовать её и в лоб, и в нос, и в зарёванные глаза, повторяя:
– Никто меня не обижает, маленькая. Никто, понимаешь? Зачем им меня обижать?
– Нет? – с несмелой улыбкой, сквозь слёзы спросила Тина.
– Конечно же нет! Хорошие они люди, просто мужчины.
Но всё равно по дороге домой Тина дулась, а мать была задумчива и печальна. И всё равно вечером к матери завалились дядя Ломм и дядя Турай. Да, они были не злые, но Тину всё равно выгнали из дома.
Дядя Ломм сунул Тине свёрнутый из пальмового листа кулёк с орехами.
– Нечего, – сказал он, – тебе там делать. Мелкая ещё. На тебе, вот.
Дядя Турай усмехнулся. Нехорошо как-то усмехнулся, слишком весело.
Отойдя в лес, Тина устроилась на песке у дерева с тремя стволами и занялась орехами. Их вкус примирил Тину с несправедливостями жизни, и она даже почти перестала обижаться на мать.

Цепляясь острыми коготками, вниз по стволу прибежала пальмовая крыса. Распушила хвост, засвистела, требуя подачку.
– Ну, на, – сказала Тина и кинула зверьку орех.
Тот извернулся, поймал орех в воздухе и утащил в гущу листьев – съесть. Или спрятать? Вдруг у него детишки? Тина поразмышляла, могут ли у пальмовой крысы быть детёныши, и если да, то где они? Интересно взглянуть. Наверное, они маленькие совсем и голые. Или сразу с шёрсткой родятся?
Пока она представляла крысят, вернулась их мамаша. Повисла вниз головой, глядя красными глазками, и снова засвистела.
– Ещё хочешь? – удивилась Тина. – Не лопнешь?
Крыса зацокала, скаля длинные жёлтые зубы, и опустилась на локоть ниже.
– Ладно, – сказала девочка, – получай. Но это последний раз. Я больше, мне нужнее.
Не успела Тина прожевать свой орех, как крыса явилась опять.
– Не дам, – буркнула Тина.
Хвостатая нахалка зашипела, вздыбила шерсть на загривке, стала чуть не вдвое больше.
– Ой, – притворно испугалась Тина. – Какая ты большая и страшная. Всё равно уходи.
Крыса не послушалась. Она качалась из стороны в сторону, переступала по стволу передними лапами, скалилась, угрожала. Тина медленно протянула руку, нащупала на земле круглую галечку. Маленькую, с ноготь. Незаметно замахнулась и швырнула её в крысу! И попала прямиком в голову. Крыса заверещала, подпрыгнула на месте, хотя как можно подпрыгнуть, если висишь хвостом вверх на стволе дерева, закрутила головой.
Следующий камешек попал ей в нос. Крыса квакнула и свалилась на песок, Тине под ноги, розовым брюхом кверху. Тина, затаив дыхание, наклонилась над крысой, присмотрелась: брюшко чуть подрагивало, крыса притворялась. Потом зверёк тихонько приоткрыл один глаз.
Тина отвернулась. Ничего она не знает, не видит, дохлых крыс не ест!
Пф-фрр!.. Облачком взметнулся коралловый песок. Крыса метнулась к дереву и скрылась под корнями. Ну и ладно.
Проучив наглого зверя, Тина повеселела. Сидела, болтала ногами, доедая орехи, поэтому не заметила, что из кустов за ней внимательно наблюдает дедушка Фа Лой…
Потом орехи закончились, и Тина вернулась к дому. Вспомнила про Ломма и Турая, и её настроение сразу испортилось. Тина присела на скамейку и старалась не слышать, что там происходит. Только как не слышать, если стены дома набраны из бамбуковых жердей, а дыр в них больше, чем в старом мешке, в котором дядя Турай принёс матери с огорода сладкие клубни?
Она не станет есть эти клубни, решила Тина. Мама очень вкусно их готовит, но она не будет их есть, это неправильная еда!
Стоило Тине подумать про еду, как в животе заурчало. Живот напомнил, что пуст, что с самого утра в него попала лишь горсть зелёных орехов. Животу не было дела, что решила Тина и почему. Живот хотел есть.
– Мама? – тихо спросила Тина.
За стеной ничего не изменилось. Невнятные возгласы, шорохи.
– Мама, ты слышишь? – повторила Тина уже громче.
Скрип, тихий смех, возня.
Мама не слышит её? Почему, ведь здесь такие тонкие, такие дырявые стенки? Тина слезла со скамейки, крадучись подошла к двери. Занавесь, закрывавшая вход, медленно шевелилась, как будто внутри дышал большой зверь.
– Мама...
Стуча палкой по каменистой дорожке, подошёл дедушка Фа Лой.
– Не надо, не зови её.
– Дедушка Фа Лой! – Тина кинулась к старику, прижалась.
– Сиди здесь, – сказал дедушка Фа Лой. – Она слышит тебя, но не может выйти.
Он встал у входа, прислушался и сказал:
– А теперь можно.
Постучал по стене палкой и скрылся за занавеской. Скоро Тина услышала, как он что-то выговаривает дяде Ломму и дяде Тураю резким голосом, но не могла ничего понять. Ни одного слова, но было ясно, что дедушка Фа Лой сильно недоволен.
