Прощание

 

 

В июле Глебчик уехал в Зеленоград, к нешуточно прихворнувшему отцу. Отчасти он и рад был вырваться из Москвы, где стало ему слишком душно и скучно. Уезжая, он просил Виктора передать большой привет отцу Фёдору. При этом он увёл взгляд куда-то за плечо Хромова, и рот его скорбно уменьшился.

- Так позвони ему сам и попрощайся,- предложил Виктор.

- Не могу,- с лаконичной откровенностью ответил Глебка.- Робею как-то...

- Ну вот...- посочувствовал Виктор.- Вечно ты робеешь...

- Да, это всё от книг...

- В смысле?

- Как-нибудь после объясню.

- Что, Глебчик, подавлен тяжестью собственных знаний?

- Приблизительно так. Ну всё, счастливо!

Пожали руки. Глебка, кренясь, зашагал с чемоданом к метро. Хромов невесело проводил его взглядом. Как назло, проводить его не взглядом, а по-нормальному он не мог: срочно надо было сдавать статью...

 

А через два дня - новое огорчение. Поссорился с Анькой. Как было дело-то...

Нацеловавшись, сели пить чай. Зашёл разговор о сирени. Девушка очень любила сирень. Если ей дарили букет - ахала и погружала в него лицо. И долго после задыхалась в этом букете... А Хромова почему-то злило такое обожание. Очень возможно, дело тут было не в сирени... Сам факт того, что есть нечто, отвлекающее её, Аню, от него, Виктора; нечто, уводящее девушку туда, где ей может быть хорошо (и, самое обидное! - даже очень хорошо) без его присутствия - взвинчивало нервы.

Одним словом, опять увидев, как глаза подруги, замерцав, устремились в прекрасное далёко, он небрежно бросил:

- Сирень - сильнопахнущее олицетворение пошлости.

Аня наморщила лоб. Две-три секунды она молчала, оценивая степень обиды. Затем произнесла:

- Ты любишь резать по живому...

Он, конечно, стал посмеиваться. Она, само собой, охладела к беседе, впала в задумчивость. Он, разумеется, попытался приобнять. Она - кто бы сомневался?- неприязненно уклонилась. Он, естественно, стал взывать к её разуму. Она, как водится, мстила обидчику молчанием. Он, знамо дело, самолюбиво спросил, не уйти ли ему в таком случае... Ну и, натурально, она сказала: "как хочешь"...

Ане-то так хотелось купаться с любимым в сирени - вдвоём!...

В общем, поссорились и Виктор Храмов ушёл.

- Долбаная сирень!- шипел он по дороге домой...  

 

С горя позвонил Храмов рыжему Цезарю. 

- Привет, Цезаревич...

- О! Здорово, Виктюк!

- Я ж просил, не называй меня так!

- А чего ты - нормальный он дядька... Ну, не совсем, конечно, но вообще...

- Слушай... Не знаю, выпить, что ли...

- Выпей, в натуре! "Уймутся сомнения страсти"!

- Там "волнения страсти".

- Где?

- В романсе.

- Где-где? 

- У Кукольника, в романсе.

- Какого "кукольника", Витёк? Ты чего там, головою фонарь зацепил?

- Ничего я не зацепил... С Анькой размолвка вышла.

- Поругался? Гха-ха-ха-а-а! А из-за чего? Обо что пьяный конь спотыкнулся?

- Подавиться бы тебе своими прибаутками... Какая разница, из-за чего! Не поняли друг друга... Слово за слово... Будто не знаешь.

- Как луну стырить знаю, да только скрываю! Гха-ах! И чего теперь? Сидите по углам и помираете?

- Скотина... Ну, типа того.

- Гха-ах! Ну вы даёте, ха-ха-ха-а!!...

- Послушай...

- А она, это самое, рыдает там?

- Слушай, Цезарь. Ты не цезарь, а свинья! Знал ведь, что нельзя такой животине звонить!   

- Гха-ха-ха-а! Ромео с Джульеттой Шекспира-поэта!... Ну так всё правильно, покупай пару пузырей - и к Аньке. Оба вместе и отравитесь! Она чего, кстати, пьёт? А, вспомнил - Амаретто...

- Ладно, иди ты...

- Кстати, Витьк, а Амаретто - в натуре на бренди настаивают? Мне один фундук рассказывал...

- Всё, пока!

Виктор бросил трубку. Закурил. Жутко хотелось, чтобы Цезарь перезвонил: ещё не до конца отвёл он душу в ругани... Но рыжий фотограф не перезвонил... 

 

Отец Фёдор уехал на дачу. Звонить ему на мобильный казалось нелепым: здравствуйте, отец Фёдор, а я с Аней поругался из-за сирени. Подскажите, что делать... Виктор боялся выглядеть идиотом. Да и неловко было беспокоить священника по такой ерунде. Хотя... какая же это ерунда, если сердце не на месте!

- Этак я и впрямь стану "духовным чадом",- вполголоса говорил сам себе Виктор Хромов.- В церковь начну ходить... Фамилию, глядишь, придётся менять - был ХрОмовым, стану ХрАмовым... Ручку стану попу целовать, как эти... прихожане его...- покосился на телефон.- Можно, правда, просто позвонить. Мол, как дела, отец Фёдор? А у меня, вот, так себе... Да ничего особенного, только...- Он взял трубку и тут же бросил, словно обжёгся.- Ф-фу! Что за малодушие!! Решал же до сих пор свои проблемы без попов, почему же сейчас стал нуждаться? Да и что он мне может посове...

Телефон ожил, стал выдавать прерывистые трели. Храмов снял трубку.

- Слушаю.

- Аллё!

- Слушаю, кто это?

- Витюш, это я, отец Фёдор.

- Ой, здравствуйте... Я как раз о вас вспоминал...

- Что? Простите, плохо вас слышу.

- Я говорю, очень рад вас слышать!

- А-а-а... Спасибо, голубчик. Как там ваши дела?

- Э-э-э-э... Да сложно всё как-то...

- Сложно?

- Сложно, отец Фёдор... Вот с Аней поссорился.

- Серьёзно поссорились?

- Пока не знаю.

- Что-что?

- Пока не знаю!

- Связь плохая, Витюш! Слушайте, приезжайте-ка ко мне, а? У вас как со временем?

- Да со временем всё нормально. А вас это не напряжёт?

- Напряжёт? Ну, голубчик, я, может, мечтаю немного напрячься... Ничто так не вредит человеку, как длительное расслабление...