Автор Борис Богданов bbg,
Часть вторая. Тина
Год 3055-й
Глава 7. Город и остров
Алонкеи не чудовища, просто наши цели различны.
Алонкеи не чудовища, но воспитанникам говорить об этом не следует. Нужно поддерживать в них жажду мести, она помогает учиться. Человек должен иметь цель и стимул, месть – цель и стимул лучше многих иных. Но сами мы при этом должны помнить, что алонкеи – не чудовища, просто наши цели различны.
Орден Механиков. Наставление для Наставников, Том 1, статья 4. Отрывок
– Островитянин позволит сесть рядом с ним?
Бузой оторвался от кружки. Раньше он не встречал этого человека. Невысокий, худощавый, с волосами цвета жухлого пальмового листа, длинными и прямыми. По виду Вака, но без золотой серьги в ухе. Он смотрел на Бузоя неприятным, неподвижным взглядом. Как змея. Б-р-р-р!..
– Не очень-то Морские спрашивают... – проворчал Бузой и чуть пересел, освобождая место на лавке.
– Морские? – удивился змееглазый, плюхаясь на лавку.
– Никогда не спят на суше, – объяснил Бузой. – Всегда приходят с моря. Морские. Правда, вот, – он обвёл рукой темноватый сарай, – пивную устроили. И тайпанг у них в садках растёт, нырять не надо. Потянул за верёвку и выбирай какого хочешь. Хорошо.
– Алонкеи, – кивнул змееглазый. – Они называют себя алонкеи. Миту не алонкей, но долго жил среди них.
Теперь пришла пора удивляться Бузою.
– Миту? – переспросил он. – Кто это Миту?
– Вот он, – змееглазый ткнул себя пальцем в грудь. – Миту рядом с тобой, островитянин.
– Я Бузой.
– Миту рад, – сказал чужак и бросил на стол перед собой окунька. – Миту спрашивает, этого хватит на две кружки пива?
– С двумя дырками-то? – Бузой повертел монету, уважительно вернул на место. – Хватит куда как больше, чем на две. Гляди не утони в этом пиве!
– Миту не утонет, – усмехнулся чужак. – Миту не Морской, но половину жизни провёл на воде. Миту надеется, Бузой поможет ему одолеть это пиво.
Пиво не вода, хотел сказать Бузой, но передумал. Чужак не выглядел новичком, не отличающим пиво от воды. Впрочем, какой он чужак, если предлагает выпить за знакомство?
Окуня хватило и на выпивку, и на закуску.
– Пусть Бузой не смотрит на одежду, – втолковывал Миту сколько-то кружек спустя. – Хозяин послал Миту работать, хозяину не хватает денег. Половину того, что получит Миту, он отдаст хозяину!
– Тогда... не бросайся... деньгами... – Бузой осоловел, но старался быть рассудительным. – Твой окунь... в-восемь... или десять, – он поднял перед собой руки, пошевелил пальцами; пальцы расплывались перед глазами, их было то восемь, то двенадцать, а то лист хлебной пальмы, – д-дней работать.
– А-а-а-ха-ха!.. – захлебнулся смехом Миту. – Хорт не знает про эти деньги. Лучше Миту угостит хорошего друга, чем отдаст хорту!
Друга... Ох и напоил меня друг! Мысли медленно ворочались в голове. Лавка и стол качались, словно лодка на волнах. Бузой опёрся о мокрую, залитую пивом и засыпанную шкурками серебрянки столешницу, грузно встал.
– Домой... – сказал он, обращаясь к мутной лампе под потолком. – Спать.
Лампа мигнула, но ничего не ответила.
– Миту отведёт друга домой! – заявил, обнимая Бузоя за плечи, новый знакомец. – Если друг покажет дорогу.
– Пока... жу, – согласился Бузой. – Помоги... мне, друг Миту. Устал... сегодня.
Обнявшись, они добрели до свайного жилища островитянина. Ночная свежесть и холодный ветер немного протрезвили Бузоя. Он пошатывался, подпирал плечом лесенку, но заговорил уже вполне внятно:
– Наверное, тебе негде ночевать?
