Автор Борис Богданов bbg,

Часть первая. Тируна
Год 3040-й

Глава 6. Побег



Иногда огненная Птица Ра приходит в мир тайно. Чтобы не сжечь никого вокруг, она приглушает пламя единственного глаза и ходит неузнанная. Выбирает места, где скорлупа яйца особенно тонка, и слушает, как бьётся сердце её птенца.
Однажды на дне океана ей повстречался тайпанг. Тайпанги глупы, они не умеют говорить, зато огненная Птица Ра умеет слушать.
– Ты пришёл пожаловаться на жизнь? – спросила огненная Птица Ра.
Тайпанг согласно пошевелил бахромой.
– Тебе обидно, что тебя все едят? – спросила огненная Птица Ра.
Тайпанг скорбно изогнул тело.
– Но что я должна сделать? Ведь ты так устроен! – удивилась огненная Птица Ра.
Тайпанг не ответил, ведь он не умел говорить, но всем видом показал, что он не огненная Птица Ра и не умеет решать, но если бы он был огненной Птицей Ра, то непременно сделал бы по справедливости.
– Будь по-твоему, – сказала огненная Птица Ра. – Тебя все едят, а ты не в силах защититься. Отныне ты станешь расти всю жизнь, а жизнь твоя не прервётся, пока есть пища или пока не съели тебя самого. Чем дольше ты будешь жить, тем больше станешь ты сам. Так будет справедливо. Что ты будешь делать, когда перерастёшь всех своих врагов, решай сам.
Никто не знает, понял ли её тайпанг, ведь он настолько глуп, что не умеет говорить. Зато он пожирает всё, до чего может дотянуться, и растёт, пока не сожрут его самого.

– Опять твой бежит, – мать, стоявшая у выхода, недовольно поджала губы. – Тайпанг ему сюда дорогу вылизал?
– Какой он мой, мама! – воскликнула Тируна.
– Ну, не ко мне же он ходит? – сказала мать и ушла за перегородку; застучала колотушкой, зашуршала высушенными листьями, сделала вид, что занята и что до Морского ей дела никакого нет.
Тируна вздохнула. Вот так всегда! И как объяснить, что она не звала сюда этого Морского и знать его не знает? Он приходил сам, и ей становилось легче. Он умел расслабить закаменевшее чрево, уговорить ребёнка вести себя тише… много чего умел. Говорил ласково, советы подавал умные, что только от самой бабушки Лару впору услыхать.
Заскрипела лестница. Ярко освещённый проход перекрыла тень. Пригнувшись, в дом вошёл осиянный фэй Купочи в узорчатом, с золотой нитью халате и шляпе с перьями. Видно, думала Тируна, он понимал свою вину перед ней, вот и зачастил.
Примелькался лекарь. Ненависть в душе Тируны потускнела, ушла в тень, сменилась обычной сильной неприязнью. Да и то, не гнать же лекаря, особенно из Морских?
– Скоро срок, – сказал Рата Купочи, останавливаясь перед Тируной. – Не боишься?
– Все рожают, осиянный фэй, – ответила Тируна.
– Это да, только… – Купочи не договорил. Сел, не думая о своём богатом одеянии, на пол, шляпу положил рядом, провёл руками над её животом.
От ладоней его, как от ночного костра на морском берегу, шло приятное тепло. Тируна против воли закрыла глаза. Неодолимо захотелось спать, вот только мальчик в чреве решил не засыпать. Заворочался, засучил ножками! Схватил главную жилу мужскими, хоть и маленькими, ручками и потянул…

– О-ох!.. – застонала Тируна. – Ой-ой-ой!
– Началось, – сказал Купочи. Его лоб и щёки покраснели, на кончике носа повисла капля пота. – Ребёнок просится на свет. Не ночью, так к утру родишь.
– Отпустило, – выдохнула Тируна. – Может, и не рожу.
– Может, и не родишь, – ухмыльнулся Рата Купочи. – Эй, старуха! Я буду у старосты. Зови меня, когда… да ты учёная, поймёшь.
– Старуха… – проворчала мать вслед ушедшему лекарю.
– Позовёшь? – спросила Тируна. Боль прошла, как и не было. – Не началось, наверное. Рано. Да, мама? Ведь рано же?
– Не бойся, дочка, не пропустим, – сказала мать и, как маленькую, погладила Тируну по голове. – И Морского твоего позову, хоть он и назвал меня старухой. Кто я? Старуха и есть, раз дочка рожает. Бабушку Лару позову тоже, Морской твой хоть и умник, а Лару – своя, она ещё тебя принимала.
– Сколько же ей лет, мама? – удивилась Тируна.
– Не считала, – ответила мать. – Сама у неё спросишь. А теперь спи. Чую, ночью не до сна будет.
Так и произошло. Незадолго до рассвета Тируна родила здоровую девочку. Рата Купочи сам обмыл ребёнка и приложил к её груди.
– Радуйся, женщина-плавунец, – услыхала Тируна сквозь подступающий сон. – У твоей дочери счастливая судьба, Номос поцеловал её. Лежи, отдыхай. Вечером я приеду и заберу то, что принадлежит народу алонкеев!
Охнула мать. Бабушка Лару запричитала невнятно, поминая то Небесного Кота, то огненную Птицу Ра.
– Глупые дикарки! – засмеялся лекарь. – Не плакать надо, а благодарить Номоса. Вам выпала редкая удача, а вы… – он засмеялся ещё раз, потом лицо его стало жёстким, почти злым. – Не прячьте девочку, она не выживет без моря. Трепет земли взрослого сводит с ума, а ребёнка просто убьёт. – Он покачал головой и вышел. Снаружи раздался скрип песка под его сапогами.
Сон сдуло. Чтобы не закричать, Тируна закусила губу.
Морские! Хотят! Отобрать! Её дочь! Ребёнка, единственное, что у неё осталось от Гаора!
– Ничего, дочка, – сказала мать. – Устроится всё. Зато внучка моя будет счастлива. Ты ей имя подбери, пока она с тобой.
– Что ты говоришь, мама… – прошептала Тируна.
– Куда нам против Морских, – прошамкала бабушка Лару. – Нет силы против сильных. Спи, тебе нужно много спать.
«Как же вы не понимаете! – хотела закричать Тируна. – Как можно спать, если забирают только рождённого ребёнка!» Промолчала. Ни матери, ни тем более бабушке Лару её не понять. Их дети выросли рядом, и никто не пытался их отобрать, пусть и для счастливой судьбы.