Дядя Ломм, а за ним дядя Турай выскочили из дома. Дядя Турай подмигнул Тине и посмотрел на дядю Ломма. Оба расхохотались и пошли прочь. Они совсем не казались испуганными.
Чуть погодя из дома вышел и дедушка Фа Лой. Постоял, чему-то улыбаясь, и сказал:
– Завтра приходи к большому дому, поняла?
– Ага, а зачем?
– Учить тебя буду, – непонятно ответил дедушка Фа Лой. – Нечего бездельничать, большая уже. А теперь иди, мать ждёт.
Тина бросилась внутрь. Мать как ни в чём не бывало хлопотала у очага. Шипел жир, пахло жареными клубнями.
– Есть будешь? – спросила мать и поставила перед Тиной доску с горячим.
– Да!
Тина набросилась на еду. Хорошо-то как! Тушёные овощи, тонкие, обжаренные с двух сторон кусочки свинины, вкуснейший соус...
Мать, подперев щёку рукой, сидела напротив и смотрела на дочь.
– Мужчины очень простые существа, – внезапно сказала она.
– Что? – занятая едой, Тина не сразу услышала, что мать что-то говорит.
– Очень простые, – повторила мать. – Ты ешь, доченька, ешь. Ты маленькая у меня ещё, потом поймёшь.
– Что пойму? – с полным ртом спросила Тина.
– Ими можно вертеть как угодно, – сказала мать. – Главное вовремя ухватить их за яйца.
– За яйки? – Тина посмотрела на неё круглыми глазищами. – Как поросят?!
– И так тоже.
– И потом съесть? – не поверила Тина.
– Нет, милая, – ответила мать. – Есть не надо. Кому они без них нужны?
– Ага, – сказала Тина. Она ничего не поняла, просто было очень приятно слушать мамин голос. – Ага... – Тина зевнула. После сытного ужина и от усталости слипались глаза.
– Спи, маленькая. Завтра у тебя важный день.
Полой накидки мать вытерла дочери вымазанное в соусе лицо. Тина уже не слышала. Она спала, и ей снилась лодка без бортов. Посередине лодки стоял дедушка Фа Лой, а вокруг кружились большие зубастые акулы, и дедушка Фа Лой колотил их по носу палкой.
...Вместе с новенькими мальчиками Тина сидела в круглой комнате на соломенных матах и, как и мальчишки, боялась дышать. Как и они, она неотрывно следила за Фа Лоем, которого почему-то совсем не хотелось называть дедушкой.
– Итак, моё имя Фа Лой. Повторяю, если кто не запомнил с первого раза. Фа Лой! Не дядюшка Фа Лой и не папочка Фа Лой, хотя отныне я ваша мама и ваш папа. И не дедушка Фа Лой, – старик ткнул палкой в сторону Тины, – как бы это ни было раньше! Просто Фа Лой. Тот, к кому я обращаюсь, должен встать.
Он резко повернулся:
– Ты!
Мальчик, на которого он указал палкой, рыжий, с усыпанным веснушками лицом, нерешительно поднялся.
– Трижа... Меня зовут Трижа.
– Расскажи нам, Трижа, почему ты здесь?
– Я... Мне... – Из глаз Трижи покатились слёзы.
– Не плачь, Трижа, – неожиданно мягко сказал Фа Лой. – Время слёз прошло. Что случилось с твоей семьёй?
– Алонкеи пришли в нашу деревню, – дрожащим голосом начал рассказывать Трижа. – Они убили всех, а дома сожгли. И маму убили, и папу, и бабушку и младшую сестричку! У них были палки, из которых летел огонь и дым...
– Почему ты остался жив, Трижа?
– Я... я был на мысе, я ловил рыбу. Никто больше не пошёл, потому что с вечера дул холодный ветер, и я был один... Вот. Алонкеи не пошли на мыс, они сели в лодки и уплыли.
– Ты хочешь отомстить, Трижа? – спросил Фа Лой.
– Да, – твёрдо ответил Трижа.
– Ты отомстишь, – сказал Фа Лой. – Я научу, как это сделать. Можешь сесть, Трижа.
Тина вспомнила этого мальчика. Именно он упал в воду, когда выходил из лодки.
– Я Кус! – гордо сказал следующий. У него были толстые щёки и злые чёрные глаза, а кожа красного цвета. – Я сын вождя. Мы плыли на другой остров, потому что в лесах не осталось коз, а вода в ручьях стала горькая.
– Горькая? – переспросил Фа Лой.
– Так сказал мой отец, – Кус вздёрнул подбородок. – Мой отец не умел врать, и если кто скажет иное, я отрежу ему голову!
– Не сомневаюсь, что твой отец сказал правду, – кивнул Фа Лой. – Вы плыли на лодке. Что было дальше?
– Демоны с моря догнали нас, – Кус сглотнул. – Они испугались драться и издалека разбили наши лодки горючим камнем. Я спрятался под водой, среди щепок и досок, и дышал через тростинку, пока демоны не убрались.
– Ты не боялся акул? – удивился Фа Лой.
– Ха! Акулы наши братья, я умею разговаривать с ними.
– Хорошо, – сказал Фа Лой. – Это пригодится.
– Я Тина, – представилась Тина, когда подошла её очередь. – Морские замучили моего отца, когда я ещё не родилась. Они скормили его червям. Так говорит мама, а она не может обманывать. Маму они тоже хотели замучить, но не успели. Я их ненавижу.