– Негде, – согласился Миту.
– У нас мало места, да и дети спят, – Бузой развёл руками. – Но... я дам тебе циновок. Жена с вечера варила кашу, песок на месте костра ещё тёплый.
– Миту благодарен. Миту любит звёзды.
– Вот и хорошо, – ответил Бузой и неожиданно ловко побежал по ступенькам наверх.
«...Запомни, для всех ты наказан, – объяснял ему Вака И-Лато перед отплытием. – Для всех ты работаешь для хорта за малые окуньки. На самом деле ты мои глаза и уши. И-Нодзе уходит от Талау и вернётся только через полгода, теперь ты за него. Сообщай всё, что видишь и слышишь. Турбасов найдёшь у старосты Маваи».
Жаль, что И-Нодзе ушёл. Человек он жестокий, островитян презирает, но посланцу хорта помог бы. Ну да ладно, новый знакомый, Бузой, простоват, зато наблюдателен и успел поработать почти везде. От начала и до сего дня. Знает он, понятно, не всё, но что знает, то знает изнутри. Вряд ли И-Нодзе рассказал бы ему столько интересного, да и к чему Вака все эти мелочи, которыми переполнена работа островитянина Бузоя?
Вот поэтому, усмехнулся мыслям Миту, И-Нодзе простой Вака, а И-Лато – хорт.
Ветер разогнал тучи. Небо, полное звёзд, медленно вращалось над головой. «Или последняя кружка была лишней», – подумал Миту и заснул.
***
Свежий ветер подхватывал барашки волн и кидал их на смотровую палубу фойлы, но какой алонкей не любит, когда солнце и солёные брызги на губах?
Махи Хельчагу стоял, опершись о поручень и подставив лицо клочьям пены. Шляпу он спрятал за спиной, и ветер трепал его длинные чёрные волосы. Махи Рунова держался в стороне, нетерпеливо постукивая по доскам носком сапога. На его лице застыло недовольное, чуть брезгливое выражение.
– Зачем вы меня вызвали, радис? – не выдержал молчания он. – Полно работы, не хватает времени, а тут ещё вы...
– Сколько мы здесь, Рунова? – спросил, не оборачиваясь, Хельчагу.
– Восемь лет, – сказал Рунова, – но какое отношение...
– Как вы не понимаете? – развернулся к нему Хельчагу. – Всего восемь лет прошло, а посмотрите вокруг!
Посмотреть стоило. Из островов Птичьего Двора всего два или три остались нетронутыми, все прочие разительно изменились. Раздались в ширину и осели, как свеча на горячей плите. Их прорезали широкие и прямые каналы, на берегах которых кипело строительство. Фух! Фух! Фух! – ветер доносил стук паровых молотов, загонявших в скальный грунт толстые сваи. Там и сям посреди каналов качались уже цепочки связанных канатами плотиков; на них потом выстроят дома, склады, публичные заведения и разобьют сады.
Море над Великим кораблём Предков испятнали десятки искусственных островков из биобетона; кое-где отдельные островки слились вместе, и там тоже работали, возводили стены лабораторий.
Вдоль береговой линии Матушки и Отца теснились бараки для рабочих из Кругов Пыли; охотники из Пены и Кости жили на кораблях.
– Алонкеи изменяют лицо мира, – немного выспренне объявил Хельчагу. – Согласны, Рунова?
– Скорее, мир изменяют наши, гхм, деньги, – сказал Рунова.
– В самом деле?
– Да. Сорок лет назад, когда община И-Лато открыла эти острова, здесь процветала меновая торговля. Тайпанга меняли на костяные иглы, шкуры горных коз – на сушёную серебрянку. Теперь... Вы не поверите, Хельчагу, кружка дрянного местного пива стоит не меньше малька! И даже для расчётов между собой местные используют нашу медь.
– Вы посещаете пивные на берегу? – удивился Хельчагу.