– Хорошо, бабушка Лару, – сказала Тируна вслух. – Я сплю. Мы спим.
Она зевнула и принялась медленно и размеренно дышать.
– Вот и правильно, – сонно пробормотала мать. – Жизнь-то не кончается, верно, бабушка Лару?
– Верно, милая, – ответила бабушка. – Спите, я ухожу.
Пришёл отец, поцеловал Тируну в лоб и отправился на свою половину. Тируна старательно сопела и не двигалась. Дочка, насосавшись молока, сладко чмокала во сне. Тируна приоткрыла один глаз: какая маленькая! Ничего, ты сильная, ты выдержишь.
Дождавшись отцовского храпа, Тируна осторожно встала. Тело сопротивлялось, ныл живот. Между ног кто-то словно нацеплял крючков, и при каждом движении эти крючки впивались в мясо. «Я тоже сильная, – сказала себе Тируна. – Я тоже выдержу».
Из кусков полотна она устроила малышке люльку, подвязала её под грудью. Туда же положила оставшиеся монеты. Взяла вчерашней каши, деревянную фляжку с водой, единственный нож – простите, мама и папа! – и выбралась из дома.
Солнце ещё не встало, хотя уже осветило край неба. Деревенские спали, но скоро начнут просыпаться. Тируна прибавила шаг. Свежий воздух утишил боль, придал бодрости. Спустя четверть часа она выбралась из родной деревни и вошла в лес над скалами. Мокрый, продуваемый всеми ветрами, но лес, в котором можно потеряться. Оглянулась: огромное сине-зелёное море висело над нею, а над морем, на тонкой грани между водой и небом виднелись ещё два корабля Морских.
На минуту Тируне невыносимо захотелось вернуться. Жить в доме у родителей, выйти второй раз замуж, если найдётся охотник до перестарка. Малышка… её заберут Морские, и уж наверное, там ей будет не хуже. Тируна даже остановилась. Вернуться – это так просто! Спуститься со скалы, пройти четыре сотни шагов по пляжу, и всё станет как прежде. За исключением двух кораблей на границе воды и неба…
Ничего уже не будет как прежде, когда вокруг столько Морских!
Береги дочку, так сказала гадалка. Дочка, добавила она, самое важное, что есть у тебя в жизни. Это значит, никому её не отдавай, будь он самый осиянный-рассиятельный фэй! Этого гадалка не сказала, но это понятно и так.
Охотничья тропа, как учил её Гаор, может начаться в любом месте, надо только внимательно смотреть по сторонам. Где охотничий знак, там и тропа, а знак может быть в любом месте, был бы лес, даже если в этот лес давно не заглядывали охотники. Тируне, чтобы найти нужное, понадобилось полчаса. Полустёртые чёрточки на камне показали ей безопасный путь на другую сторону Матушки. Гаор никогда не водил её туда, и Тируна не знала, что сможет там найти. Зато там не было Морских, которые скоро начнут искать её и ребёнка. Пусть они не найдут их как можно дольше! – об ином Тируна не думала.
Даже самый безопасный путь, проложенный в горном лесу, – не самый простой на свете путь. Несколько раз Тируна теряла тропу, возвращалась по своим следам назад, искала знаки. Когда огненная Птица Ра достигла вершины неба, Тируна успела пройти только треть нужного расстояния.
Проснулась и тоненько запищала малышка. Тируна дала ей грудь, и пока дочка насыщалась, принялась за холодную кашу. Впервые со вчерашнего вечера у неё появилось время подумать. А подумать требовалось о многом... Например, что она будет делать на противоположном берегу? Покрутив эту мысль так и сяк, Тируна решила, что выбор у неё невелик.
Найти ручей, построить хижину от дождя и ветра и жить, питаясь плодами хлебной пальмы и рыбой, если её удастся поймать. Жить и ждать, когда уберутся или забудут о ней Морские. Ах, была бы рядом гадалка! Уж она бы подсказала, что к чему.
У гадалки дом на горе, сказал однажды отец. Торопиться некуда, рассудила Тируна. Она поднимется на гору и найдёт гадалку. Тируна коснулась юбки: в её поясе были зашиты два окунька, самые первые, которые дали ей Морские; о них забыл даже Гаор. Неужели их не хватит заплатить гадалке? Хватит и одного, а второй Тируна отдаст гадалке за ночлег.
Для каждого направления у охотников были свои знаки. Нашёлся и знак, который показал путь на вершину, и Тируна полезла наверх. Она не рисковала и шла очень медленно. Солнце словно застыло над головой, тени почти исчезли, и Тируна изнемогала от жары. Вдобавок снова проснулась дочка... Она морщила красное личико и жалобно пищала. Тируна попробовала снова дать ей грудь, но девочка отказывалась есть, выплёвывала сосок, сколько ни совала его Тируна в крошечный ротик. Потом дочка заплакала и скоро кричала не переставая!
Её что-то беспокоило, но что? Впервые Тируна осознала, что Рата Купочи мог быть прав, и даже если он врал, он, лекарь, всё равно мог бы сейчас помочь. Возвращаться не имело смысла, дом гадалки был куда ближе. От детского крика сжималось сердце, но Тируна упорно лезла вверх. Гадалка знала про её будущую дочь, значит, она сумеет помочь.
Неожиданно Тируна набрела на крошечное, два шага в ширину, озерцо. Даже не озерцо, просто углубление, заполненное дождевой водой. Лужа много меньше моря, но её дочка так мала...
Смочив край накидки в воде, Тируна протёрла ребёнку лицо. Девочка неожиданно успокоилась и замолчала. Уснула!.. Трепет земли не убил её, хватило просто воды, даже не солёной. Хотя всё куда проще. Лекарь соврал, и её дочка, её... Тина вовсе не дитя моря.
Тина... У девочки теперь есть имя!
– Всё будет хорошо, Тина... – Тируна поцеловала маленький лобик. – Я никому тебя не отдам. Никому-никому!..
Тина безмятежно спала.
Тируна вспомнила, что тоже давно не спала. Она отдохнёт здесь, у воды, и продолжит путь. День длинный, и ей некуда...
Она заснула, не додумав мысль, и проснулась уже в сумерках.
Солнце спряталось за спиной Отца. Похолодало. Как ни странно, Тина не спала и не беспокоилась. Широко открыв глазёнки, она таращилась в небо и пускала ртом пузыри. Она успела проголодаться, потому что сосать принялась с жадностью. Тируна устроила девочку поудобнее и с новыми силами отправилась искать дом гадалки.