– Да, – задумчиво начал Фа Лой, когда прозвучала последняя история. – У каждого из вас есть причины ненавидеть. Дети моря, Демоны с моря, Морские... – разные имена тех, кто называет себя алонкеями. Я научу вас быть сильнее, умнее, хитрее алонкеев. Вы узнаете всё, что знаю о них я. Вы будете уметь многое из того, что умеют они, а кое-что вы будете уметь лучше. Вы научитесь пользоваться их слабостями и избегать их силы. Вы научитесь...
– Убивать их! – выкрикнул с места Кус.
– Убивать, – согласился Фа Лой. – Но запомни, мальчик, это предпоследний раз, когда ты меня перебил. Следующий станет для тебя последним здесь, на острове и в лагере. И ты никогда не научишься тому, что нужно. Ты понял?
– Да, Фа Лой, – смутился Кус и стал ещё краснее, чем раньше.
***
Распорядитель постарел и обрюзг, когда-то каштановые волосы наполовину поседели, но как-то странно, прядями. Под глазами набрякли мешки с красными прожилками, но сами глаза глядели так же остро, как и раньше.
– Ты уверен, Голубь? – произнёс Распорядитель. – Ты уверен, что твои сведения стоят восемнадцати лет работы?
– Да, – не дрогнув лицом, ответил Миту. – Не знаю, что может быть важнее.
– Вот именно, не знаешь, – проворчал Распорядитель, – но решил быстро. Ты всегда решал быстро.
– Я ошибся?
– Узнаем, – сказал Распорядитель. – Ты здесь, значит, если и ошибся, то не во всём. Раскрывать алонкеям лаз, – Распорядитель покрутил головой, – это последнее дело.
Миту не сморгнул и не пошевелился, но с души его словно упал камень.
– Я рад, – сказал он. – Вы сами как? Всё Распорядителем?
– Да ты что?! – удивился Распорядитель. – Ты на меня посмотри, Голубь! Восемнадцать лет прошло, я давно на покое.
– Тогда, – позволил себе удивиться Миту, – я не понимаю...
– Всё просто, – сказал Распорядитель. – Я видел тебя в лицо, знаю твои манеры. Я должен доложить: ты – это ты или алонкейский лазутчик?
– И что? – равнодушно спросил Миту.
– Ты это ты, – развёл руками Распорядитель.
– И что дальше?
– Дальше мы будем проверять, точно ли ты видел всё то, о чём написал в отчёте.
– Когда?
– Сейчас, – сказал Распорядитель. – Знакомься...
В дверь вошли двое. Один – хмурый дылда в синем халате, второй блёклый и взъерошенный, с отсутствующим взглядом.
– Фармацевт, – Распорядитель показал на дылду, – и Сновидец.
Взъерошенный на миг очнулся, нашёл Миту взглядом, криво улыбнулся и кивнул.
– Спасибо, Распорядитель, – сказал Фармацевт. – Дальше мы сами.
– Да-да, – Распорядитель суетливо встал, кивнул Миту: – Ну, бывай, Голубь. Рад был повидаться. Эх, молодость!..
«Куда он так торопится? – подумал Миту. – Не хочет присутствовать при проверке?»
– Расслабьтесь, пациент, – прогудел Фармацевт. Голос у него оказался под стать внешности, густой и громкий. – Это не страшно, если... – Он впервые улыбнулся, – ты не врёшь.
Нехорошая была улыбка, хищная.
– Я не вру, – спокойно сказал Миту.
– Тогда тебе тем более нечего бояться, – снова улыбнулся Фармацевт, но теперь улыбка его была открытой, располагающей, она звала познакомиться и даже подружиться.
– Я не боюсь.
– Правильно, – сказал Фармацевт. – Выпей-ка.
Миту отхлебнул из протянутой кружки.
– Ну и дрянь... – Его передёрнуло.
– Зато работает, – сказал Фармацевт. – В глаза мне смотри, в глаза!..
Миту послушался. В глазах Фармацевта плескалась темнота, а радужка... а где у него радужка?!
В голове у Миту загудело, лицо Фармацевта расплылось в туманную кляксу. Остались только губы, они шевелились, будто Фармацевт хотел что-то сказать, но Миту не слышал слов, а слышал только свист ветра и крик морских птиц. Волна била в корму, и палуба под ногами немного качалась: вперёд-назад, вперёд-назад. Берег приближался. Камни, узкий песчаный пляж, скалы, уходящие отвесно вверх, яркая, сочная зелень, какую не увидишь там, где кочует община хорта И-Лато.
Загрохотали босыми пятками матросы, «Улыбка Номоса» мягко ткнулась в прибрежный песок.
Заскрипели сходни, и Миту, старательно пряча радость от свидания с землёй, сошёл на берег Матушки. Он глубоко вдохнул: привычно пахло солью и йодом, но ещё молодыми листьями, цветами и дымом очагов.
***
– Дальше, дальше! Он три месяца там прожил, если не соврал. Хочешь, чтобы я с голоду тут умер?
– Ладно, не кипятись. Заякорюсь, и дальше побежим...
***
Квёлый после вчерашнего пива Бузой вручил Миту тяжёлый молоток на длинной ручке, кивком поманил за собой.
