Автор Игорь Маранин brombenzol,
Глава 17. За пять дней до того
Только что ничего не было – тьма, безмолвие, безмыслие, бессловие, но женщина внезапно распахнула глаза, и в её зрачках отразился низкий потолок. Непонимающим взглядом она уставилась на него и осознала, что кровать под ней раскачивается, а вокруг разлит свет.
– Не верю, – послышался смутно знакомый голос. – За это на рее вешают. Каким бы подонком Кракен не был, он не мог оставить тонущий корабль со своими людьми и погнаться за нами. А когда он собрал всех, то на судне получилась такая толчея, что пришлось держать курс в ближайший порт, а не гоняться за нами по океану.
– Ты всегда был о людях лучшего мнения, чем они заслуживают, – сказал кто-то ещё. И этот голос женщина откуда-то знала. Но этот был чужой, посторонний, а первый казался родным.
Голоса замолчали. Женщина обвела взглядом тесное помещение и поняла, что находится на корабле. И всё вокруг раскачивается потому, что этот корабль плывет по морю.
– Что сказал лекарь? – поинтересовался чужой голос.
– Ничего нового, – ответил родной. – Он называет это “глубоким сном” и сыпет словами, от которых мне становится тошно.
– Но она очнется?
– Если не обманывать себя, то нет. Прошло две недели.
Маур! Женщина вспомнила имя этого человека, а вслед за тем и своё – Мусса.
– Что будем делать?
– Исполним то, зачем она снарядила экспедицию – найдём Тора. Затем доставим её в Мус, и если столичные лекари не помогут, повезу Фонбору её по островным шаманам. Амбрус должен знать, где они обитают.
– Вот почему ты сохранил Амбрусу жизнь! – воскликнул Кармело. – Удержать команду от расправы было тяжело.
“Откуда капитан знает Амбруса?” – мелькнуло в голове Фонборы, но новая мысль перебила эту: голос сказал “Тор”. В голове Муссы словно прорвало плотину: воспоминания хлынули бурным потоком, заполняя пустоту. Вспомнить целую жизнь …Это совсем не похоже на то, как вспоминаешь припев полузабытой песени. Вспомнить целую жизнь – словно прожить её заново, за одно короткое мгновение. За один глоток вина. За взмах ресниц. На Муссу обрушился поток дат и событий, слов и звуков, запахов и пейзажей, имён и лиц. Она нырнула в него с размаху, словно в обжигающе холодную воду. Она бежала по берегу родного острова и полной грудью вдыхала аромат прошедших лет. Листала книжки позабытых авторов. Напевала песени, которые никто уже не поёт. Целовалась с теми, чьи имена украло время. Пожимала руки друзьям. Она вспомнила, кто она и кто Тор, и что оне плывёт искать брата на острове, и про корабль, на который она прыгнула, спасая Кармело и Маура... Она хотела позвать дель Бриза, уткнуться в плечо, но из горла вырвался только невнятный хрип.
– Слышал? – раздалось на палубе.
– Что это?
– Хрип… стон…
Раздался топот сапог, Маур ворвался в каюту и увидел, что Мусса очнулась.
Закутанная в одеяло, Фонбора сидела в кресле-качалке на юте и смотрела на море. На горизонте оно сливалось с небом, таким же тёмным и пасмурным. Не было ничего, кроме неба и моря, волн и свинцовых туч. Воздух смешался с водой, и мелкие капли моросью ложились на лицо, но это было даже приятно. В руке женщина держала кружку с горячим вином и пивала согревающий горло напиток крошечными глотками. Кресло отыскал в трюме Начо: после битвы дикарь записал Маура и Муссу в свои друзья.
– Когда ты смела эту свору с палубы, – рассказывал Маур, – на “Свидетеле” заметили второй корабль Кракена. Одноглазый так его раскочегарил, что закоптил всё небо на горизонте. Счёт пошёл на минуты, кости вот-вот должны были упасть со стола. Начо решил расстрелять “Каракатицу” в упор – в то, что мы ещё живы, не верил на “Свидетеле” никто. Но оставить тело капитана врагу?! Для него это несмываемый позор. И что же делает этот великолепный дикарь? Спускает на воду шлюпку, берёт с собой парней и отправляется на “Каракатицу”! Он делает то, на что не решился сам Кармело: пошёл на абордаж в шлюпке. Если бы не ты, их бы расстреляли прямо в море. Но пушка была потеряна, на палубе не осталось никого – и наши моряки благополучно добрались до корабля. К тому времени Кармело успел собрать оружие и мы снова отстреливались: те, кто находился в трюмах, очухались и полезли наверх. Только представь: циклонцы поднимаются на “Каракатицу”, чтобы отбить труп капитана или с честью погибнуть, и видят такую картину: вся палуба завалена мертвецами, а Кармело продолжает воевать! Теперь байка “капитан Кармело в одиночку взял на абордаж корабль” разойдётся по всем портовым кабакам.