Несколько раз беглянке казалось, что сквозь заросли виднеется памятный шатёр. Тируна прибавляла шаг и не находила ничего. К закату солнца она обошла все открытые места вокруг вершины. Гадалкин дом так и не появился. Скоро стало совсем темно. Тируна вернулась к озерцу, доела при свете звёзд кашу и стала устраиваться на ночь. Самое глупое, что возможно придумать, это бродить в темноте по горным склонам, а она и так наделала немало ошибок.
Ей снился Гаор. «Ничего не бойся, – говорил он, – ты всё делаешь правильно». Гаор никогда и ни в чём её не упрекал, об этом Тируна помнила даже во сне. «Ты найдёшь всё что ищешь, – говорил ещё Гаор. – Ищи знаки, знаки расскажут обо всём». Потом тьма уплотнилась, и Тируна сразу поняла, что это незримые демоны. Морские не поверили в незримых демонов, они заставили Гаора нырять, они и её заставляли нырять, и незримые демоны проснулись. Гаор ещё говорил что-то, но Тируна не могла уже понять ни слова, а темнота позади Гаора сгущалась и сгущалась – и поглотила мужа.
Проснулась Тируна от холода. Вода в озерце, как ни странно, оказалась лишь немного прохладной. Тируна напилась, наполнила флягу и перепеленала Тину. В свете рождающегося дня она быстро отыскала нужные знаки. Не прошло и двух часов, и Тируна вышла к берегу, на котором не бывала никогда.
На море было тихо, ничто не морщило зеркало воды. Сквозь прозрачную как небо и такую же лазурную толщу Тируна рассмотрела замерших у дна каменных окуней и стайки серебрянок. А дальше, в тысяче или двух шагов, там, где лазурь превращалась в густую синеву глубины, стояли корабли Морских.
***
– Итак, вы вернулись ни с чем, Рата, – Хельчагу остановился перед Купочи, скривил губы в злой ухмылке. – Ваша подопытная скрылась. Обещаю, вам не быть хортом! Уяснили, Рата?
– У меня есть имя, осиянный фэй! – вздёрнул подбородок Купочи.
– Имя... – покивал головой Хельчагу. – У вас, конечно, есть имя, Рата. У любого человека есть имя, у ручного кита есть имя, даже у почтового турбаса есть имя. Они работают, Рата, служат по мере сил. Но ваша служба!.. Думаете, вы заслужили, чтобы я обращался к вам по имени?! Да ты наглец, лекарь!
Хельчагу схватил Купочи за отвороты халата, тряхнул что было силы.
Купочи сглотнул, отвёл глаза. Злые, несправедливые слова, но радис имел на них право, и не потому, что он был радис, а Купочи – рядовой алонкей.
– Я... виноват, осиянный фэй, – задушенно выдавил Купочи. У радиса была стальная хватка, а вид его показался лекарю столь свирепым, что он на миг испугался за свою жизнь.
– Виноват он... – радис Хельчагу выдохнул и отпустил Купочи. – Садитесь, Купочи, не стойте столбом, я вас не съем.
Рата Купочи осторожно присел на краешек стула. Махи Хельчагу сел напротив, налил в стакан воды, подвинул лекарю. – Пейте, экспериментатор...
Чтобы занять руки и не отвечать, Купочи принялся пить маленькими глотками.
– Мне плевать на ваши исследования, Купочи. – Хельчагу налил воды и себе, выпил в два глотка. – Это дело мутное, да и вообще дело Обсидиана, но... Вы обещали нового алонкея, Купочи. Почему вы не забрали девочку сразу?
– Я не рассчитывал на алонкея, радис, – объяснил Рата Купочи. – Девочка родилась здоровенькая, но это новорождённая! Она должна окрепнуть хотя бы двенадцать часов. И лучше, если побудет рядом с матерью. Так считает Обсидиан, осиянный фэй. Кодекс...
– Мамаша взяла ребёнка и сбежала, – прервал его Хельчагу. – Что советует в этом случае кодекс?
– Огонь, радис, – сказал Купочи. – Никто не смеет утаивать нового алонкея!
– Огонь, – повторил за ним Хельчагу. – Карательная экспедиция. Деревню сжечь. Дать время, и если алонкея не вернут, казнить туземцев. Верно, Купочи?
– Да.
Хельчагу поднялся, прошёлся по каюте, остановился перед лекарем:
– Помните ли вы, любезный Купочи, зачем мы здесь?
– Да, осиянный фэй. Великий корабль предков.
– Верно, – сказал Хельчагу. – Нам предстоит очень, очень много работы. Сюда прибудут исследователи. Им хватит работы надолго. Весьма и весьма надолго, Купочи. Людям надо где-то жить, поэтому уний приказал построить здесь город. Город, Купочи! – Хельчагу снова повысил голос. – Это значит, мне понадобятся рабочие. Они живут там, – радис махнул рукой в сторону иллюминатора, – в деревне. В этой и в других. Мне понадобится очень много рабочих!
– Что я должен сделать, радис? – сказал, поднимаясь, Купочи.
– Найти ребёнка, конечно, – нарочито удивился Хельчагу. – Подберите матросов покрепче и отправляйтесь на остров. Наша мамочка прячется где-то в лесу, больше ей некуда деваться. И поторопитесь, Купочи, пока трепет земли не коснулся новорождённой!
– Я займусь этим прямо сейчас, радис!
– О Номос! Научитесь же думать, Купочи! – воскликнул Хельчагу. – Гляньте в иллюминатор.
Купочи послушно выглянул наружу. Солнце готовилось на покой, покрасив край неба и облака в жёлто-оранжевое и зелёное.
– Я не очень понимаю... – развёл руками Купочи.
– Задница Номоса!.. – потрясённо сказал Хельчагу. – Не оставить ли вас на корабле, Купочи? Утром, с рассветом! Я не хирург, я не умею вправлять вывихи, и это в лучшем случае! Или у вас в роду были горные козлы?
***
Более всего на свете Таки Палло любил не красавицу-жену, черноглазую Мейру, не родителей, которые остались давно и далеко, и даже не море. Более всего в жизни Таки Палло любил игру в каддах. Мягкий свет, глухой стук камней, разговоры, понятные только посвящённым. За столом для каддаха все равны: и радис, и хорт, и последний из Пыли, каждый, кто в силах сделать начальную ставку. Она всегда одна и равна мелкому окуню, а выигрыш ничем не ограничен. Жаль, в карманах бедного матроса не всегда водится такая рыба!