– Меня держись, пока не привык и не понял, что к чему, – не оборачиваясь сказал он. – Я на Морских с самого начала работаю, ну, ты вчера слышал.
– Миту будет держаться. А ты сам корабль видел?
– Видел, конечно, – сказал Бузой. – Даже спускался к нему. Только я тогда не знал, что это корабль.
– Как это? Объясни, Миту не понимает. Корабль – это всегда корабль. Вон корабль, – Миту показал на стоящую у берега «Улыбку Номоса». – И вон корабль, это фойла. И там, и там, здесь повсюду корабли, они разные, но их нельзя принять за что-то другое!
– Всю жизнь думал, что это отмель, – проворчал Бузой. – И отец мой так думал, и его отец. Наши там всегда тайпанга добывали.
– Отмель? – удивился Миту. – Миту может увидеть?
– Плыви, смотри, – глухо отозвался Бузой.
– Куда? Миту не знает. Ты покажешь Миту отмель?
– Нет.
– Почему?
Бузой не ответил. Он замолчал и замкнулся, и весь день Миту не мог добиться от него ни слова. Только «Колоти здесь» да «Подай сваю». Бузой чего-то сильно боялся, и этот страх завязал ему язык в узел. Миту решил не приставать. Он колотил, где укажут, подавал, что надо, просто работал и молчал. Ближе к вечеру Миту заметил, что Бузой стал тяготиться молчанием. Он бросал на Миту многозначительные взгляды: спроси, мол, и я отвечу! Он несколько раз пытался заговорить сам, но у Миту всегда находилось какое-то важное занятие. Наконец Бузой не выдержал:
– Ты, это, – начал он, – спрашивал утром.
– Бузой хочет пива? – перебил его Миту, протягивая деревянную баклажку.
– Пиво? – глаза у Бузоя полезли на лоб. – Откуда? Как ты его не выпил за целый день?!
– Бузой друг Миту, – сказал Миту. – Миту видит, Бузою нужнее. Пей, друг.
– Ух ты, полная! – обрадовался Бузой и одним махом осушил флягу. Потряс ею в воздухе, посмотрел виновато. – Прости, не рассчитал. Ты тоже, наверное, хотел...
– Ничего, – махнул рукой Миту. – Миту видит, тебе нужнее.
– Спасибо.
Напившись пива, Бузой расслабился и подобрел. Миту его не торопил, он уже видел, что Бузой скоро расскажет всё сам.
– Ты не думай, – заговорил наконец Бузой. – Я не боюсь Морских. Они почти не охраняют свой корабль, туда можно отправиться в любое время. Нет, они смотрят, но так, вполглаза. Незримые демоны, вот кого я боюсь. Я, мы все.
– Кто это – незримые демоны?
– Они живут на дне, – объяснил Бузой, – они живут внутри корабля. Они накажут любого, кто нарушит их покой. Они наказали Гаора, они лишили разума его жену. Накажут любого...
Он раскачивался на месте и повторял одно: «Накажут. Накажут любого...»
– Прости, – Миту тронул его за плечо. – Ты говорил, твой дед ловил там тайпанга. Значит, демоны наказывают не всегда?
– Если полезть внутрь...
– Ты не полезешь внутрь! – горячо заговорил Миту. – Только Миту, и то ненадолго. Покажи Миту, где залезть внутрь, и Миту даст тебе окунь!
– Два окуня! – оживился Бузой.
– Два окуня, – согласился Миту. – Покажи!
Солнце село, но было светло, потому что Сохо и Рохо висели посреди неба рядом, затмевая звёзды и небесную пыль. Бузоя Миту заметил издалека, тот тащил на плече лодку, а в свободной руке – охапку сетей.
– Небесный Кот играет со своим хвостом, – сказал Бузой. – Самое время ловить серебрянку. Можно поймать много, – он кинул сети в лодку, – а можно не поймать ничего. Если мы вернёмся пустыми, никто не удивится.
Грёб Бузой. Миту и не пытался помогать; ему не сравниться с аборигеном, который провёл в лодке половину жизни. Остров давно остался за спиной, а Бузой гнал и гнал лодку в сторону Птичьего Двора.
– Куда ты? – удивился Миту. – Мы плывём мимо.
– Мы вернёмся потом, – сказал Бузой. – Я сполна отработаю окуни. А пока... Пусть все думают, что мы плывём за серебрянкой.
В узких протоках Птичьего Двора было темно, сюда не проникал лунный и звёздный свет. Бузою он, напротив, словно и не требовался. Еле слышно журчала вода под веслом, лодка кренилась то влево, то вправо. Только так, да ещё по ветру Миту понимал, что они поворачивают. Потом в глаза ударили лучи фонаря на корме одного из судов, окруживших Великий корабль.
– Сейчас мы пристанем к плавучему островку, – прошептал Бузой. – Дальше плыть не надо, то, что тебе нужно, в десяти локтях ниже.
– Но как Миту поймёт?..
– Не бойся, не перепутаешь, – усмехнулся Бузой, протягивая Миту очки. – Внизу нет ничего, кроме Великого корабля Морских, а глаза Небесного Кота дают достаточно света.