– И пусть разойдётся! – улыбнулась Мусса.
– И пусть! – согласился Маур. – Тебе ведь ни к чему такая слава, а ему пригодится.
– Много погибло?
– Двадцать семь человек, треть экипажа. Ещё один до сих пор карабкается от смерти к жизни.
Они помолчали, глядя на волны.
– Карлито жалко, – вздохнула Мусса. – Совсем мальчишка. Я видела, как его снесло снарядом вместе с мачтой. Незадолго до этого я шла мимо, а он сидел над убитым старшиной. Я тогда попросила его уйти в трюм, но не догадалась заставить силой.
Она допила вино и отдала кружку Мауру.
– Сколько ему было? Четырнадцать? Он так пялился в подзорную трубу на мою грудь, что мне становилось смешно. Чего ты ухмыляешься?
Маур наклонился к её уху и прошептал:
– Он и сейчас пялится.
Мусса задрала голову и обнаружила Карлито на смотровой площадке, сооруженной на оставшейся мачте. Труба в руках подростка дёрнулась в сторону, а сам он сделал вид, что осматривает горизонт.
– Живой! – обрадовалась Фонбора.
– Да просто счастливчик – ни единой царапины. Мы подобрали его с обломка мачты, когда удирали с “Каракатицы”.
Силы постепенно возвращались к Муссе, но она словно “ослепла”. Та боль, та жуть, тот шок, что сопровождали выплеск ментальной энергии на “Каракатице”, парализовали её дар. Вместо этого (а, может, из-за этого) женщина чувствовала постоянную тревогу.
– Уверен что Кракен нас не догонит? – тормошила она Маура. – Мне кажется, мы еле тащимся.
– Начо не решается нагружать котлы, но пока не было штиля, мы шли довольно ходко, – успокаивал её дель Бриз. – А за Кракена не беспокойся, ему не до нас.
Но Мусса всё равно беспокоилась. Смутное волнение не оставляло, временами ей казалось, будто кто-то подглядывает, и это был явно не Карлито. В какой-то момент, устав оглядываться, она попыталась прощупать пространство ментальным взглядом, но едва устояла на ногах. Под вечер третьего дня, когда Матушка снова принялась полоскать юбки в океане, ветер окреп, и Кармело отдал приказ остановить котлы и поднять паруса. Сидя на юте в полюбившемся кресле, Мусса любовалась закатом и вдруг заметила в небе птицу. Это был поморник – он летел, по-хозяйски осматривая океан. Все страхи, которые Фонбора прятала от посторонних, вырвались наружу: их корабль всё-таки выследили!
– Вернулся! – закричала Мусса. – Сюда! Идите сюда!
Как назло, на палубе никого не было. Только Начо стоял у нактоуза, в котором размещался судовой компас,
– Что стряслось? – обернулся он.
– Птица вернулась! Смотри, Начо, поморник!
Великан задрал вверх голову.
– А-а-а, Меткая Задница, – равнодушно пробасил он. – Охотится вылез.
Он подошел к Муссе и уселся рядом, прямо на палубу.
– Это что, другой? – удивилась она.
– Тот же! Когда “Каракатица” затонула, с извинениями прилетел.
Фонбора прыснула:
– Прямо так и сказал: “извините”?
– Кричал чегой-то, – великан почесал затылок. – Капитану под ноги рыбину бросил.
– А он?
– Капитан? Стрелять давай. Поморник вторую рыбину притащил. Тут уж мы смекнули: прощенье выпрашивает – видать, хозяин на “Каракатице” погиб. Но Кармело сильно обижен был, сдался только на десятой рыбе. С тех пор оба нейтралитет держат. Ты с утра пораньше выйди – поглядишь, как наш кок рыбачит. Выносит ведро, ставит на палубу и уходит. Поморник видит ведро и начинает пойманную рыбу в него швырять. Ни разу не промахнулся! За это Меткой Задницей и прозвали.
– Того, кто пронёс птицу на корабль, нашли?
– Расспросили экипаж, нашли. Целый детектив был.
– И кто же он?
– Кочегар один в Мусе нанялся, он и протащил. Капитан хотел его повесить да твой дружок Маур заступился.
Муссе показалось, что она ослышалась.
– Маур заступился?