Поэтому, когда Рата Купочи кликнул охотников, Таки Палло вызвался первым. Серебряный пиус тому, кто первый увидит дикарку! Он самый зоркий, не зря зачастую служит вперёдсмотрящим; и разве могут горы напугать того, кто в самый ярый шторм шастает по реям, что твоя обезьяна? Островок невелик, поиски продлятся недолго, и трепет земли не коснётся никого из команды!
С рассветом они высадились на родной остров беглянки и пошли широкой сетью. Женщина с новорождённым ребёнком не может двигаться быстро, и скоро всё кончится.
Палло прыгал с камня на камень, заглядывал под кроны и в гущу кустов, а перед глазами призывно сиял пиус... Палло видел его словно наяву. Пятиугольный, со скошенным краем, с небольшой потёртостью между дырок, какая случается, если всё время раскручиваешь монету правой рукой, зажав между пальцами левой. Таки Палло до сих пор помнил это чувство, хотя владел пиусом и недолго. Эту радость хотелось повторить...
Он так размечтался, что не заметил, как земля впервые ударила его в пятки. Неудачно поставил ногу, – так он решил. Было ещё не поздно вернуться, трепет земли не сводит с ума сразу, но...
– Не желает ли благородный фэй сыграть партию? – раздался вкрадчивый голос.
Палло обернулся и чуть не проглотил от изумления язык: из-за древесного ствола выглядывал собственной персоной Рваный Тью, лучший, по общему мнению, игрок в каддах. Солнце на время спряталось в облаках, и лицо Рваного Тью пребывало в тени, но мог ли Палло не узнать страшный рубец на правой щеке и разваленное надвое ухо, из-за которого Понга Тью и получил своё прозвище? Позади знаменитого игрока, укрытый широкими пальмовыми листьями, угадывался приземистый стол и две кучки камней. Самая почётная партия, один на один с Рваным Тью. Расскажи кому – не поверят! Да и не нужно, главное, он сам будет знать и помнить.
– Я бы с радостью, почтеннейший фэй, – ответил Таки Палло, – но ставка... Я на мели, простите, фэй.
– Разве? – удивился Рваный Тью и в сомнении тронул изуродованную щёку. – Что тогда оттягивает ваш левый карман, благородный фэй? Впрочем, если вы брезгуете стариком...
– Как вы могли... – Палло в панике сунул руку в карман, в котором, он знал доподлинно, не было и не могло ничего быть. Горячая от близости к телу монета коснулась его пальцев. Начальная ставка! – Я, право...
– Ничего, всякий может обмануться, – великодушно сказал Рваный Тью. – Играете, фэй?
– Да!
Они сели за стол, Рваный Тью на правах хозяина сделал первый ход... и ошибся. Таки Палло быстро выиграл партию и удвоил ставку.
Кучка монет перед ним росла. Понга Рваный Тью любезно улыбался и проигрывал партию за партией.
Пришла Мейра, жена. Села рядом, положила голову мужу на плечо. Таки Палло обомлел. Таки Мейра не одобряла его страсти и не раз грозилась уйти.
– Э-э-э, любимая, – пролепетал Палло, – мы с почтеннейшим фэем по маленькой...
Таки Мейра улыбнулась:
– Играй, драгоценный муж мой, – сказала она. – Я шутила.
Земля во второй раз ударила Таки Палло по пяткам, но он был так изумлён, что снова ничего не заметил. Дрожащей рукой он кинул камни, и они легли тем единственным образом, который дарует мгновенную победу.
– Играю на все, – сказал радис Хельчагу.
Когда он сменил Рваного Тью? Таки Палло не заметил, но это было правильно, кому как не Махи Хельчагу менять проигравшегося в пух Тью?
Хельчагу Палло боялся до одури, до слабости в животе, но каддах не признаёт чинов.
– Кидайте камни, радис, – мстительно произнёс Палло. Махи Хельчагу играл очень слабо, в этом не могло быть сомнений. Играй радис сильно или хотя бы прилично, Таки Палло непременно встретился бы с ним за столом.
– Кидайте камни, – повторил он.
Таки Мейра загадочно смотрела на него из-за плеча Хельчагу. Когда она успела пересесть?
***
Древние силы, поднявшие Матушку из пучины, и тысячелетия прибоя создали среди камней крохотное, укрытое от постороннего взгляда пространство. Можно стоять в двух шагах и не заметить извилистого прохода внутрь. Тируна его и не заметила, сюда её привели знаки. Человек, который пользовался этим убежищем, оставил в нём лодку, а в ней связку сушёной серебрянки и кувшин с водой. С тех прошло много времени, потому что рыбу источили черви, а вода протухла.
Невелика беда. По пути к убежищу Тируна набрела на родник в рощице хлебных пальм. Там она наполнила флягу и набрала достаточно спелых и даже немного подвявших плодов. Довольно, чтобы прожить несколько дней.
Пугали не голод и не жажда. За ней охотились Морские! Тируна слышала их голоса, а один раз чудом избежала встречи с полузнакомым матросом. Ей надо уйти с острова этой ночью, иначе её неизбежно найдут.
Тируна сидела, скрючившись между камней, и ждала заката. Не такая уж она важная птица, чтобы искать её ночью с факелами. Тируна баюкала Тину и молила огненную Птицу Ра поскорее отправляться на покой...
Раздался скрип гальки под сапогами. В убежище, пошатываясь и размахивая руками, вошёл Морской. Тот матрос, от которого Тируна успела спрятаться несколько часов назад.
Прижав дочку к груди, Тируна смотрела на Морского.
Тряся головой и беспрестанно шевеля губами, Морской смотрел на Тируну. Руками он что-то расставлял и переставлял в воздухе перед собой.
Тируна освободила правую руку и нащупала за спиной острый кремнёвый осколок.
Морской оскалился и отвесил церемонный поклон:
– Спасибо за приглашение, Великий Нулл! – пропел он. – Ничтожный Таки Палло и не надеялся, что вы играете в каддах.
– Не подходи! – прошептала Тируна, глядя в бездонные, почти без радужки глаза матроса. – Убью!
– Спасибо, Великий Нулл, я сыт, – объявил Таки Палло. – Займёмся же тем, ради чего вы меня к себе призвали! Вот моя ставка, – он показал пустоте за спиной Тируны раскрытую ладонь.
Морской был не в себе. В груди у Тируны вспыхнула надежда, что всё обойдётся. Да видит ли её Морской?
Она встала. Таки Палло моргнул и сказал:
– Начальная ставка – медный окунь, Великий Нулл. Откуда у Нулла такие деньги, говорите вы? Борода Номоса, вы правы! Почему же не принять кракен?