– Для прочистки мозгов, – объяснил Рунова. – Когда я вожусь с тем, что поднято снизу, то чувствую себя полным неучем. Не всегда, но часто. Вот, например... – Он поднял кожаный саквояж, стоявший до того на палубе. – Не желаете поломать голову вместе со мной?
– Почему и не поломать? – согласился Хельчагу. – Но лучше это делать у меня в кабинете.
– Да, – сказал Рунова, когда они оказались внизу. – Лицо горит, отвык я от моря и ветра. Сижу в трюме как червь.
– Пустое, – отмахнулся Хельчагу. – Показывайте ваши головоломки.
Один за другим Рунова достал из саквояжа несколько странных предметов.
Хельчагу взял один, повертел в пальцах.
– Что это?
– А вы как думаете, радис?
– Я бы сказал... – Хельчагу наморщил лоб. – Если судить по зубьям, то это гребешок для волос. Нет?
– Смешно, – сказал Рунова. – Нет, им неудобно пользоваться.
– Мало ли, – пожал плечами Хельчагу, – у людей разные пристрастия. Некоторые любят повычурнее. Хорошо. Это может иметь отношение к математике? Здесь я вижу восемь накладок, а с другой стороны – шестнадцать.
– На некоторых их три. На других пять или семь.
– Простые числа?
– Да, мы думали об этом. Но вот, – он вынул из саквояжа пластинку, густо усеянную узкими прямоугольными накладками, – здесь их ровно семьсот одиннадцать! Никакой системы, радис. Понимаете, вообще никакой системы! Хотя есть подозрение, что это части какой-то гальванической машины.
– Золотые полоски.
– Они, радис.
– Да, кстати! – Хельчагу отложил пластину, с прищуром посмотрел на Рунову. – Сколько людей у вас в подчинении?
– А? Не помню, – Рунова в недоумении приподнял брови. – Сколько?
– Почти четыре сотни, – сказал Хельчагу. – Если точно, то триста восемьдесят девять. Начинали вы, если не забыли, с шести человек.
– Вы к чему это, Хельчагу?
– Я посылал на вас представление, – торжественно сказал радис. – Вчера пришёл ответ. Поздравляю, радис! Давайте, что ли, вашу серьгу.
– А... вы? – Рунова принял серьгу с золотым трёхмачтовым корабликом и теперь неверяще крутил её в пальцах. – А что теперь вы, Хельчагу?
– А что я? – сказал Хельчагу. – Я – главный по строительству, на мне город. Наука ваша. Неужели мы не поладим, раз уж ладили до сих пор? А теперь предлагаю отметить. – Он выставил на стол два серебряных стаканчика и пузатую глиняную бутылку.
– Что это? – немного испуганно спросил Рунова, глядя, как Хельчагу наполняет стаканчики густым настоем цвета солнца на закате. – Это спирт?!
– Да. Я напряг нашего химика, фэя Махи Мендеви, он сделал мне флягу, – ответил Хельчагу. – Настоян на коре местного дерева. Мне кажется, получилось очень неплохо. И да, будьте осторожны, радис, – он усмехнулся, – настойка бьёт по голове не хуже, чем предметы предков!
***
– Смотрим и не дышим...
Махи Алазу с великой осторожностью достал из кожаного мешка продолговатый свёрток из рыжей промасленной бумаги и положил перед собою на палубу. Одна сторона свёртка была заклеена наглухо, из второй крысиным хвостом торчал длинный, локтя в два, толстый шнур.
Бузой заметил, как у невозмутимого обычно Миту дрогнуло лицо. Он явно видел раньше такие штуковины.
– Что это? – шёпотом спросил Бузой у напарника.
– Ти-хо!.. – прошипел Алазу. – Сказано же: не дышим. Тем более не болтаем. Всё объясню.
Их плотик качнуло волной, и Махи Алазу тихо выругался на непонятном языке. Смахнул со лба испарину и продолжил:
– Скала эта, – он кивнул на ближайший безымянный островок, что вырастал из моря локтях в трёхстах, – мешает планам осиянного фэя Махи Хельчагу, да продлит Номос его годы, да...
