Это цитата сообщения Sergey1958 Оригинальное сообщение

Художник и поэт Михаил Юдовский (Mikhail Yudovsky). Часть 1.

[показать]Родился 13 марта 1966 года в Киеве. Учился в художественно-промышленном техникуме и институте иностранных языков. С 1988 года - свободный художник. Выставлял свои работы в Украине, России, Европе и Америке. Писать начал относительно поздно - лет в семнадцать, сперва стихи, а затем и прозу. Первая книга, написанная в соавторстве с Михаилом Валигурой ("Приключения Торпа и Турпа"), вышла в 1992 в Киеве (издательство "Эссе"). В том же 1992 году переехал в Германию. Некоторые стихи были опубликованы в немецком русскоязычном журнале "Родная речь", а поэму "Попугай" напечатал американский еженедельник "Новое русское слово". В апреля 2009 года в Украине вышел сборник поэм и стихов. После этого поэзию и прозу автора публиковали в Украине, России, Германии, Англии, Финляндии, Израиле, Австралии и США. В 2009 году в Украине вышла книга «Поэмы и стихи», в 2013 году издательство АСТ (Москва) выпустило книгу прозы «Воздушный шарик со свинцовым грузом».

А сейчас я хочу показать его картины:


[700x522]

Как тихо и печально в этом мире,
Где небо, распластавшееся ниц,
Гадает на изменчивом пунктире
Помазанных на странствованье птиц,
Где видится в покачиваньи сосен
Усталость от незыблемости тем.

Как хорошо и странно в эту осень
Бессмертие смешать с небытием.
Мы вечность мимолетностью отсрочим.
Мне нравится, испытывая грусть,
Писать тебе послания бесстрочьем
И помнить пустоту их наизусть.
Мы, словно дети, заблудились между
Фабричной и архангельской трубой.

Как просто и легко терять надежду,
Когда не ставишь цель перед собой.
Мне неизвестно, кем и чем мы станем,
Переосмыслив замкнутость кольца.
Я ничего не знаю. И незнаньем
Готов с тобой делиться до конца.
Почувствовав, как хрупок жизни слепок,
Мы осознаем с радостью тщету.

И тем, кого мы любим, напоследок
В наследство перепишем нищету.





[700x525]


[630x700]


[700x557]


[630x700]


[700x491]

А знаешь ли, мечты сбываются,
Когда мечтатели спиваются,
Когда, печаль смахнув со лба,
Они без помпы отпеваются
Собачьей стаей у столба,
Когда творят при свете факела
Четыре беспробудных аггела
Молитву, близкую к хуле,
Над их телами бестелесными
И видятся почти небесными
Непохмелившейся земле,
Когда бессмыслицей пронизаны,
Сменив смирительные ризы на
Свободное, до пят пальто
Их тащат за ноги к заутрене,
Не столько внешне, сколько внутренне
Любя – неведомо за что.

Сереет тихая околица.
Щетиной ливня небо колется.
Плывут по кругу жернова,
И сердце мелется и молится
Безбожно путая слова.
И, кажется, его брожение
Взамен находит отторжение
И у планид и у планет.

И смерть – всего лишь продолжение
Того, что не было и нет.



[700x633]


[700x584]


[700x584]


[700x530]

Мой ангел-хранитель родился в случайной стране,
В которой века продавались поштучно с лотка
И жизнь, не читаясь внутри, протекала вовне
И длиться, казалось, сумеет не дольше глотка
Из кружки, наполненной пивом, в закрытом кафе,
Где запах стоял от нехватки пространства густой
И верный мой ангел-хранитель, слегка подшофе,
Не слишком умело шутил: «Ваша пена – отстой».
Я видел его на скамье у кирпичной стены,
Где резы трехбуквий виднелись под редким плющом.
Мой ангел курил, просыпая табак на штаны
И крылья неловко пытаясь укрыть под плащом.
Он плохо летал, припадая на оба крыла.
Однажды стянул их веревкой и прыгнул с моста.
В газетах писали, что этой же ночью была
Одним астрономом открыта на небе звезда.
А я ощущал, что внезапно оборвана нить,
Как будто ударил топор, пуповину рубя,
И думал о том, что хранителей нужно хранить.
И так ли уж важно, хранит ли хранитель тебя.
По падшему небу расходятся стайкой круги.
Дрожат огоньки отраженных светил в пустоте.
И пена клочками висит на губах у реки,
Как будто опавшие перья плывут по воде.