Он мелко рассмеялся, отпил из воображаемой кружки.
– Отличное вино, старина! – Он приосанился, огляделся вокруг. – У тебя отличная посудина, Нулл. На ней не страшен любой шторм! Спасибо... я выпью. Не желаешь... ли отыграться? Да... я всегда выбираю великую змею... Нет, это слева!.. Разуй глаза... старик!
Речь его стала бессвязна. Он замер, изо рта потянулась ниточка слюны.
Тируна обошла Морского кругом, осторожно помахала рукой перед его лицом. Морской даже не шевельнулся. Не опасен, он не видит, не слышит. Но потом, когда это странное наваждение схлынет, он может вспомнить.
Раздумывала она недолго. Положила спящую малышку на выступ скалы, выбрала тяжёлый, но удобный камень и с размаху обрушила его на голову Таки Палло.
Морской всхрапнул, ткнулся лицом в мокрую гальку. Ноги дёрнулись раз, и другой, и замерли. Кровь плеснула из раны на макушке, промочила волосы, потекла на камни. Тируна тронула тело ногой: мёртв. Она убила человека. Она убила Морского.
В душе не было ничего, кроме спокойствия и удовлетворения. Они первые начали, он первый начал. Он заслужил свою судьбу.
Осторожно, стараясь не измазаться, Тируна обшарила тело. За голенищем сапога нашёлся отличный нож, в кармане куртки – круглое стекло, делающее маленькое большим.
Она примерила сапоги. Великоваты, но даже большие сапоги лучше босых ног. Стащив с матроса рубаху, Тируна распорола её на куски и навертела на ноги. Теперь сапоги стали почти впору. Остальная ткань пригодится сделать верёвку или ловушку для крабов. Решив так, Тируна раздела труп окончательно. Хорошая ткань не бывает лишней, а массивные медные – Тируна в очередной раз подивилась расточительности Морских! – пуговицы тоже не пропадут.
За мародёрством она не заметила, как спустился вечер. Пришла большая вода и помогла протащить лодку к морю.
На кораблях горели редкие огни, но они не могли разогнать ночной мрак. Чтобы точно не заметили, Тируна взяла мористее. Обойти корабли по большой дуге, а там пристать к одному из островков Птичьего Двора… Не станут же Морские искать её вообще повсюду?
Тина спала. Тируна неторопливо гребла, и лодка медленно скользила в лунном свете, с одной стороны жёлтая, с другой голубая. С весла, блестя сырым жемчугом, сыпались капли. На Тируну снизошло спокойствие. Странное спокойствие: посреди моря, вблизи от врагов, на утлой скорлупке, которой страшна любая волна или порыв ветра. Под тонким деревянным днищем, в десятках и десятках локтей ниже, прятались незримые демоны. Их Тируна сейчас не боялась, ведь человек страшнее любого демона. Но люди – Тируна обернулась и не увидела огней – были далеко.
Будучи в тягости, Тируна отвыкла от гребли. Заболела спина. Тируна отложила весло, легла рядом с дочкой. В чёрном небе перекликались звёзды, хвост Небесного Кота пролёг через полмира. Тируна ни о чём не думала, просто смотрела в звёздную глубину и слышала частое дыхание дочери. Упала звезда, почти сразу ещё одна. Откуда и куда они падают, и что это такое? Искры от дыхания огненной Птицы Ра? Мошки, летающие между усами Небесного Кота? Интересно, как они выглядят?
…Большая стрекоза села на узкий лист тростника. Внизу журчал ручей, от него шла приятная прохлада. Стрекоза принялась умываться, гладить шерстяными лапками огромные глазищи. Налетел ветер. Тростник согнулся почти к самой воде. Стрекоза вцепилась лапками в лист, сложила крылышки, чтобы… Большая рыба ударила хвостом, и ручей взорвался брызгами! Стрекозу сбросило с листа, часть воды попала Тируне в лицо. Холоднючей воды…
Тируна проснулась. Юбка и накидка промокли, по дну лодки перекатывалась вода, лишь чудом не замочив Тину. Тируна схватила девочку, прижала к груди. От резкого движения лодка качнулась, и тут Тируну окатила ещё одна волна. Только сейчас Тируна вспомнила, где находится. Она посмотрела за борт – и обмерла…
К лодке приближался треугольный чёрный плавник, под гладью воды угадывалось огромное тело, которое от утреннего тумана казалось ещё больше и страшнее. Акула завершала третий круг перед нападением. Сейчас она поднырнёт, ударит рылом в дно… Лодку подбросит вверх, и для них с Тиной всё кончится… Ах, как обидно получилось! Тируна зажмурилась: только бы быстро, только бы дочурка не успела ничего почувствовать!
Она сидела, считала миги, а удара всё не было, и она рискнула открыть глаза. Акула никуда не делась, рыбина находилась шагах в двадцати от лодки. Колотила хвостом, но почти не двигалась, словно застряла в густом пальмовом сиропе. Мотала головой, разевала страшную пасть – и медленно погружалась, тонула в полупрозрачной плоти чудовищного живого острова...
Золотой тайпанг! Существо, о котором Тируна слышала в мифах и страшных сказках. Конечно, мифы не врут, но увидеть перед собой настоящего Золотого тайпанга – это всё равно как столкнуться с Небесным Котом наяву, а не во сне.
Тем временем Золотой всплыл полностью. Теперь лодка стояла на его обширной спине, на которой легко поместилась бы вся их деревня. Бугристую кожу покрывали жёлтые и оранжевые пятна, её изрыли каверны и трещины, из которых сочилась густая слизь. Внутри особенно крупной ямы ещё шевелилась акула, но уже совсем слабо. Потом она вовсе замерла.
Тируна сидела не дыша и не шевелясь, а Золотой тайпанг жил собственной жизнью, и не было ему дела ни до лодчонки, ни до мелких существ в ней, ни до проглоченной ненароком рыбины. Под кожей двигались тени, что-то сжималось, а что-то вытягивалось. Невидимое сердце толчок за толчком гнало по сосудам красноватую кровь.
Туман растаял. Солнце и ветер обсушили кожу Золотого тайпанга. Он пах водорослями и солью, пах тайпангом. Тируна взяла весло, осторожно потрогала спину чудовища. Жёстко, скрипуче, совсем как у обычного тайпанга!