Он помолчал, пережидая очередную волну.
– Вот вы сейчас думаете, какой дурак этот Алазу, – сказал мастер. – Фойлу эта волна и не колыхнёт. Зачем тогда мы здесь, на плоту? Затем, – он поднял наставительно палец, – что если рванёт, то погибнем только мы трое. А на фойле... ну, понятно.
– Рванёт? – очень тихо спросил Миту.
– Да. Состав особый, капризный, – Махи внимательно посмотрел на Миту. – Ты, знаю, знаком с такими вещами. Так вот, скала тоже хитрая, обычная смесь не подойдёт. Осиянному фэю надо развалить каменюку пополам, иначе вся работа впустую. Так что слушайте, попытка у вас только одна...
Час спустя Бузой и Миту высадились на островке. Пляж успели расчистить, и между скал нашлась расселина, дорожка вглубь острова. Миту шёл первым, свёрток в парусиновой сумке висел у него на груди. В руках Миту держал морской фонарь. Следом, нагруженный молотками и клиньями, шагал Бузой. От нового знания в его голове шумело, как от доброго кулака кружек.
– Ступай осторожно! – приказал, оглянувшись, Миту. – Воткнёшься мне в спину, тут нам и конец.
– А-га, – только и ответил Бузой.
«Наверное, он не заметил, – думал Миту. – А если и заметил, это уже не важно. Хороший парень Бузой, но туповат. Вряд ли он придаст оговорке значение и донесёт».
Маска, которую Миту нацепил на себя двадцать лет назад, сходила клочьями. Она больше не нужна, он не собирался возвращаться. Он увидел и услышал достаточно, чтобы снова стать самим собой. Большая удача, что на островке оказался вход в Муравьиный лаз. Ещё большая удача, что Махи Алазу именно их с Бузоем выбрал для взрыва скалы. Бедный Махи Хельчагу… Если бы он узнал, что скрывает внутри себя гора с раздвоенной вершиной! Он окружил бы остров тремя кольцами охраны, он вызвал бы сюда самого уния Круга Железа, он...
Миту усмехнулся. Просчитывать решения врага уже не нужно. Вход исчезнет вместе со скалой и с самим Миту. Хельчагу ничего не узнает. Алонкеи ничего не узнают, вот только Бузой...
Стоит ему попасть в руки расследователей, он расскажет всё. Что видел, что слышал, чему был свидетелем, но не обратил внимания или забыл. Расследователи вывернут островитянина наизнанку и вытрясут из него любую мелочь, и уж тем более то, что чужак Миту внезапно заговорил как человек.
Жаль.
Впереди блеснула вода. Они пришли. Здесь Махи Хельчагу решил обмануть природу, сделать море в сердце острова. Для этого он хочет развалить скалу пополам. Хельчагу обязательно сделает это, он очень упорный человек.
Но не сейчас.
– Пришли, – сказал Миту и осторожно снял сумку. Фонарь положил так, чтобы тот светил вверх.
Шаги за спиной стихли. Миту обернулся: Бузой вертел головой в разные стороны, кривил рот в гримасе удивления.
– Никогда не был в сердце горы? – спросил Миту.
– Нет.
– Я был.
Миту подошёл вплотную. Нож скользнул из рукава в ладонь.
– Прости, Бузой.
– Что? О-ох...
Клинок легко вошёл Бузою под лопатку, пробил лёгкое и сердце. Так же легко, как и двадцать лет назад, когда он убил первого человека. Папаша Фа Лой навсегда вбил в него умение убивать.
– Прости, Бузой, – сказал Миту, глядя в тускнеющие глаза напарника. – Не бойся за детей, я оставил твоей жене много денег.
– А-ва...
Бузой всхлипнул последний раз и обмяк.
– Прости, – повторил Миту и закрыл Бузою глаза. – Ты в самом деле почти стал моим другом, но я не могу рисковать. Когда-то мы пожертвовали двумя деревнями только для того, чтобы Вака И-Лато заметил и подобрал меня. Он такой жалостливый, этот И-Лато.
