Записки английского шкипера Стивена Бэрроу 1556 года о Беломоморье и путях поморов в Сибирь.
Углубляясь вглубь, в реконструкцию былого значения Поморской цивилизации севера Евразии и, прежде чем переходить к ее описанию в более ее ранние эпохи, необходимо всё же рассказать и о независимых исторических источниках XVI века. Одним из таких свидетельств являются путевые заметки английских мореходов, впервые посетивших Беломорье и Студеное (Мурманское, ныне Баренцево) море. Из записок Стивена Бэрроу 1555-1556 гг о подданстве и быте народов севера.:
«К юго-востоку и югу от Лаппии находится провинция, называемая Карелией, а народ в ней называется карелами (Kerilli). На ю.-ю.-в. от Карелии лежит страна, называемая Новогардией (Novogardia).
Все эти три нации состоят в подданстве русского царя, а русские в церквах держат закон греческий и пишут они похоже на греков; они говорят на собственном своем языке, ненавидят латинский язык и не имеют никакого отношения к римскому папе. Разные изваяния они считают недостойными почитания, но все почитают изображения, писанные на досках. В России церкви, колокольни и дома — все деревянные, а суда, которые они имеют, сшиты прутьями, без гвоздей. Карелы, русские и москвитяне похожи друг на друга во всех отношениях.
К югу от москвитян живут татары; они магометане, обитают в палатках и повозках, живут ордами и группами (heardes and companies) и не любят жить подолгу на одном месте, говоря, когда бранят своих детей: “Я хотел, чтобы ты настолько долго оставался на месте, что мог бы нюхать свои собственные испражнения, как это делают христиане”. Это их самое сильное ругательство.
На северо-востоке от России находится Лампожня (Lampes), место, куда русские, татары и самоеды съезжаются два раза в год для обмена товаров на товары.
К северо-востоку от Лампожни лежит страна самоедов у реки Печоры, и эти самоеды состоят в подданстве русского царя.»
Эта надпись красноречиво свидетельствует о территориальном происхождении различных народов Севера Руси и причинах событий и очагов враждующих коалиций Руси конца XV века: новогардов, карел, лопарей, московитян, татар и лампожан. Последние, как видно из описания: «На северо-востоке ОТ России находится Лампожня (Lampes)»; русский царь активно использовал пятую колонну европейского и западно-сибирского севера для окончательного подведения его под свое подданство: «К северо-востоку от Лампожни лежит страна самоедов у реки Печоры, и эти самоеды состоят в подданстве русского царя…. К северо-востоку от Печоры находится Вайгач; там живут дикие самоеды, не позволяющие русским высаживаться на берег; они убивают и едят их, как об этом рассказывают нам русские.», и которых активно использовал Семен Курбский и Петр Ушатый в 1499-1500 гг для разгрома сибирской части торгового пути от Лампожни в Сибирь – Ляпинского «княжества» (отрезанная и окруженная со всех сторон подданными русского царя в Москве к началу XVI века, Лампожня вынуждена была мирно «вливаться» также в его подданство).
О качестве, размерах и маршрутах поморского флота тех времен свидетельствуют следующие записи С.Бэрроу (Ермак только через тридцать лет собирался «покорять» Сибирь:
«Мыс св. Бернарда лежит к ю.-в. с уклоном к югу от мыса Эдмунда, и между ними 6 лиг; между ними же находится река Кола, в которую мы вошли в этот вечер.
В среду, 10-го, мы все время стояли в устье этой реки, так как ветер дул с севера. Мы отправили нашу шлюпку на берег для починки. Широта устья реки Колы — 65° 48 .
В четверг, 11-го, в 6 часов утра к нашему борту причалила русская двадцативесельная ладья, в которой было 24 человека. Шкипер ладьи поднес мне большой каравай хлеба, 6 кольцевидных хлебов, которые у них называют калачами (colaches), 4 сушеных щуки и горшок хорошей овсяной каши…
… В четверг, 18 июня, мы подняли якорь в Кольской бухте и вышли на 7 или 8 лиг в море, где, однако, встретили такой сильный северный ветер, что принуждены были возвратиться в вышеупомянутую реку. Здесь к нам подошло несколько их (русских) лодок. Люди с них заявили мне, что они также готовятся отплыть на север для ловли моржей и семги, и щедро одарили меня белым пшеничным хлебом.
Пока мы стояли на этой реке, мы ежедневно видели, как по ней спускалось вниз много русских ладей, экипаж которых состоял минимально из 24 человек, доходя на больших до 30. Среди русских был один, по имени Гавриил, который выказал большое расположение ко мне, и он сказал мне, что все они наняты на Печору на ловлю семги и моржей; знаками он объяснил мне, что при попутном ветре нам было всего 7-8 дней пути до реки Печоры, и я был очень доволен обществом русских. Этот Гавриил обещал предупреждать меня о мелях, и он это действительно исполнил.