Проснулась Тина, заплакала. Тируна покормила дочку, та снова заснула. Медленно поднималось солнце, а Золотой лежал на поверхности моря и ничего не предпринимал. Чем он занят? О чём размышляет, что собирается делать? Скорее всего, ни о чём и ничего, это обычный тайпанг, которому не нужны мысли, просто очень, очень большой, тайпанг-переросток. Тируна хихикнула: если его завялить, то хватит на всю их деревню лет на двадцать. Если, конечно, его не сожрут черви. Через мгновение она хохотала в голос: самое огромное существо в мире съедят самые маленькие и безмозглые!
Внезапно гигантское тело дрогнуло. Ближний край оказался неподалёку, шагах в ста; он завернулся кверху, и стали видны короткие и толстые ноги, множество ног, в точности как у простого, ползающего по дну тайпанга. На спину Золотого ворвалась морская вода, и он стал тонуть. Лодку закружило, и какое-то время Тируна не думала ни о чём, а просто орудовала веслом. Волны шли со всех сторон, сшибались, разбивались, тут и там возникали водовороты, а потом всё кончилось.
Золотой тайпанг исчез, словно и не было, осталось только море и ничего, кроме моря, вокруг.
– Всё будет хорошо, – прошептала Тируна дочке, поцеловала её в крошечный носик и направила лодку в сторону Птичьего Двора. Морские не могут быть везде, а если она увидит корабли, то...
Что делать, если перед ней появится корабль Морских, Тируна не придумала. Лучше бы такого не случилось.
Пролетела стайка птиц. Это значило, что она не ошиблась, и что Птичий Двор вблизи. Прошло часа два, и Тируна увидела вдалеке остров. Он был почему-то один, но Тируна так устала за прошедшие сутки, что решила не обращать на это внимания. Один и один, может быть, соседние острова скрыты туманом?
Прошло ещё два часа, и Тируна вытянула лодку на узкий галечный пляж. Большая вода придёт нескоро, поэтому Тируна снова покормила Тину и заснула тревожным сном.
***
– Итак, любезный мой Купочи, алонкея вы не вернули, – саркастически сказал Хельчагу. – Мало того, вы потеряли одного из матросов.
– Глупость не лечится, радис, – ответил Рата Купочи. – Матроса убил трепет земли.
– Я нанял плохих матросов, Купочи? Вы это хотите сказать? – вкрадчиво спросил Хельчагу.
Лекарь потёр глаза. Они были красные и беспрерывно слезились.
– Не знаю, какой он матрос... был, – устало сказал лекарь. – Но дурак дураком. Знал, что не выдержит сушу долго – и всё равно вызвался. В результате сорвался со скалы и раскроил себе череп.
– Но его нашли голым! – приподнял брови Хельчагу. – Голым и босым! Он что, разделся, а потом бросился вниз головой?
– Может быть и так, – пожал плечами Купочи. – Откуда мне знать, что он себе нафантазировал? Но, скорее всего, – он снова вытер глаза не очень чистым платком, – его труп нашла наша дикарка и раздела.
– То есть это не она его убила?
– Характер травм соответствует падению с большой высоты, – сказал лекарь. – Можно, конечно, всякое предположить... Трепет земли, знаете ли, позволяет вообще всё.
– Хорошо, Рата, отдыхайте, – решил Хельчагу. – Как выспитесь, жду от вас самый полный отчёт.
– Да, – ответил Купочи, поклонился и вышел.
Махи Хельчагу отбросил перо и похвалил себя за сдержанность. Не хватало, чтобы его раздражение видели подчинённые, особенно это ничтожество Купочи! Он вынул из-за пазухи золотую байзу на цепочке, покачал перед глазами. Блеск золота успокаивал его и помогал думать, не зря же он урождённый Понга? Именно сейчас требовалось как следует поразмыслить. Подумать и принять решение.
Золотая байза позволяла многое. Перевозить туземцев с острова на остров; нанимать их на работы именем уния или самого Нулла; распоряжаться немалой казной; трактовать Законы Ульномоса; расследовать преступления и судить. Чего не разрешала золотая байза, так это скрывать злоумышление туземца против алонкея. Особенно убийство! Хельчагу был уверен, что Таки Палло не сам свалился со скалы и не сам проломил себе голову. Уверен потому, что хорошо знал Таки Палло, о чём сам матрос, понятно, не подозревал. Простецам свойственно думать, что начальство не видит дальше собственного носа. Они забывают, что никто не рождается начальником, как и о том, что все сделаны из одного мяса. Хельчагу, разумеется, знал о страсти Палло к игре, как знал и о том, что тот никогда и ни при каких условиях не упал бы со скалы без посторонней помощи.
Можно написать всё честно. Тогда делом займётся Круг Ртути. Они выжгут острова, убьют туземцев, всех, кроме одного. Единственного выжившего провезут по архипелагам, где он будет рассказывать о преступлении своих сородичей. Потом его казнят при большом стечении народа, казнят страшно, и каждый островитянин узнает, что бывает за покушение на алонкея.
Он, Махи Хельчагу, ненадолго заслужит у Ртути почёт и уважение. Зато город на воде появится здесь на десяток лет позже. Потому хотя бы, что никакая байза не позволит ему привезти сюда столько строителей. Впрочем, везти и строить станет не он. Кругу Железа не нужны неудачники, у которых туземцы убивают матросов. Ссылка и забвение – вот что его ожидает! Командовать лоханкой мусорщиков где-нибудь у Номоса в заднице...
Как там сказал лекарь? Характер травм соответствует падению с большой высоты? Несчастный случай – на этом и остановимся. Хельчагу взял новое перо вместо изгрызенного и принялся покрывать лист бумаги ровными строчками...
***
Проснулась Тируна от холода. Большая вода намочила ей юбку и подбиралась к груди. Тина, которая лежала на сухом, всё ещё спала. Тируна перетащила лодку выше, закрепила среди древесных стволов. Постояла, запоминая приметы, и пошла вглубь острова.
Берег, в отличие от островков Птичьего Двора, не вырастал из моря почти отвесно. Он поднимался постепенно, деревья росли привольно, и через них не приходилось продираться, как на родной Матушке. Попадались даже свободные от деревьев лужайки, заросшие высокой травой. Куда же она попала?
Скоро лес расступился, и Тируна вышла на перевал. Внизу лежало синее море. Тируна увидела белые гребни волн, рыжий песчаный берег. Слева и справа берег замыкали чёрные скалы. По счастливой случайности, сама не ожидая, она выбрала самое удобное, самое защищённое от волн и ветров место на побережье, – небольшой глубокий залив. Позади неё, за лесом, вставали горы, такие высокие, что Отец рядом с ними показался бы ребёнком.