Миту встал и навсегда забыл островитянина. Геологи Махи Руновы сделали всё, чтобы он не ошибся. В месте, предназначенном для мины, стоял жирный меловой крест. Умно. Трещины в своде двумя кустами расходились от этого места. Взрыв и точно развалит гору пополам.
– В другой раз, Хельчагу, – сказал Миту.
Закончив приготовления, Миту вошёл в чёрную воду. Времени немного. Пока горит запальный шнур, он должен миновать первое колено тоннеля.
Взрыв ударил по ушам, когда Миту подплывал ко второму колену. Лёгкие просили воздуха. Это ничего, он уже почти приплыл.
Впереди возник призрачный голубой свет. Миту последний раз оттолкнулся ногами ото дна и вынырнул. В круглом гроте светились, казалось, сами стены. Посредине грота возвышался над водой маленький островок, а над ним – полукружье внемировой тьмы.
Вход. Устье. Жерло.
Желудок болезненно сжался и провалился в ноги. Миту проходил лазом трижды, но страх всё равно заставил задрожать сердце. Миту выбрался на островок и разделся догола. Лаз почти живой, он любит шутить, любит смешать живое и неживое. Не стоит ему помогать в этой затее.
Потолок грота поменял цвет. С синего на зелёный, потом с жёлтого на красный. Надо торопиться. Время здесь течёт иначе, взрыв наверху будто замёрз, но так будет недолго. Скоро грот схлопнется внутрь себя, и тогда уже никто не поймёт, что здесь было.
Миту глубоко вздохнул и прыгнул в лаз ногами вперёд.
***
В загоне было людно, шумно и пахло навозом.
Холостили поросят, и от визга звенело в ушах. Заправлял всем Ломм, помогали воспитанники, мальчишки десяти – двенадцати лет.
Тину за малостью лет помогать не звали.
– Ногу, ногу держи!
– Крепче, не видишь, дёргается?!
– Куда лезешь, дурья башка? Давай тебе что отрежу? Оно тебе не надо, похоже.
– Нитку, быстро!
– Следующего тащи!
Очередной поросёнок отбегал к стене загона и там стоял, дрожа и поскуливая, а на смену ему уже волокли нового. К концу действа все, кроме Тины, перемазались как демоны.
Поросят Тине было жалко, но обсуждать дела старших она не привыкла. Да и кто её спросил бы?
Загон закрыли. Мальчишки наскоро ополоснулись у бочки. Ломм зажёг огонь, зазвенел решётками для жарки. Вкусно запахло дымком, а потом ещё вкуснее, печёным мясом. Мальчишки, сгрудившись возле огня, весело переговаривались, обсуждали прошедшее, жевали, чавкали.
Последний раз Тина ела утром, противную кашу, которую готовила мать, и, конечно, съела немного. Она проголодалась, в животе урчало, но мальчишки были такие большие и шумные, и она боялась попросить.
На её переживания обратил внимание Ломм. Подошёл, протянул на большом листе нарезанное кружками жареное мясо:
– На, малявка, трескай!
– Ыгы! – Тина с жадностью накинулась на еду. Было горячо, но очень вкусно, и Тина, выросшая почти без материнского пригляда, не привередничала. Мать с утра до вечера занималась всякими взрослыми делами: стряпала, стирала, чинила одежду, мыла и убирала, а после к ней обычно заваливались гости. И дядя Ломм, и дядя Турай, а иногда и сам дедушка Фа Лой. Он, правда, появлялся ненадолго и скоро уходил по своим важным делам.
Что дедушка Фа Лой на острове самый главный, Тина поняла давно. Оно и понятно, он был самым старым, а значит, самым умным. Он учил поселковых мальчишек разным премудростям, изредка ему помогали Ломм и Турай. Дядя Ломм командовал свинарником, а дядя Турай – огородом, где водилось множество вкусных вещей. Больше времени Тина проводила именно на огороде, особенно когда распускались цветы.