В понедельник, 22 июня, мы выехали из реки Колы со всеми русскими ладьями. Однако, плывя по ветру, все ладьи опережали нас; впрочем, согласно своему обещанию, Гавриил и его друг часто приспускали свои паруса и поджидали нас, изменяя своим спутникам.
23 июня, во вторник, поздно вечером мы находились против мыса св. Иоанна. Следует помнить, что от мыса св. Иоанна до реки или бухты Мезенской…(вот так, за 1,5 дня английское судно преодолело путь из Мурманска в Мезень: интересно, а сколько «часов» понадобилось бы помору Гавриилу, если бы он не поджидал англичан (вот вам и «неказистые» поморские кочи)).
В этот день мы стали на якорь против бухты, лежащей в 4-5 милях к северу от упомянутого мыса. Гавриил и его товарищ вошли в бухту на веслах; мы же не могли в нее проникнуть; к ночи при с.-в. ветре в бухту вошли свыше 20 парусов. (!!!!! И это за один вечер).
24-го, в среду, в день летнего солнцестояния, мы отправили шлюпку на берег, чтобы промерить бухту; наши люди нашли, что она почти совсем высыхает (!!!!! – вот и доказательства сухости и отступания моря при пике «малого ледникового периода» в XVI веке в арктических широтах) при отливе, и все русские ладьи оказались лежащими на сухой отмели (!!!!! А вот и превосходство поморских кочей над европейскими типами судов).
…. Со следующим приливом Гавриил и эти двое уехали и присоединились к своим прежним соседям и спутникам. Их было не меньше 28 ладей, и все они были с реки Колы…..
(далее уже события в июле у устья Печоры):
Во вторник, 21-го утром, нам показалось, что на востоке или немного с уклоном к северу видна земля; однако потом оказалось, что это была чудовищная глыба льда.
Немного более чем полчаса спустя, после того как мы увидели льды, мы были неожиданно окружены ими. Это было ужасное зрелище: в течение 6 часов мы только и делали, что уходили от одной льдины, в то же время стараясь держаться подальше от другой. Ветер был так силен, что мы едва могли идти на нижних парусах. Когда мы избавились от опасности, грозившей от льдов, мы стали дрейфовать к востоку, легши на бейдевинд.
На следующий день, 22-го, нас снова беспокоили льды.
(теперь у Новой земли):
Во вторник, 28-го, мы плыли к западу вдоль берега при северо-западном ветре. Я уже собирался стать на якорь, как увидел парус, выбегавший из-за мыса, у которого мы думали стать на якорь. Я послал шлюпку навстречу; подойдя друг к другу, шлюпки вступили в разговор, и начальник русской шлюпки сказал, что он был вместе с нами на реке Коле и что мы проехали дорогу, которая ведет на Обь. Земля, у которой мы находились, называется “Нова Зембла”, т. е. Новая Земля (New Land)… Имя этого человека было Лошак.
В среду, 29-го, когда мы плыли к востоку, мы заметили еще парус. Это была ладья одного из товарищей Лошака. Мы подошли к его лодке, я в разговоре он сообщил нам об Оби все то, что сообщил его товарищ Лошак.
В пятницу, 31-го, шторм стал усиливаться; вместе с тем ветер перешел в западный. Вечером мы стали на якорь среди Вайгачских островов6 , где мы увидели 2 маленькие ладьи. Одна из них подошла к нашему борту, и я получил в подарок большой каравай хлеба. Люди из [108] этой ладьи сказали мне, что все они были из Колмогро (Colmogro), кроме одного, проживавшего на Печоре; этот последний был, кажется, самым опытным из них в охоте на моржей.
В этот день был сильный шторм при северном ветре; мы видели, что в открытом море несло много льда, так что о выходе из гавани нечего было и думать.
Август
2-го, в воскресенье, дул сильный ветер и выпало много снега; мы стояли на двух якорях, спущенных с носа.
Во вторник, 4-го, мы перешли в гавань, где стояла лодка Лошака, тогда как до того мы стояли у какого-то острова. Явившись к нам на борт, Лошак сказал мне, что, если бог пошлет попутный ветер и хорошую погоду, он поедет с нами на Обь, так как у этих Вайгачских островов моржей мало, а если он не доедет до Оби, то он поедет к реке Нарамзе (Naramzay), где народ не столь дик, как обские самоеды; о последних он сказал, что они всячески стараются застрелить всех людей, не говорящих на их языке.