Морские не любят суши... Тем более они не любят гор! Значит, ей надо на ту сторону, чем дальше от Морских, тем лучше.
– Они тебя никогда не найдут.
Тируна поцеловала дочку, развернулась и направилась в ту сторону, где горы казались ей не такими высокими.
Здесь жили козы, то и дело попадались кучки их помёта. Следуя за отпечатками раздвоенных копыт, Тируна довольно быстро поднималась вверх. Дальше склон стал круче, и она начала уставать. Проснулась и заплакала Тина. Тируна насилу её успокоила, но пришлось истратить почти всю воду. Сразу сгустился зной, словно солнце нарочно выжидало той минуты, когда во фляге останется последний глоток. Тируна упрямо лезла вверх. О козьей тропе пришлось забыть, человек не в силах одолевать такие крутые склоны.
Судьба помогает упрямым: повеяло прохладой, косогор прорезал небольшой овражек, по дну которого бежал ручеёк, – чтобы пропасть в сочной зелени ниже по склону.
Тируна прибавила шаг и едва успела посторониться. Навстречу ей из оврага выбежала коза с козлёнком, метнулась туда и сюда, мекнула и длинными прыжками поскакала вверх, только мох и камешки полетели из-под копыт. Козлёнок устремился за нею. Не так быстро, но тоже уверенно.
– Прости, сестра, я тебя напугала, – Тируна сглотнула горькую слюну. – Ты тоже с маленьким, но мне нужнее. Не сердись, я немного отдохну, наберу воды, а потом ты вернёшься.
Коза, конечно, не ответила. Она коротко взмекивала где-то над головой, ей тоненько вторил детёныш.
От ледяной воды, – как видно, родник бил где-то совсем недалеко, – ломило зубы. Напившись и набрав полную флягу, Тируна без сил привалилась к склону оврага. Как она устала!.. Ныла спина, дрожали ноги, ладони не желали сжиматься в кулак. Стащив сапоги, Тируна размотала тряпки и сунула сбитые ступни в ручей. Огненная Птица, какое блаженство! Достав сухие тряпки, Тируна снова обулась... и не заметила, а звериным первобытным чутьём самки, защищающей детёныша, уловила чужое внимание. Пристальный, оценивающий взгляд в левую скулу, от которого кожа покрылась пупырышками, а волоски на руках встали дыбом.
Тируна повернула голову. В устье овражка, припав к земле, изготовилась к прыжку большая пятнистая кошка.
– Хыч! – крикнула Тируна и что было сил ударила ладонями по воде, подняв тучу брызг.
Кошка обиженно мявкнула, мотнула головой и одним прыжком скрылась в кустах.
***
Бузой сделал последний долгий вдох и сунул в ноздри затычки. После снял с крюка на краю плота якорь и позволил ему увлечь себя в глубину. Вода, вначале прозрачная и наполненная светом, стала холодной. Через минуту якорь мягко стукнулся в дно. Бузой отплыл на два шага; через несколько ударов сердца рядом с якорем легла связка длинных, в два локтя, железных гвоздей и молот на короткой ручке. Посматривая на светящуюся зелёную полоску на сгибе левого локтя, Бузой принялся прибивать якорь ко дну. Большей частью дно покрывал слежавшийся песок, и пока полоска не пожелтела, Бузой успел вбить два гвоздя. Потом отложил молот, быстро стукнул одним гвоздём о другой, оттолкнулся ногами и поплыл вверх, к теплу и свету.
Он всё сделал правильно, серебряная плёнка поверхности приблизилась и лопнула, а лёгкие ещё не жгло огнём. Напарник, Морской Таки Лумака, подал руку и помог взобраться на плот.
– Сколько? – спросил он.
Говорить не хотелось, хотелось только дышать, пить вкусный, пахнущий солью воздух, и Бузой показал два пальца.
– Хорошо, – осклабился Лумака. – Поставим сегодня лишний якорь. Рунова будет доволен.
Бузой кивнул. Это, в самом деле, было хорошо. Довольный Рунова – это лишний малёк, а то и два в кармане. Кружка пива или даже две, без ущерба для семьи. Семью Бузой берёг, а детей обожал, хотя и взял жену без любви. Занозой сидела в сердце тощая дура Тируна. Когда умер Гаор, Бузой обрадовался. Он молод, силён и вполне может прокормить вторую жену. Но дура сбежала, едва родив! Только что теперь, эх...
Он лёг на спину, закрыл глаза и стал слушать, как дышит напарник.
– Я пошёл, – сказал Лумака.
– Да.
Бузой перевернулся на живот, намотал на палец сигнальный шнур и прижал ухо к слуховой трубе. Если что... а что, если что? Успеет ли он помочь? Успеет, сам себе сказал Бузой. Если беда случится не на глубине. Если что произойдёт на дне, не поможет никто, не стоит и надеяться.
На дне! Скажи ему кто год назад, что он станет не просто доныривать до дна Синего Глаза, но и работать там, Бузой в лицо назвал бы того человека дураком. Однако работает и даже начал понимать, для чего.
Морские окружали тайпанговую отмель – на самом деле Великий корабль предков! – цепью якорей. Между этими якорями подвешивали мелкую сеть в несколько рядов, потом засевали кораллом. Бузой не понял, как это – засевать кораллом, но так сказал Махи Хельчагу, а не верить Махи Хельчагу – себе дороже. Так или иначе, затея удалась. В сетях между самыми первыми якорями уже завёлся живой камень. Бузой выбрал однажды время и нырнул – посмотреть. Действительно, камень, похожий на коралл, только лёгкий, плавучий и жжётся, если тронуть его рукой. Сверху похож на комок лягушачьей икры, и икры этой с каждым месяцем всё больше. Потом, объяснил ему Лумака, комки сольются вместе и окружат Великий корабль сплошным кольцом. На этом кольце Морские поставят дома и станут в них жить. Внутри кольца не страшен никакой ураган, потому что от ударов волн защищает живой камень, и с каждым днём кольцо будет крепче.
Странные люди Морские. Они проходят, и жизнь меняется. Старики рассказывают, не было раньше ни мальков, ни окуней, а теперь всё так и вертится вокруг этих круглых или квадратных медяшек. Старики недовольно поджимают губы, а Бузой не в обиде. Старики – они на то и старики, чтобы новое ругать. Только без денег жить нельзя. Взять, например, пиво...
