Какие стихи вы читали на Майдане?

Это было 28 ноября,за два дня до кровавого разгона студенческой демонстрации. Читала я стихи на русском языке, было много приехавших из разных городов Украины, были люди и из деревень. Но русский язык воспринимали нормально, кричали «Браво!», никаких проблем не возникало. Одно из стихотворений о том, что в период правления Януковича были преданы ценности оранжевой революции. Называется «Я лежу посреди Майдана». Там есть такая строчка: «Все, за что мы боролись, скифы, мы же сами и растоптали».

Что, по-вашему, самое важное произошло на Майдане?

Майдан — это некий континуум, где происходило и происходит рождение гражданского общества. Важны не евроинтеграция, не политические даже проблемы, а пробуждение сознания и избавление от советского менталитета. От представления, что все должны жить в одной клетке. Почему-то эта клетка называется «дружба», на самом деле это просто клетка. Майдан был экзаменом на выживание в экстремальных условиях. Там надо было преодолевать страх. Боялись все, но для меня это была победа над собственным страхом.

Вокруг того, что происходило на Майдане и что сейчас происходит на Украине, много всяких мифов. Как отличить правду от лжи?

Я могу привести несколько примеров того, как формируется фейк, информационная история, которая имеет форму мифа с завязкой, кульминацией и развязкой, и потом в медиавойне она представляется как истина, не подлежащая сомнению. Самые, наверное, распространенные мифологические истории: «в Донбассе живут исключительно бандиты», «во Львове живут исключительно бандеровцы». В культурологии это называется «редукционный стереотип». При этом не учитывается, что бандеровцев как таковых (при всех их достоинствах и недостатках, а там было и то и другое, история там была своя, и довольно страшная) уже не существует в природе. Они просто умерли физически. И бандеровцами называют либо праворадикальных националистов, либо просто жителей западной Украины. Третий момент — Крым. Там люди поддерживают российскую политику, то есть Путина. Для них, чтобы еще больше обострить проблему, специально создаются игры вокруг языка. Начнем с того, что для человека ХХI века язык не является проблемой. То есть если человек образованный, адекватный, он может строить свою национальную идентичность на любом языке. В Крыму никто никогда не говорил на украинском языке, и никто никогда насильственно украинский язык не внедрял.

Разделенный народ

Вы пишете на русском, так вы украинский поэт или русский?

Я себя ощущаю человеком транскультурной, космополитической идентичности, я украинка по гражданской позиции, космополит по позиции человеческой и русский поэт по языковой принадлежности.

Как разделена сейчас культурная элита на Украине, где проходит водораздел?

Она разделена и очень жестко — за Майдан и против Майдана, проукраинская и пророссийская. У нас, к сожалению, выступления за Майдан зачастую воспринимаются как проукраинская позиция, поскольку Майдан придерживается национальных и европейских ценностей. А выступления против Майдана — как пророссийская, поскольку Путин поддерживал правительство Януковича. Люди часто путают российскую политику и российский народ, русскую культуру и русскую государственность. Вообще я вижу гражданское противостояние в Украине не как дилемму востока и запада, не как конфликт регионов, а как ментальное разделение людей на тех, кто тяготеет к демократическому устройству, свободе слова, индивидуальному труду, личной ответственности, и на тех, кому привычнее общество, устроенное по образу и подобию СССР, реального или воображаемого. Люди, которые выступают против Майдана, в большинстве случаев не столько пророссийские — они не знают современную Россию, — сколько просоветские, которые живут архетипом совдепии. Для них существует обобщенный образ счастливой страны, где колбаса по 2.20, и им не нужна свобода слова.

Революцию вы поддерживаете?

Моя позиция формулируется очень четко. Это поддержка революции, поддержка Майдана, осуждение экстремистских структур, которые дискредитируют Майдан и пытаются прорваться к власти за счет народного возмущения, имея к нему весьма опосредованное отношение.

Что это за структуры?

Частично их представляет «Правый сектор». Это организация неоднородная, в ней много моих студентов, моих друзей, которые говорят по-русски и которые выдвигают весьма интересные идеи. В частности, они за полную перезагрузку, которой после Майдана так и не произошло. К власти пришла оппозиция, которая у власти уже была. Майдановцы чувствуют себя обиженными, потому что на их костях устроилась та же политическая элита. «Правый сектор» во многом говорит вещи разумные, но есть экстремисты, есть люди, которые считают нужным ходить без особой нужды в масках, махать ружьями, выкрикивать лозунги за чистоту украинского языка. Эта часть мне абсолютно не близка, они паразитируют на революции.