– Эй, Тинка!
Кричал Дираш. Проказник и зубоскал, он был самым младшим среди тех, кто собрался у костра, а значит, старше Тины всего на три года. Тина помнила, как он появился на острове. Мама привела её, маленькую и испуганную, к большому дому, возле которого построились мальчики. Тине они казались огромными и взрослыми, хотя всем им было столько же, как и ей сейчас. Неизвестно, откуда они взялись. Ещё вчера никого не было, а сегодня вдруг – вот они! Стоят, крутят головами. Кто-то улыбается, а кто-то угрюмо зыркает по сторонам.
Потом из дома вышел дедушка Фа Лой и принялся говорить строгие слова. Тина испугалась и заплакала, дедушка Фа Лой строго посмотрел на них с мамой, и мама увела её домой. Не один день прошёл, прежде чем Тина перестала дичиться новичков…
– Х-то? – спросила Дираша Тина; трудно говорить, когда рот полон горячего.
– Знаешь, что ты ешь? – ехидно спросил Дираш.
– Не-а…
– Свинячьи яйки, вот что! – гордо сообщил Дираш.
Радость пропала. Тина выплюнула остатки мяса и заплакала. Конечно, она знала, откуда берётся мясо в похлёбке или нанизанное на бамбуковые прутья. Просто слова Дираша были такими неожиданными, а поросята стояли в загоне такие бедные, такие несчастные… Вдобавок, как это с ней бывало, застучали в голове маленькие молоточки. Острые, злые, кололи они снизу вверх, колотили в уши, били с обратной стороны глаз. Мир потемнел, стал серым и беззвучным, словно голову Тине обмотали толстой тряпкой из крапивы.
– Дурак… – прошептала сквозь слёзы Тина и осторожно, стараясь не запнуться и не упасть, побрела к морю.
От свинарника к воде вела извилистая тропка. Между камней, среди рощицы хлебных пальм, и выходила на галечный пляж. Слева пляж ограничивали заросли водяного бамбука. У них были толстые, мясистые, сверху тёмно-зелёные, внизу, где их заливала большая вода, коричневые и сморщенные, но везде одинаково извилистые и узловатые стволы. Справа с горы в море скатилось когда-то с десяток валунов. Сюда не заплывали акулы и хищные скаты, и было мелко. Именно здесь и отмокала Тина, когда начинались боли.
Один из валунов раскололся, между половинок плескалась вода. Тина прошла, замочила ноги, и боль как по волшебству стала стихать. Тина стащила платье через голову, сделала два шага вперёд, на глубину, и залезла в море по шею. Через несколько минут болеть перестало совсем, вернулись звуки, а краски вокруг стали ярче.
Умный дедушка Фа Лой. Мать рассказывала, что именно он посоветовал лечить новорождённую Тину морем. Тина привыкла купаться, хотя и не любила, да и какая девочка захочет лезть в холодную воду, особенно если сильный ветер или, как сейчас, небо закрыто тучами?
Вылезать из моря не хотелось. Так бывало часто, и это было странно. Заходить в воду не хотелось так же сильно, как потом не хотелось выходить. Снаружи дул ветер, а здесь было тепло и уютно. Тина вытянулась, раскинула руки и закрыла глаза.
Когда она была совсем маленькая, мама часто носила её на руках, и сейчас Тине было так же хорошо и спокойно, как и тогда. Волна мягко приподнимала и опускала её, локоть опирался на шершавый камень – почти как на мамино плечо под грубой накидкой.
Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук-тук! Стучало мамино сердце. Тук. Тук. Тук. Медленнее. Ту-ук. Ту-ук. Ещё медленнее... Тук... Тук... Остановилось.
Мама? Почему мама, почему в море стучало её сердце? И почему оно остановилось?! Тина испуганно села среди камней.