Из слуховой трубы донёсся далёкий тройной удар: Лумака поднимался. Значит, скоро опять его очередь. Это хорошо, лишний малёк никогда не будет – ха-ха! – лишним.
***
Теперь ощущение чужого присутствия не отпускало ни минуту. То слева мелькал среди стволов пятнистый бок, то впереди она замечала взмах длинного, с чёрной кисточкой на конце, хвоста. Кошка не торопилась, кошка брала Тируну измором, она просто не давала жертве отдыхать. Будь дело среди скал, охота давно закончилась бы. Но горы разошлись в стороны, вокруг расстилалось поросшее невысоким лесом плато. Тируна не расставалась с ножом, наверное, только поэтому хищница ещё не напала. Это ненадолго, понимала Тируна. Скоро она устанет настолько, что заснёт на ходу, и тогда жизни её и дочки кончатся. Обидно быть съеденной во сне, поэтому она тёрла и таращила глаза, жевала горькую траву, колола ноги кончиком ножа. Может быть, кошка тоже не выдержит и нападёт, и останется слабая надежда, что она успеет нанести удар...
Всё-таки она заснула, заснула на ходу, потому что её разбудило шипение. Кошка, оскалив пасть и прижав уши, стояла прямо у неё на пути и яростно хлестала себя хвостом по бокам.
Бежать было некуда и бессмысленно. Ей не скрыться. Этот лес для кошки родной дом, а она в нём – недолгий гость.
– Ну, – выдохнула Тируна, – подходи, гадина, угощу тебя остреньким!
Кошка низко, утробно зарычала и шагнула вперёд.
– Давай, давай!
Тируна выставила нож перед собой. Главное – не промазать и ударить в самый правильный, единственный миг! Глаза слипались, вдобавок покатились слёзы...
– Получай!
Тируна бросила руку с ножом вперёд. Кошка легко отклонилась и отмахнулась лапой. Нож полетел в траву, Тируна вскрикнула от боли в отбитой руке. Хищница зарычала и бросилась! Ударила Тируну лапами в грудь, мелькнули перед глазами жёлтые в пене зубы. Тируна, падая, извернулась, закрывала телом дочку. От удара о землю пресеклось дыхание и потемнело в глазах. Тируна лежала, ловила ртом воздух и ждала неминуемого укуса в шею. Скорее бы всё кончилось...
Укуса не последовало, но раздался жалобный, полный боли хрип. Тируна подтянула ноги, села. Кошка, подёргивая лапами, растянулась на траве в шаге от неё. Стрела насквозь пробила голову зверя и пришпилила её к земле. Из оскаленной пасти текла кровь пополам с пеной.
В стороне между деревьев стояли двое. Седой старик с узкими глазами и молодой мужчина её примерно лет с арбалетом в руках.
Морские! Они выследили её, они нашли её даже здесь!
– Не отдам... – глотая слёзы, простонала Тируна. – Не отдам.
– Что не отдашь? – удивился старик. Голос у него был под стать волосам: скрипучий и какой-то пыльный.
– Дочку не отдам, – всхлипнула Тируна.
– Это твоя благодарность? – язвительно спросил старик, и Тируна внезапно поняла, что язвительность эта не настоящая, что он на самом деле смеётся. Но почему ему смешно?
– Зачем тебе её ребёнок, Ломм? – обернулся старик к своему спутнику.
– Мне не нужен её ребёнок, Фа Лой, – покачал головой Ломм.
– Так вы не Морские?
– Морские? – переспросил Фа Лой. – Кто такие Морские?
– Как можно не знать, кто такие Морские? – не поверила Тируна. – Они приплывают на огромных лодках. Они делают странные и чудесные вещи. И они отбирают детей! Не отдам! – Она прижала Тину к себе так, что девочка заплакала.
– Алонкеи, – проговорил Фа Лой. – Они называют себя алонкеи. Нет, мы не алонкеи. – Он помолчал, пристально глядя на заходящуюся криком Тину. – Дай мне посмотреть твою девочку. Обещаю, – он клятвенно прижал руки к груди, – я не сделаю ей ничего плохого. Ни ей, ни тебе. Боги свидетели. Те, которых ты знаешь, и те, о которых не слышала!
– Скажи: «пусть меня сожрут незримые демоны, если я совру»! – потребовала Тируна.
– Пусть меня сожрут незримые демоны, если я совру! – торжественно сказал Фа Лой.
Тируна несколько мгновений смотрела на старика, потом передала ему кричащую Тину. Фа Лой внимательно осмотрел девочку, дунул на её макушку, покачал головой.
– Давно она так кричит? – поинтересовался он, возвращая Тину.
– Ты лекарь? – с надеждой спросила Тируна.
– Я и лекарь тоже, – непонятно ответил Фа Лой. – Давно она так кричит?
– Четыре дня, – ответила Тируна. – Или три? С самого рождения. Я не помню. Тогда я умываю её, – она достала флягу, смочила край юбки, протёрла личико младенца. – И всё проходит.
Девочка успокоилась. Она не перестала плакать, но теперь это был просто плач голодного ребёнка.
Тируна дала дочке грудь. Ломм, который до того жадно глядел на её ноги, облизнулся.
– Удивительно, – покачал головой Фа Лой. – Как твоё имя?
– Тируна.
– Я дам тебе два совета, Тируна. Как лекарь и как человек, проживший долгую жизнь. Чаще купай свою дочку. Лучше в море.
– Море... – прошептала Тируна. – Где море, там Морские!
– Ты беглянка, Тируна, и тебе одной не выжить, – сказал Фа Лой. – Вот мой второй совет: иди жить к нам. Вас никто не обидит, кроме того, у нас есть море и нет тех, кого ты называешь Морскими! Ты согласна?
– Что я буду делать? – чтобы не соглашаться сразу, спросила Тируна.
– Всё, чем обычно заняты женщины, – сказал Фа Лой, а Ломм кивнул и расплылся в широкой улыбке. – Готовить пищу. Шить, стирать. Заботиться о детях.
О детях? Тируна удивилась. У неё одна дочка. Хотя что она знает про этих людей? Вдруг у них есть дети, за которыми некому ухаживать?
– Я согласна, – ответила она.
Напряжение последних дней отпустило. Она была не одна! Вокруг люди, которые смогут защитить их с дочкой!
– Да, я согласна, – повторила Тируна и провалилась в сон.


https://author.today/work/157039

Глава 1. Гадалка с белыми волосами
Глава 2. Замуж пора
Глава 3. Дары моря
Глава 4. Великий корабль
Глава 5. Счастье её жизни