В среду, 5-го, мы увидели страшную глыбу льда, которая приближалась к нам, вследствие чего мы сочли за лучшее со всей поспешностью уйти из этого места и возвратились снова к западу, к тому острову, где мы стояли 31 июля.
В четверг, 6-го…. В то время когда я измерял широту на берегу, Лошак вместе с двумя малыми печорскими ладьями уехал от этого острова. Я удивился, что они уехали так внезапно и пошли по мелким местам между островами, где нам невозможно было за ними следовать. Однако я потом убедился, что. они мудро предвидели погоду.
В пятницу, 7-го, мы простояли на якоре. Дул с.-с.-в. ветер со страшным штормом. С обоих концов острова, у которого мы стояли, лед несся к нам в таком большом количестве, что было страшно смотреть на это зрелище. Буря продолжалась с сильным снегом, дождем и градом.
19-го, в среду, в 3 часа пополудни мы снялись с якоря при в.-с.-в. ветре и пошли к югу с уклоном к востоку, пройдя 7 лиг до 7 часов вечера, и думали, что видели песчаные холмы, находящиеся к востоку от реки Печоры. Вечером ветер стал крепчать, мы убрали грот и пошли на одном фоке к з.-с.-з- при в.-ю.-в. ветре. Ночью разыгралась такая ужасная буря, подобно которой мы еще не видали, хотя и много мы видели бурь с тех пор, как вышли из Англии. Следует удивляться, как наше судно могло выдержать столь чудовищные и страшные бури; это могло случиться только помощью бога, который всегда помогает находящимся в нужде и вверяющим себя его попечению.
22-го, в субботу…. потеряв всякую надежду сделать в этом году какие-нибудь новые открытия на востоке, мы сочни за лучшее повернуть назад, вследствие трех причин.
Во-первых, вследствие постоянных северо-восточных и северных ветров, которые, когда заедешь за Канин Нос, господствуют сильнее, чем в каких бы то ни было местах, которые я знаю в этих северных странах.
Во-вторых, вследствие большого и внушающего страх обилия льдов, которые мы видели своими глазами и еще большее количество которых находится без сомнения в этих странах. И то я осмелился слишком далеко забраться в льды, и я благодарю бога за свое избавление от них.
В-третьих, потому, что ночи становились темнее и стала приближаться зима с ее бурями. Поэтому я решил воспользоваться первым попутным ветром, который пошлет мне бог, чтобы направиться к бухте св. Николая и посмотреть, не можем ли мы с божьего соизволения оказаться полезными там.
В эту субботу мы видели много льда в 2 или 3 лигах от нас. Он казался нам как бы твердой землей, которая тянулась с северо-востока на восток от нас, насколько было видно глазом. После полудня господь послал нам легкий южный ветер, так что, благодаря бога, мы отошли от Западной оконечности ледяной кромки.
11 сентября мы прибыли в Колмогоры, где мы перезимовали, ожидая приближения следующего лета, чтобы продолжать предположенные открытия у Оби, что, однако, не было выполнено, вследствие полученного нами распоряжения идти следующей весной к Вардехусу на поиски некоторых английских судов.»
Надеюсь, столь, как можно более подробное изложение некоторых отрывков из дневника английского шкипера Бэрроу не утомило читателя. Но только благодаря таким сохранившимся историческим сведения о Поморье XVI века и можно себе представить условия и размеры деятельности поморов того времени. Как видим Мангазея на Оби уже была «проходным двором» русских и в середине XVI века точно, за 30 лет до «покорения» «Сибири Ермаком: «1580 г. Лета 7088 за службы великие государевы пожаловал князь великий Иван Васильевич пермичем промышленным и торговым людем торговати в Югре и в Мангазее и в сибирских городах безпошлинно 10 лет, и таможенные им не платит николико» (Вычегодско-Вымская летопись) - вот так, за три года до начала похода Ермака в Сибирь, Иван Грозный уже подтвердил налаженные и активные торговые отношения между Европейским Севером и Сибирью.
Но вот то, что русские поморы и английские мореходы, судя по запискам Бэрроу, отлично понимали друг друга, лично у меня вызывает сегодня недоумение. Что же получается, языком международного общения Северного Торгового пути был русский? То, что английский мореход владел русским, говорят и его записи о неведомых ему языках финно-угорской группы, полученные им от Кольских лопарей: «Вечерам к нашему борту подъехало в лодке несколько лопарей, всего около 16, в их числе были две молодые женщины. Некоторые из них говорили по-русски…. Я запомнил несколько слов на их языке, которые я счел полезным записать для тех, кому впоследствии придется продолжать это путешествие». Русский язык – язык межнационального общения мореходов Скандинавии и побережья Северного Ледовитого в XVI веке?