Конечно, мамы рядом не было, она осталась наверху и даже не знала, что Тина сидит здесь, у моря. А рядом, шагах в двадцати, у края воды стоял дедушка Фа Лой. Он опирался на палку и смотрел в море, а оттуда приближалась большая лодка без бортов. Волны свободно, не встречая препятствий, перекатывали через пустую палубу. На носу лодки из палубы торчал невысокий штырь. На его загнутом конце поблёскивало стекло. Как крабий глаз на стебельке, так показалось Тине.
Когда до берега оставался шаг, дедушка Фа Лой упёрся в нос лодки палкой, и лодка послушно замерла. Дым-дым-дым. Дедушка Фа Лой постучал по палубе палкой, и посередине лодки вспучился бугор. На его верхушке раскрылась дыра, и оттуда выглянул незнакомый бородач, почти такой же седой, как и дедушка Фа Лой. Он вылез наружу по пояс и прокричал:
– Здорово, старик!
– И тебе, Мутани, – ответил дедушка Фа Лой. – Ты не торопился.
– Вокруг алонкеев как червей на скотомогильнике, – сказал Мутани. – Шли медленно и осторожно.
– Ты всё привёз?
– Обижаешь, Фа Лой! – прогудел Мутани. – И припасы, и смену. – Он нагнулся над люком и крикнул: – Эй, там! К выгрузке!
После этих слов Мутани вылез из люка полностью и, широко переставляя ноги, перебрался на берег и встал бок о бок с дедушкой Фа Лоем. Вслед за ним из люка один за другим выбрались ещё несколько взрослых мужчин. Откуда-то принесли широкие доски, с носа лодки их перекинули на пляж. Дедушка Фа Лой обернулся, махнул палкой, и по тропинке, по которой спустилась Тина, на берег побежали старшие воспитанники.
Началась работа. Наружу из глубин лодки один за другим выносили на берег тюки и ящики. Оттуда старшие воспитанники, – совсем уже взрослые, на взгляд Тины, дядьки, – волокли их наверх. Работали быстро и весело, и никогда на берегу не лежало больше двух ящиков одновременно. Наконец груз закончился, лодка приподнялась почти на локоть, и наружу стали выходить дети, мальчики примерно одних с Тиной лет. Бледные, испуганные, они шли спотыкаясь; в руках каждый держал узелок. Один всё время всхлипывал, другой шагнул мимо доски и упал в воду. Дно здесь круто уходило вниз, и уже в двух шагах от берега можно было скрыться с головой, так что мальчишка вымок до нитки.
– Построй их, что ли, Мутани, – проворчал дедушка Фа Лой. – Не дети, кучка заморышей какая-то.
– Извини, дружище, – усмехнулся Мутани. – Дети как дети. Ты слишком редко видишь нормальных детей.
Понукаемые Мутани, мальчики кое-как выстроились в ряд, причём последним оказался тот самый мальчик, что упал в воду. С него текло, и он дрожал. Всего мальчишек оказалось восемь, и это Тину обрадовало. Ещё бы трое, и не хватило бы пальцев на руках, чтобы их пересчитать. Это плохо, когда не можешь пересчитать всё новое, что появляется в твоих владениях, а остров Тина считала своей собственностью.
– Хватит дрожать! И не горбись! Какой из тебя мститель, если ты похож на курицу? – Мутани отвесил мокрому подзатыльник. Мальчишка всхлипнул, но выпрямился.
Мстители? Вот новость! Тина и не думала, что живущие на острове люди собираются кому-то мстить. Она вылезла из воды, осторожно, прячась за камнями, натянула платье и продолжила самое интересное на свете дело: подглядывать и подслушивать.
Тем временем дедушка Фа Лой, который ходил взад и вперёд вдоль неровного мальчишеского строя и бурчал что-то под нос, остановился.
– Ваши имена мне пока не интересны, я узнаю их позже, – сказал он. – Сейчас вы должны запомнить и зарубить себе на носу одно. Моё имя Фа Лой, и я здесь главный, – он замолк, оглядывая испуганных мальчишек. – Отныне я ваш отец и ваша мать, ваш дед и ваша бабка, а также самый лучший друг. Если кто думает, что я ваш враг, он может плыть назад. Командир Мутани отвезёт. Да, дружище?