– Угу, – мрачно подтвердил Начо. – Не видела разве, как он подглядывает за тобой?
– Кто подглядывает? – окончательно запуталась Фонбора.
– Да кочегар же!
У Муссы вытянулось лицо. “Как это? – подумала она. – Маур заступился за предателя? Теперь предатель следит за мной? И ему это дозволяют?”.
– Послать за ним? – неожиданно предложил Начо, чем окончательно добил Фонбору. Не пытаясь больше разобраться, она просто кивнула. Вскоре из машинного люка выбрался кочегар и, опустив голову, направился к Муссе. Увидев предателя, женщина лишилась дара речи – несколько секунд она беззвучно хлопала ртом, словно рыба, брошенная поморником на палубу. Перед ней стоял Амбрус де ла Муссон. Уголь въелся в поры и вычернил его лицо, под глазами отвисли мешки, ладони огрубели от лопаты, но не узнать Амбруса было невозможно.
– Как ты попал на корабль? – выпалила Фонбора, справившись с изумлением.
Не поднимая взгляда, помощник промямлил:
– Нанялся кочегаром.
Эту историю он пересказывал уже раз пятнадцать – капитану, его помощнику, Мауру дель Бризу и всем тем, кто хотел лично выбросить его за борт. После неудачного проникновения в дом своей начальницы (об этом он, конечно, не говорил) страстным желанием Амбруса было реабилитироваться в глазах возлюбленной. И когда Фонбора начала готовиться к путешествию, Амбрус решил во что бы то ни стало плыть вместе с ней. Вот только в морском деле он не смыслил ничего, а билетов на “Свидетель” не продавали.
Несколько дней помощник Фонборы ходил вокруг да около таверны, в которой Кармело нанимал на корабль новых людей. Присматривался. Расспрашивал неудачников, которым было отказано – за кружку пива те охотно рассказывали свои истории. Человека, который также присматривался к команде “Свидетеля”, он заметил не сразу. Тот был настолько неприметен, что даже сейчас Амбрус не смог бы описать его. Человек сам подошёл к нему.
– Прошу прощения, господин, – сказал он. – Не вы ли будете Амбрус де ла Муссон?
– Это я, – ответил помощник Фонборы, польщённый тем, что его узнают на улицах. – А ваше имя?
– О, я не настолько известен! Простой любитель, занимающийся птицами.
Простой любитель столь ловко жонглировал словами, что совершенно очаровал Амбруса. Не привыкший к лести де ла Муссон таял, как свеча от огня, и скоро выложил свою историю незнакомцу, так и не назвавшему собственное имя.
– А я наблюдаю за вами третий вечер, – признался новый товарищ, – и никак не пойму, что вы задумали! Мой вам совет: наймитесь кочегаром. На эту работу мало кто идёт, но человек вы физически крепкий – справитесь. А главное, – он перешёл на шёпот, – в машинное отделение ваша знакомая точно не заглянет. Там жарко, там угольная пыль, там даме совершенно нечего делать!
– Но как же я тогда её увижу?
– Люк! Из машинного отделения на палубу ведёт люк. Часть пути вы непременно пойдёте под парусами, экономя уголь. Значит, будете свободны от работы. Никто не обратит внимания, если вы постоите у приоткрытого люка, наблюдая за людбми на палубе. А если и обратит, всегда можно отговориться, что стало душно.
Амбрус был на седьмом небе. Судьба в лице этого островитянина сама подсказывала ему, как следует поступить.
– Но сами-то вы что тут делаете третий вечер? – спросил он.
– То же самое, что и вы – слежу за командой “Свидетеля”.
– Хотите наняться на корабль? – обрадовался де ла Муссон.
– Нет, – вздохнул незнакомец. – Думаю, как лучше орнитологический эксперимент. Хочу попросить кого-нибудь взять с собой клетку с птицей и выпустить её в море на волю. Но у этих пройдох-контрабандистов такие рожи! Совершенно ненадёжные люди.
Выяснилось, что собеседник страстно увлекается орнитологией и изучает поведение птиц. Обаяние этого неприметного человека было столь велико, что Амбрус сам предложил ему свои услуги.
Мусса выслушала рассказ с каменным лицом. Её не разжалобил ни страстный порыв этого человека броситься вслед за ней, ни его искреннее раскаяние, ни то, что его использовали вслепую. Она думала об одном: двадцать семь человек могли быть живы, если бы не самодеятельность её подчинённого.
– Не следи больше за мной, Амбрус, – сказала Фонбора. – И когда вернёмся в Мус, я не хочу тебя видеть в своей лаборатории. Ты уволен.
https://author.today/work/294123
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