Вода сомкнулась над головой Миту. Бузой не соврал. Тень внизу не могла быть ничем иным, кроме Великого корабля, а всё вокруг заливало призрачное сияние Сохо и Рохо. Отвесный борт корабля разрывали тёмные провалы. Миту выбрал провал побольше, нырнул к нему и вплыл внутрь. Здесь было совсем темно, только угадывалось за спиной пятно входа. Миту достал нож и рукояткой постучал по ближней стенке. Банг! Банг! Так не звучит ни коралл, ни камень, его окружал металл...
– Достаточно, – ворвался в сознание чужой голос.
Миту очнулся. Фармацевт сидел рядом с ним и задумчиво теребил подбородок. Рядом в кресле клевал носом Сновидец. Обнаружив, что Миту пришёл в себя, встрепенулся, сел почти прямо:
– Это очень интересно, – сказал он. – Ты не врал, Голубь.
Потом глаза Сновидца снова закрылись, он расслабился и захрапел.
– Мы теперь твои лучшие друзья, – тихо произнёс Фармацевт. – Я помогу тебе видеть сны, а Сновидец их запомнит.
– Я не врал, – сказал Миту. – Вы зря сомневались.
– Мы всегда сомневаемся, – оскалился Фармацевт. – Это не со зла, поверь. Алонкеи тоже умеют играть снами.
***
Удар. Блок. Поворот.
Удар. Прыжок. Перекат.
Трижа, с которым Тина работала в паре, старался изо всех сил, но куда ему за ней угнаться! За несколько месяцев Тина обогнала его в росте почти на три пальца и легко доставала с расстояния. Трижа пыхтел, кусал губы, но ничего не мог поделать с долговязой Тиной. На щеке остался след пятерни, а ухо распухло от оплеухи. Фа Лой запретил им бить кулаками, но получать от девчонки раскрытой ладошкой ещё обиднее.
Трижа злился, а Тина хихикала. Это её подвело. Она расслабилась, отвлеклась и пропустила атаку. Трижа схитрил: упав на одно колено, он бросился Тине в ноги. Тина ойкнула, взмахнула руками и через миг лежала на спине, а Трижа сидел верхом и прижимал её руки к земле.
– Всё, я победил! – гордо сказал он. – Сдавайся.
– Ага, сейчас... – прошипела Тина и выгнулась, чтобы сбросить мальчишку. Трижа пригнулся, стараясь удержаться сверху, но вдруг быстро встал и отошёл в сторону. Теперь красными были обе его щеки; покраснела даже шея и кончик носа.
– У неё грудь, – шепнул он Кусу. – Мягкая...
– Стесняешься? Ха-ха! Эй, парни, у Тинки грудь растёт, а Трижа стесняется! – засмеялся Кус, а Трижа покраснел ещё больше и попятился.
– Хоп! – скомандовал Фа Лой и хлопнул ладонью о бедро. – Закончили бой, сели, дышим.
Питомцы послушно разошлись, заняли места на тростниковых матах. Трижа, всё ещё пунцовый, сел подальше от Тины, зато Кус, наоборот, расположился почти вплотную к девочке.
– Сегодня важный день, – Фа Лой остановился, внимательно посмотрел на учеников. – Вас привезли сюда три года назад, и вы были самыми младшими. Сегодня или через несколько дней, если погода испортится, вы станете средними. Кто может сказать почему?
– Я, Фа Лой!
– Говори, Купа.
Купа, невысокий, но плотный мальчик, встал, торжествующе оглядел остальных.
– Привезут малявок, – сказал он. – Семилеток.
– Правильно, Купа, садись.
Фа Лой с затаённой гордостью окинул взглядом подопечных. За три года они не только выросли, но и многому научились. Научились, несмотря на сопротивление и непонимание. В свои десять лет они только выглядят детьми, каждый из них стал бойцом. Взрослый алонкей и сейчас легко справится с любым из них, если будет готов, а какой взрослый будет ждать подвоха от ребятишек, особенно от Тины? Плохо, что приходится учить войне детей, но не он это начал и не ему об этом задумываться.
– Да, – сказал Фа Лой, – привезут семилеток, а старшие, которым сейчас шестнадцать, уплывут. Они узнали всё, что мы смогли им дать. Итак, старшие покинут остров, средние станут старшими, а вы – средними. Нам с Ломмом и Тураем предстоит много дел, поэтому на сегодня занятия кончились.
Ученики радостно завозились.
– Вопросы?
Встал Кус.
– У меня, Фа Лой!
Старик вздохнул. Кус беспокоил. Он не хотел учиться, он хотел только убивать.
– Говори.
– Мы станем средними, – начал Кус. – Нас станут учить настоящему бою?
– Разве я не учу вас настоящему бою? – удивился Фа Лой.
– Учишь, – насупился Кус. – А ещё ты учишь счёту и письму. Зачем мне уметь писать? Разве это поможет убивать демонов с моря?
– Сядь, Кус, – сказал Фа Лой.
– Но ты обещал...
– Сядь!
Фа Лой прошёлся вдоль матов, на каждом из которых сидел ученик, вдоль восьми пар глаз, которые следили за ним и ждали ответа. Да... Мальчик оказался сложнее, чем он думал. Как объяснить, что для борьбы одного умения убивать мало? Они все думают об этом, понял вдруг Фа Лой. Они все задают себе этот вопрос.