[700x535]


[500x630]


[700x491]


[700x275]


[700x581]


[560x700]

Единица живет сама, не примкнув к числу,
Исповедуя только собственное сумасшествие.
Писать по белому – значит, следовать ремеслу,
Отвергая в себе божественное.
Потому что в начале был мрак – милииарды лет.
Но некий художник, подчинясь желанию вздорному,
Закрыл глаза. И увидел во мраке свет.
И с вселенским размахом белым мазнул по черному.
И была, как писалось, ночь. И за нею день –
До скончания века, чередуясь отвесно ступенями.

Безумен, кто верит, что тело роняет тень –
На самом деле тела отброшены тенями.
В теле живет с рожденья кромешный мрак,
Плывя в бездонных зрачках страстями животными.
Но из попоек, случек, смертельных драк
Вырывается свет удивительными полотнами.
Наитие движет рукой, раскалив добела
Поверхность холста. И стремится разящий навылет пыл
Касанием кисти из теней лепить тела,
Как Бог человека когда-то из глины вылепил.
Подобие Богу не в сходстве телес и лиц,
Но в ярости творчества и осознаньи выбора.

Твой выбор сделан – как тень, распластавшись ниц,
Тело лежит задыхающеюся рыбой на
Прибрежном песке. Для чего-то нужны берега
Уязвимой душе, в оболочке грубой взлелеянной.
Так хочется, верно, телу, подавшись в бега,
Ускользнуть от собственной тени, к нему приклеенной.
Мир, покачнувшись, сдвигается набекрень,
Завершая земную игру небесного вымысла,

И бросает ненужное тело обратно в тень,
Из чрева которой тело однажды выросло.



[491x700]


[538x397]


[510x409]


[338x470]


[404x482]




[550x700]


[520x700]


[700x587]


[472x700]

Перед собой, перед Всевышним
Я вижу замысел иной,
Где кто-то дальний станет ближним
До совпадения со мной.

Провозгласив меня пророком,
Приоткрывает полумгла,
Что отражают, ненароком
Соприкоснувшись, зеркала.

Взамен евразий и америк,
Полузабытый имярек,
Я прижимаю к телу берег,
Как обретенный оберег.

Над головой желтеет долька
Луны. Простор красив и нем.
И мне легко. Легко настолько,
Как будто нет меня совсем.



[580x700]


[700x503]


[700x538]


[700x490]


[506x700]


[700x510]


[498x700]

Дверную ручку вывернув до хруста,
Ты входишь в эту комнату. В ней пусто.
Темнеет пол, белеет простыня,
Колышутся на окнах занавески,
На потолке рисуя арабески
Чернилами теней. Но нет меня.

Я – нечто, заблудившееся в теле,
Я – ангел, распростертый на постели
За неименьем собственных небес.
Пространство, обездвиженное комой,
Сужается, и время насекомо
Бормочет тишине в противовес.

Я – выстрел, не раздавшийся из пушки.
Над ухом у меня поют кукушки,
Как будто мне хотят накуковать
Столетия. Я, короток и кроток,
Лежу, уткнув небритый подбородок
В обиженно скрипящую кровать.

Чернеют дыры и белеют пятна.
Невнятно, но по-своему приятно
Опустошаться, грезя наяву,
Покрывшись сетью тоненьких прожилок.
Но ты подуй легонько в мой затылок,
И, может быть, я снова оживу.

