Проклятье века — это спешка, 
и человек, стирая пот, 
по жизни мечется, как пешка, 
попав затравленно в цейтнот. 

Поспешно пьют, поспешно любят, 
и опускается душа. 
Поспешно бьют, поспешно губят, 
а после каются, спеша.  

Но ты хотя б однажды в мире, 
когда он спит или кипит, 
остановись, как лошадь в мыле, 
почуяв пропасть у копыт.

Остановись на полдороге, 
доверься небу, как судье, 
подумай — если не о боге — 
хотя бы просто о себе. 

Под шелест листьев обветшалых, 
под паровозный хриплый крик 
пойми: забегавшийся — жалок, 
остановившийся — велик. 

Пыль суеты сует сметая, 
ты вспомни вечность наконец, 
и нерешительность святая 
вольется в ноги, как свинец. 

Есть в нерешительности сила, 
когда по ложному пути 
вперед на ложные светила 
ты не решаешься идти. 

Топча, как листья, чьи-то лица, 
остановись! Ты слеп, как Вий. 
И самый шанс остановиться 
безумством спешки не убий. 

Когда шагаешь к цели бойко, 
как по ступеням, по телам, 
остановись, забывший бога,— 
ты по себе шагаешь сам! 

Когда тебя толкает злоба 
к забвенью собственной души, 
к бесчестью выстрела и слова, 
не поспеши, не соверши! 

Остановись, идя вслепую, 
о население Земли! 
Замри, летя из кольта, пуля, 
и бомба в воздухе, замри! 

О человек, чье имя свято, 
подняв глаза с молитвой ввысь, 
среди распада и разврата 
остановись, остановись! 

1967