– Ты защищаешь остров, – Фа Лой остановился напротив Куса, упёрся палкой мальчику в грудь. – Вас всего тринадцать человек, у каждого арбалет и по два болта.
– Почему так мало? – возмутился Кус.
– Так получилось, – ответил Фа Лой. – В пожаре сгорела хижина, где вы хранили припасы, алонкеи унесли с собой трупы, в которых остались болты. И вот... – Он помолчал, собираясь с мыслями, – с моря приближаются три лодки с алонкеями. В каждой по десять бойцов. Не доходя до берега, две лодки сворачивают к дальнему мысу, а там – ваши женщины и дети.
– Нам не хватит стрел! – сжал кулаки Кус.
– Почему?
– Не хватит! – зло повторил Кус. – Ты дал мне мало оружия! Я посчитал... – Он осекся. – Я... посчитал.
– Вот для чего нужен счёт, – ворчливо проговорил Фа Лой. – Завтра расскажешь, для чего тебе уметь писать и читать. Отдыхайте!
Обычно после занятий Тина отправлялась к океану, но сегодня побежала домой, к матери. Во время боя, когда Трижа так нечестно её победил, она ощутила не только злость и досаду. Было... приятно? Лежать на спине и чувствовать боками горячие мальчишеские ноги, смотреть в глаза и видеть, как он смущается. Да и потом тоже...
– Тинка! – засопел сзади Кус. – Подожди.
– Чего тебе? – Девочка прибавила шагу.
– Дай потрогать, ну, там?
– Чего?! – Тина врезала Кусу локтем в бок. – Иди отсюда, дурак!
Кус охнул и остановился.
– Сама ты... дура, – проговорил он. – Для чего ты ещё нужна, дылда. А я сын вождя!
Тина возмущённо фыркнула. Кус, губастый и слюнявый, был ей противен. Чего он вообще думает?
– Не подходи ко мне! Плохо будет! – крикнула она и припустила быстрее.
Мама возилась за домом. Тина подбежала, уткнулась в материнские колени.
– Мама!
– Что такое, маленькая моя? – всполошилась мать. – Кто тебя обидел?
У Тины защипало глаза.
– Никто не обидел, это я обидела... – всхлипнула она.
– Тогда почему ты плачешь?
– Не знаю, – Тина прижалась крепче. С мамой было уютно и безопасно, и от неё не пахло вином. – Так, наверное... Мальчишки говорят, у меня грудь растёт...
– Ой ты, маленькая моя! – Мама прижала Тину к себе, голос её задрожал. – Ты растёшь, и грудь растёт. Ты не маленькая уже.
– Как это, – вдыхая родной запах, удивилась Тина, – сначала маленькая, и сразу не маленькая?
– Для меня ты всегда будешь маленькая и любимая, даже когда вырастешь совсем большой и когда у тебя родятся свои детки.
– И когда состарюсь? – не поверила Тина.
– Конечно.
– А ты не умрёшь?
– Обещаю, – сказала мама, – я не буду торопиться. – Погладила дочку по голове и лукаво спросила: – Мальчишки за тобой не подглядывают ещё?
– Не зна-аю, – округлив глаза, протянула Тина.
– Значит, будут, – уверенно сказала мама. – Ты им спуску не давай, гони. А то вообразят невесть что. И запомни. Ты растёшь и меняешься, с тобой разные вещи будут происходить. Если что заметишь, сразу мне рассказывай.
– А что будет?
– Разное. – Мама наклонилась к дочке и что-то тихо зашептала ей на ухо.
– Как это? – испугалась Тина. – Это больно?..
– Иногда, – сказала мама. – Ты только не бойся и сразу иди ко мне. А сейчас беги. Что сказал дедушка Фа Лой? Отдыхать. Вот и отдыхай, а у меня дела.
Тина чмокнула маму в нос и убежала, а та ещё долго сидела и незаметно, без слёз, плакала.

При ясном небе Тина старалась купаться перед закатом, когда игра света и теней расцвечивали дно, как волшебный сад. Он любила повиснуть, раскинув руки и ноги, и смотреть сверху вниз, смотреть, пока хватало воздуха. Вот рак тащит на спине витую раковину; таких раков жило у побережья множество, от мельчайших, с ноготь, и до огромных, чуть не с кулак. Вот колышутся длинные плети синих водорослей, из которых Фа Лой варит лекарство от живота, а вот проплыла длинная рыба-змея, про которую никогда не скажешь, какого она цвета, потому что рыба-змея и сама не решила, вот и меняется каждый миг. То она зелёная, то красная, а то серая в крапинку, почти как галечное дно.
Захотелось вдохнуть. Тина перевернулась и встала на ноги, глотнула воздуха – и увидела сидящего на валуне Куса.
– Не смей подсматривать! – крикнула она.
– Ха! – гордо сказал Кус. – Я сын вождя, смотрю, на кого хочу.
– Зато я не хочу! – разозлилась Тина.
– За кем же мне подсматривать? – засмеялся Кус. – Не за твоей же мамашей. Она старуха, зачем мне смотреть на старуху, когда есть ты?
Тина, не слушая нахальную болтовню, нырнула и нащупала на дне хорошую, ухватистую гальку.
– ...вырасту, то возьму тебя в жёны, – заливался Кус. – Я сын вождя, могу выбирать.
– Уходи сейчас же! – потребовала Тина. – Не то плохо тебе будет.