В России среди экспертов бытует мнение, что, может быть, украинские радикалы поддерживаются определенными силами в Москве. Что вы об этом скажете?

У многих майдановцев есть такое подозрение. Наша позиция состоит в том, чтобы поддерживать Майдан и одновременно поддерживать либеральную интеллигенцию России. Мы за то, чтобы Майдан был двойной, и российский, и украинский, объединенный одной целью — борьбой против тоталитаризма и коррупционной власти. Но еще Гегель говорил о метаморфозе гуманизма, о возможности превращении революции в свою противоположность. Я не хочу, чтобы у нас к власти пришел собственный Марат — таким Маратом я вижу Яроша. В его лице я вижу тот этнический реванш, который пытается взять пострадавшая от России маленькая западно-украинская земля. Я выросла там и знаю, сколько людей там уничтожило НКВД, и понимаю эту реакцию. Но я ее не одобряю, могу только посочувствовать. Я надеюсь, что реванша не произойдет. Искренние майдановцы не хотели власти, они просто хотели жить в свободной стране. Насколько это получилось? Думаю, все же получилось, по крайней мере, телефоны сняли с прослушек, теперь я могу говорить свободно, что думаю, и меня за это не арестуют.

А как вы относитесь к люстрации, о которой сегодня много говорят?

Правильное требование. Если ее не провести, на костях Майдана к власти придут те же люди и страной снова будут править олигархи. Главное, чтобы люстрацию не превратили в «чистку» для избавления от оппонентов.

Человек с человеком

Насколько в Украине боятся вторжения России?

Очень боятся. Даже иногда панически. При въезде на Майдан висит постер с огромными буквами, это реклама авиалиний, но это социальный постер «Киев – знак пацифик – Москва». Еще посередине Майдана цветными буквами выложена хипстерская надпись: «Нет рашизму, здесь нет фашистов». На знаменитой елке Майдана висит постер «Мы любим русских» на русском языке. Это одна из маркетинговых стратегий, которая выражает очень неловкое, но тем не менее сильное желание показать отсутствие враждебности к русскому народу, потому что боятся, в основном, агрессии не народа, а государства. Очень позитивно воспринимается любая поддержка из России. На Макаревича просто молятся.

Как вы видите будущее?

Говорить, что Украину ждет гражданская война, это кликушество низшего пошиба. Я думаю, что гражданской войны у нас не будет по двум причинам. Первая связана с притчей, что когда в лесу пожар, то хищники и травоядные бегут в одну сторону, им уже не до личных разборок. Вторая — очень большая надежда на личное общение. Один из моих студентов, герой стихотворения «Санька» Самуил Проскуряков — культуролог, кстати, философ, — подружился с беркутовцем, который его обжег. У беркутовца была рана на лбу, нетяжелая, которую он просто смазал спиртом, и они начали разговаривать как человек с человеком. Это был пастернаковский случай личностной дружбы, вне красных и белых, так хорошо описанный в «Докторе Живаго». И третий момент: есть надежда, что наша власть все-таки придет в чувство и начнет принимать адекватные решения. Сейчас было бы лучше всего ограничить агрессию со стороны правых радикалов, свести ее к минимуму и попытаться социализировать Майдан — то, о чем просили активисты Майдана из юго-восточных областей.

Что это значит?

Перевести стрелки, заменить этнический акцент на социально-классовый: борьба не за украинский язык и национальные ценности, а за свободу и процветание, против бандитизма. Жить с бандитами не хочет никто, ни запад, ни восток. Такая стратегия помогла бы избежать гражданской войны.

Апельсиновая бандана. Коржик солнца на синем блюде. Я лежу посреди Майдана, а вокруг меня ходят люди. Плесневеет рука Богдана. Парк Шевченко дерьмом исхожен. Я лежу посреди Майдана и отпугиваю прохожих. Вновь сношаются два удава – трон и тракт, в несусветном такте. Я лежу посреди Майдана, как реликтовый птеродактиль. Волки целы и овцы сыты. У корыта тусят братишки. Кто-то скажет, что я убитый. Ошибаетесь, я притихший. Я лежу посреди Майдана затаившимся одиночкой. Пектораль с моего кургана рассыпается на кусочки. Жаль, на мне не хватает грифа, сдан в архив заржавелой стали. Все, за что мы боролись, скифы, мы же сами и растоптали. Как бессмысленное полено перед выходом Буратино, я лежу посреди Вселенной и любуюсь на гильотины.

(Прочитано на Майдане 28 ноября 2013 года)