Расправившись с моей первоосновой,
Ваяй меня, как Голема, по новой,
Крупицы собирая и крепя.
Светлеет ночь, ложатся тени длинно,
И время, застывая, словно глина,
Под пальцами крошится у тебя.



[641x700]


[700x513]


[389x470]


[500x395]


[607x473]


[700x517]


[700x574]


[700x560]


[700x292]

Забытый Богом городок
Застыл в благословенной скуке,
Как фотоснимок. Словно руки
Не донесли воды глоток
До рта. Сухая тишина
Опавших листьев. Спирт размешан
С касторкой. Явь безгрешней сна,
Хоть вера в то что сон безгрешен
Наивна, ибо сон иной
Рождает чудищ. И кошмаром
Мне представляется недаром
Привычно видимое мной:
Вокзал, кладбище, каланча,
Под ратушей безликой рынок,
Гудящий, будто саранча...
Тоскливо, как среди поминок,
Пивными кружками гремит
Десяток баров. Пара саун.
Мясная лавка фрау Шмидт,
А, может, Мюллер. Или Браун.
Здесь не Москва и не Париж.
Здесь и спокойней, и покойней.
Здесь высоко не воспаришь,
Но, если прыгнуть с колокольни,
Тебя заметят. Дня на три,
А, может быть, и на четыре
Ты станешь в этом сонном мире
Героем. Что ни говори –
Приятно. В этот городок,
Подобный опустевшей клетке,
Смерть – редкий, вобщем-то, ездок,
Хоть, к сожаленью, слишком меткий,
И многие почти до ста
Здесь доживают терпеливо.
Здесь раскрываются уста
Лишь для того, чтоб выпить пиво,
Сказать соседу добрый день
И попросту зевнуть со скуки.
А, впрочем, – остальные звуки,
Быть может, вправду дребедень.
К чему творить в душе разброд
И, песенкам внимая лисьим,
Чего-то ждать, раскрывши рот,
Как ждет почтовый ящик писем,
Взамен рекламы находя
И горькую усталость. Небо
Косой линейкою дождя
Напоминает, как нелепо
В ушедшем времени искать
От настоящего вакцину –
Как будто горло полоскать,
Настойчиво леча ангину
Двухлетней давности. В былом
Прекрасно то, что это было.
Нас вечность только пригубила
И приютила под крылом.
И даже этот городок
Уже обрел свое там место –
Не как смущенная невеста,
А как жена, надев платок
И в церковь наравне войдя
С молящимися. Но покуда
Живет он не сознаньем чуда,
А ощущением дождя,
И созерцаньем тишины,
И чашкой утреннего кофе.
Он будет даже на Голгофе,
Как Гамлет, спать и видеть сны,
Покуда глас небесных труб
Ему не станет пробужденьем.
И на кресте он с удивленьем,
Проснувшись, обнаружит труп.
И пробежит по телу дрожь,
Как от укола злой булавки,
И... Но довольно. Вечер. Дождь.
Намокшие кафе и лавки.
Пустые улицы. Листву
Швыряет пригоршнями ветер,
И голый клен в фонарном свете
Как будто грезит наяву.
Надежда робкая в глазах
Желтушных окон страх сменила,
В слегка шершавых небесах
Расплылись кляксою чернила.
Всплывает первая звезда,
Из темноты мерцая зыбко.
И я с тоской гляжу туда,
Оттуда чувствуя улыбку.



[700x565]


[700x561]


[700x450]


[700x638]


[340x470]

Под нами пропасть и над нами пропасть,
Как будто мимолетность занесла
Покрытую созвездиями лопасть
Невиданного черного весла.
В размахе ощущается усталость.
Возвысясь без особенных причин,
Мы самая большая в мире малость
Среди несметно малых величин.
Запутавшись в невыученной роли,
Теряет мироздание канву.
И сердце ищет сердце поневоле,
Как божество стремится к божеству.

(c) http://www.stihi.ru/avtor/myudovsky
https://www.facebook.com/profile.php?id=1421166992&fref=st