– Ха-ха-ха! – Кус так развеселился, что чуть не слетел с валуна в воду. – Зачем мне уходить?
– Затем!
Галька, пущенная умелой рукой, попала Кусу в лоб. Он охнул и свалился в волны. Поднялся, отплёвываясь и показывая Тине кулак.
– Дура! Дылда бешеная!
– Ещё хочешь? Будешь лезть, яйки оторву!
Тина подкинула в руке следующую гальку.
Лезть в драку Кус не решился. Глупо драться с девчонкой, тем более голой. Узнает кто, позора не оберёшься. Он ещё раз погрозил Тине кулаком, вылез из воды и, не оглядываясь, пошёл в гору. Тина не стала ждать, пока он уйдёт, вышла из воды, надела рубаху и штаны. Плевать на сына вождя, пусть только полезет.
Наверху, над обрывом, в колючих кустах возле тропинки сидел угрюмый Трижа. Под глазом у него наливался кровью большой синяк.
– Я, это, – сказал он, пряча глаза, – хотел его не пустить. А он вот, – Трижа показал на синяк. – Кус сильнее.
– Сам, наверное, посмотреть хотел? – язвительно спросила Тина.
– Нет, ты что, я... – начал Трижа.
Тина молча пошла по тропинке к лагерю. Передёрнула плечами от Трижева взгляда в спину, но не оглянулась.
***
Жизнь уния Махи Ташады клонилась к закату. Годы приучили его к осторожности и неторопливости. Махи Ташада, как всякий старик, не любил сюрпризов. У любой неожиданности, даже самой приятной, всегда две стороны, и белое запросто может обернуться чёрным. Именно поэтому он не практиковал внезапных проверок. Махи сосредоточены на деле и уже хотя бы по этой причине рассеянны. Поэтому от внезапности нет никакой пользы. Хороший результат требует тщательной подготовки.
О грядущем визите уния Хельчагу знал заранее. Он имел довольно времени, чтобы сделать всё как надо, но всё равно нервничал. Город учёных, который он строил, был готов лишь наполовину. Учёные тоже люди, им нужно отдыхать, но для этого не хватало множества излишеств, без которых можно обойтись, но которые делают жизнь веселее. Плавучий театр, горячие бани в островных пещерах, харчевни для рабочих из островитян и алонкеев Круга Кости, дом свиданий, в конце концов, – до всего этого ещё не дошли руки.
Однако Хельчагу, как и уний, тоже не любил торопливости. Дела следует делать быстро, но аккуратно, иначе можно натворить такого, что над тобой будут хохотать не только островитяне, но даже их козы. Ему и так есть что показать из того, что не вошло в ежемесячные отчёты...
На рассвете урочного дня в каюту Хельчагу вбежал матрос-вестовой.
– Паруса, осиянный фэй!
Десять минут спустя Хельчагу был на палубе, где его уже ждал Махи Рунова. Со стороны солнца шли два кракена. Ещё через час они приблизились к Талау. Один бросил якорь в отдалении от границы плавучего города, второй встал с фойлой борт к борту. Им управлял большой мастер: удара не последовало, и фойла даже не шелохнулась. Палуба кракена возвышалась над фойлой локтей на двадцать. Солнце светило сквозь паруса, било в глаза, и Хельчагу не заметил, когда палубы коснулись сходни.
Раздался стук каблуков. Дюжина человек сбежала по сходням и встала в два ряда. На запястьях огнём горели стальные браслеты. Хельчагу удивился: брать с собой столько охраны не в обычае Махи Ташады. Значит, он не один...
На сходню ступили ещё два человека. Старый уний шёл чуть позади, впереди же... Хельчагу встал на одно колено и склонил голову.
– Приветствую в Талау... – начал Хельчагу.
– Мой фэй, – негромко подсказал уний Ташада.
– ...Мой фэй, – закончил Хельчагу.
– Встань, радис Хельчагу, – сказал Нулл. – Мы встречались уже, но ты казался мне старше. Представь своего человека.
– Радис Рунова, мой фэй, – сказал Хельчагу. – На нём наука плавучего города Талау.
– Рад служить, мой фэй, – сдавленно произнёс Рунова.
– Ты ещё моложе, Рунова, – усмехнулся Нулл. – Это странно. Я всегда представлял учёных такими, как уважаемый Ташада. Седые мудрецы в тёмных кельях.
– Кхм... я... – начал было Рунова.
– Не обращай внимания, радис, – остановил его Нулл. – Это шутка.
Он посмотрел на Хельчагу:
– Покажи свой город, радис. Хочу знать, на что мы истратили столько золота.
– Да, мой фэй!
От волнения пересохло горло, словно не разменял он пятый десяток и не знал Нулла лично. Как юный чиновник на первой аудиенции. Хельчагу откашлялся. Всё верно, он впервые строит город и впервые представляет его Нуллу.
– За моей спиной, благородные фэи, – начал он, – лежит Великий корабль предков. Он лежит здесь тысячи лет, и тысячи лет туземцы считали это место простой отмелью и ловили на палубе Великого корабля тайпангов.
– Это вкусно, – заметил Нулл.
– Мой фэй прав! – коротко поклонился Хельчагу. – Эта тварь столь же вкусна, сколь и безобразна на вид и на ощупь. Интересно, что тайпанги водятся везде, даже в окрестностях Риномоса, но...