– Конечно, старина, – осклабился Мутани. – В половине дня пути отсюда живёт одна моя знакомая акула, она любит молодое мясо!
Кто-то из мальчиков заплакал, а Тина удивилась. Какие глупые дети, не понимают, когда взрослые шутят. В том, что дедушка Фа Лой и Мутани шутят, она не сомневалась. Дедушка Фа Лой всегда был добр с нею, а Мутани его старый знакомый, и значит, тоже хороший человек.
– Командир Мутани шутит, – сказал Фа Лой, подтверждая Тинины мысли. – Если бы он хотел скормить кого-то акулам, то сделал бы это ещё на пути сюда. Итак, – он помолчал, – я продолжаю. Если кто-то верит в богов, забудьте про них. Теперь я – ваш бог. Если кто-то до сих пор вспоминает своего вождя, знайте: я – ваш вождь. За девять лет я научу вас всему, что знаю. И если через девять лет вам на дороге встретится акула, – он внезапно широко улыбнулся, – то она сама виновата! Вы станете много опаснее акулы!
Мальчишки оживились. Кто-то – Тина не заметила кто – неуверенно хихикнул.
– На этом пока всё, – сказал дедушка Фа Лой. – Турай проводит вас туда, где вы теперь будете жить. Турай и Ломм – мои помощники. Их слово – моё слово, их приказ – мой приказ.
Тина только сейчас заметила, что оба: и дядя Турай, и дядя Ломм – стоят за спиной у дедушки Фа Лоя. Когда они появились?
– Так, мелочь, – вышел вперёд дядя Турай. – Хватаем пожитки и идём за мной. Смотреть под ноги! Тропинка узкая, а склоны крутые, нам нужны бойцы, а не инвалиды.
Цепочка мальчишек исчезла среди кустов и камней. Ушёл дядя Ломм, вслед за ним остальные взрослые, приплывшие на странной лодке. На пляже остались дедушка Фа Лой, командир Мутани и Тина среди камней.
– Как они вообще? – спросил у Мутани дедушка Фа Лой.
– Дети как дети, – пожав плечами, ответил тот, – не лучше и не хуже прочих. Ты же знаешь, я не вожу тебе отбросы.
– Да, – сказал дедушка Фа Лой, – и это правильно. Мне не нужны отбросы, с ними очень трудно работать.
– А если бы? – заинтересовался Мутани.
– Я могу сделать бойца из кого угодно, – вздёрнул подбородок дедушка Фа Лой. – Даже из неё.
И он безошибочно показал палкой туда, где скрывалась Тина.
– А кто там? – живо спросил командир Мутани.
– Здесь я, – ответила Тина, выходя на пляж. Прятаться не имело смысла, дедушка Фа Лой всегда знал, где её искать.
– Вот как? – с восхищением сказал командир Мутани. – Подойди-ка сюда, милое дитя.
Тина посмотрела на дедушку Фа Лоя, и тот едва заметно кивнул.
– Какая замечательная девочка, – сказал командир Мутани. Он присел перед Тиной на корточки и с улыбкой её рассматривал. Потом взгляд его изменился. Он удивлённо приподнял брови:
– А ты знаешь, старина, что она...
– Знаю, – перебил его дедушка Фа Лой. – А она сама и её мать не знают. Всё, Тина, беги домой. У нас с командиром Мутани есть о чём поговорить.
Тина без слов кинулась к тропинке. Ей почему-то стало неуютно от взгляда серых глаз пришельца с моря. В спину ей раздался смешок командира Мутани:
– Ты решил поменять свои привычки, старик? Раньше ты не брал девочек.
– Я и сейчас...
Забежав за поворот, Тина не услышала, что дедушка Фа Лой сказал потом...
https://author.today/work/157039
Глава 1. Гадалка с белыми волосами
Глава 2. Замуж пора
Глава 3. Дары моря
Глава 4. Великий корабль
Глава 5. Счастье её жизни
Глава 6. Побег