– Но? – подбодрил его Нулл.
– Они и близко не так вкусны, как здешние, – объяснил Хельчагу. – Удивительно. Не так ли, мой фэй?
Нулл ободряюще улыбнулся.
– Здесь море как море, – продолжил Хельчагу. – Обычные острова, обычные скалы, ничем не примечательная вода. Простите, – он достал маленькую фляжку, сделал несколько глотков. – Потом люди Ваки И-Лато привезли кусок обшивки. Так мы нашли Великий корабль предков, мой фэй.
– А тайпанги? – спросил Нулл. – При чём здесь они?
– Позвольте, мой фэй? –
Рунова сделал шаг вперёд.
– Конечно, радис.
– Великий корабль предков особенным образом влияет на живые существа, – заговорил Рунова. – Частицы металла, покрытие палубы, множество веществ, необычных для моря. Они веками попадали в морскую воду и изменили тайпангов. Скорее всего, это «Гнев Номоса». Простите, мой фэй, – он смутился, – «Гнев Номоса» – это...
– Не надо объяснять, – остановил его Нулл. – Я не всегда был Нуллом и знаю, как действует «Гнев Номоса» на животных и людей.
– Да, мой фэй! – обрадовался Рунова. – Тайпанги – странные твари. Им не страшно то, что убивает других.
– Да, – согласился Нулл. – Однако о тайпангах мы поговорим потом. Сейчас меня интересует город.
– Да, мой фэй, – сказал Хельчагу. – Сейчас здесь живут и работают семь сотен Махи. Вместе с рабочими, матросами и обслугой из Кости и островитян город населяют почти четыре тысячи человек.
– Целая флотилия... – задумчиво проговорил Нулл.
– Да, мой фэй, – Хельчагу широко развёл руки, словно пытаясь обнять весь город разом. – Я надеюсь, что когда-нибудь Талау превзойдёт блеском Ачтаплис! Рядом с Великим кораблём расположено множество необитаемых островков. Я срою их и построю плавучие дворцы, театры и присутствия. Я уже начал делать это, я...
– Не увлекайся, Хельчагу, – сказал Нулл. – Ты хочешь затмить мою резиденцию?
– Что вы, мой фэй!.. – Хельчагу побледнел. – Я вовсе не думал...
– Дело не в этом! – резко сказал Нулл. – Я не против новых городов, и я не против их блеска, но... впереди опасные времена.
– Простите, мой фэй, – сказал Хельчагу, – я не знал.
– Ты и не должен знать. – Нулл взял себя в руки и снова говорил ровно и доброжелательно. – Я доволен твоей работой, ты создал для Махи все условия. Но что они подняли со дна моря? Новые знания – это хорошо, для будущего, а сейчас меня интересует оружие. Вы дадите мне новое оружие, радисы?
Вперёд снова выступил Махи Рунова:
– Прошу благородных фэев следовать за мной. Это не для всеобщих глаз – то, что мы можем дать сейчас.
...Кракен словно вымер. Команда попряталась, не смея мешать трапезе Нулла. Кроме него за столом присутствовали уний Ташада, а также Хельчагу и Рунова. Нулл молчал, рассеянно кроша в пальцах лепёшку с чесночником, Ташада прихлёбывал легчайшее вино. Хельчагу резал мясо, макал его в драгоценный соус из красного тайпанга и медленно жевал, не чувствуя вкуса. Повар Нулла превзошёл сам себя, Хельчагу это понимал, ведь он не первый раз сидел за столом Нулла. Однако происходило что-то очень серьёзное, и он при всём желании не мог бездумно наслаждаться яствами. Рунова, который ещё недавно не мог и помыслить о таком обеде, так и не притронулся к пище и только пил воду из тонкого стакана.
– Я доволен, – сказал наконец Нулл. – Я ожидал большего, но я всё равно доволен. Наш молодой радис, – он мимолётно улыбнулся Рунове, – достоин награды. Подумай об этом, Ташада.
– Да, мой фэй, – сказал уний.
– Вспомни ещё о том, что ты стар, – продолжил Нулл.
– Об этом трудно забыть, – промолвил Ташада.
– Никто не вечен, – подтвердил Нулл. – Всему приходит конец, и красный сахар не всесилен.
– Да, мой фэй, – снова согласился уний.
– Тебе пора на покой, Ташада, – сказал Нулл. – Ты уже подобрал себе преемника?
– Уния избирает совет радисов, – Ташада отставил вино. – Тебе ли не знать, мой фэй?
– И к тебе не прислушаются? – прищурился Нулл. – Не верю, Ташада.
– Правильно не веришь, мой фэй. Ко мне прислушаются. К чему эти загадки? Твои гости не знают, что думать.
– Ты прав, – Нулл налил вина, пристально посмотрел на Хельчагу. – Боюсь, у тебя не выйдет достроить свой город, радис Хельчагу. Сдавай дела Рунове и готовься возглавить Железо. Если совет радисов не послушает Ташаду, то он послушает меня...



https://author.today/work/157039

Глава 1. Гадалка с белыми волосами
Глава 2. Замуж пора
Глава 3. Дары моря
Глава 4. Великий корабль
Глава 5. Счастье её жизни
Глава 6. Побег
Глава 7. Город и остров