Отец Фёдор

 

 

 

Сосед Хромова Грушин (который верующий и пишет стихи о спасеньи России) отмечал именины  в октябре, когда уже деревья оголились, и ветер гнал облака и трепал ржаво-жёлтые лохмотья на ветвях. Вечером собрались в его аккуратной и светлой однушке несколько человек из храма: пара старушенций; длинная девушка в платке, с глазами дикой, обжигающей красоты; маленький шустрый дьякон - лобастенький, курносенький с бородой и волосами цвета выжженной травы; очень суровый юноша - алтарник, с щеками гипсовой бледности и чёрной беспощадной бородой широким клином. И ещё был священник из того же храма - высокий статный красавец, более похожий на лихого царского поручика, с серебряными вкраплениями в небольшой бородке, узким острым носом и всегда смеющимися влажно сияющими глазами под бесшабашно изогнувшимися бровями. Звали его отец Фёдор.

Долго не садились за стол, ждали настоятеля. Наконец, когда даже длинная девушка впала в подозрительную мечтательность, глядя на скользкие пирамиды салатов и пухлые пироги, сообразили позвонить отцу Михаилу. В храме его не отыскали, а в трапезной никто не брал трубку.

- Ничего, подождём ещё,- тихо выдохнула румяная старушка, ожидая поощрения за кротость от присутствующих духовных лиц.

- Подождём,- развёл руками дьякон, стрельнув глазом в сторону отца Фёдора.

Тот улыбнулся, засверкал глазами.

- Да полно, братья-сёстры, я отцу настоятелю на мобильник звякну. Может, он ещё часа на два задержится. А нам давно пора именинника чествовать... А лично мне так ещё и есть хочется.

Старушки пугливо хихикнули, переглянулись. Суровый алтарник быстро опустил глаза, насупился. Он обожал настоятеля, а отца Фёдора не любил, называл про себя "иереем недостойным". Правда потом ужасался своим мыслям, каялся в них на исповеди, и настоятель отец Михаил сдержанно  выговаривал ему за сей грех, хоть и не вполне искренне.

- Отец-то Михаил он так вот... не любит, когда ему-то... на мобильник-то,- забеспокоился курносенький дьякон.

- Ничего-ничего,- доставая из кармана сотовый, улыбнулся отец Фёдор,- в виде исключения... А то попадаем тут в голодном обмороке... Отец Михаил придёт - кто тогда дверь откроет? Ещё конфузней получится... Аллё! Это я, отец Михаил, здравствуйте... Да-да, ещё раз здравствуйте... Знаете, мы уже вас заждались... Да-а, именинник все глаза проглядел, от окна не отходит,- отец Фёдор весело подмигнул порозовевшему Грушину,- где, мол, отец настоятель? Не перехватил ли кто... Что-что?... А-а-а-а, понятно... Да-да, слышу, отец Михаил. Штукатурка, конечно, дело важное... Я знаю, знаю... Потребен, потребен ремонт храму... Только вот Григория нашего, именинника драгоценного, тоже жалко... Огорчится, бедный. Вот, уже огорчился, я вижу... Попозже?... Да-да, я слышу, - зовут вас... Непременно, спасибо... Спаси Господи, отец Михаил. 

Отключив трубку, отец Фёдор бодро сообщил, что настоятель задерживается, что просил передать поздравления и что если будет возможность, подъедет позднее.

- Так что давайте-ка, братья-сёстры, воздадим должное имениннику и яствам его!- закончил он.- Бог даст, отец Михаил хоть к чаю успеет... Ну, помолимся? "Очи всех на Тя, Господи, уповают..."

 

 

Когда немного одуревший от вина и счастья именинник Гриша Грушин додекламировал, чуть запнувшись в финале, очередную русофильскую поэзу, и все, уже утолившие голод и раскрасневшиеся, искренне похлопали и похвалили, отец Фёдор вдруг спросил:

- Между прочим, Гриш, а где ваш сосед и рецензент... э-э-э... Виктор, кажется?

- Кто?- непонимающе вскинул брови Грушин.- А-а-а, Витёк... Не знаю, батюшка. Дома, наверно. А что?

- Почему же вы его не пригласили? Он ваш приятель... столько ваших стихов переслушал, да ещё и комментировал их, разбирал... А?...

Журчание за столом стихло, показалось - кто-то поворотом крана остановил воду. Гриша растерялся, расставил ладони.

- Да я не подумал как-то, отец Фёдор... Он же неверующий, вроде. Ему с нами неинтересно будет...

- Ну так это от нас зависит, будет с нами интересно неверующим или не будет. Я его два раза видел мельком... Очень симпатичный. И добрый, по-моему. А вы, Гриша, хитренький: когда ваши стихи слушать, так вас не заботит - интересно ему это или нет. А как посидеть, да отпраздновать, так "ему с нами неинтересно будет"!

- И-и, это вот, -забеспокоился дьякон.- Не стоит, по-моему, звать... Он-то, этот-то... Гриша говорил, про отца настоятеля высказывался... срамно повторить!

- А разве они знакомы?- удивился отец Фёдор.

- Да я его, грешным делом, в храм наш разок заманил,- покаянно повесил голову Грушин.- А он услышал, как отец настоятель бабушку одну ругает... Ну и заступился за неё...

Обе разные, в общем-то, старушки, как по мановению волшебной палочки, разом превратились в двух перепуганных сов. Совершенно одинаковых! Длинная девушка метнула зелёную молнию сверхъестественными своими глазами. Дьякон простонал горько: "М-м-м-м!", и, прижмурясь, закачал головой. Алтарник же закаменел и бросил на священника огненный взгляд, мол, "вы и на такое закроете глаза, батюшка?"

- Да-а,- раздумчиво протянул отец Фёдор.- Пожалел старую женщину... Вот они неверующие-то! За старух заступаются... негодяи такие...

- Да он отцу Михаилу прямо в лицо такое сказал, батюшка!- воскликнула до этого практически всё время молчавшая девушка.- Вы бы слышали - пинками бы его из храма выгнали!

- Пинками? Любопытно... Ну так что же он такое сказал, расскажите уж.

- Да ужасное сказал!- загалдели все.- Грешно повторять! Лучше вам и не знать, отец Фёдор!!

- Да уж скажите, а то все знают, кроме меня! Матерно обругал? Я в такое не поверю. Я его видел, не мог он...

- Оставьте, батюшка,- радуясь в душе, что объектом порицания стал не он, а другой, плаксиво произнёс Грушин.- Не омрачайте праздника...

Исчез насмешливый блеск в глазах у отца Фёдора, он посерьёзнел и чýдно похорошел. Закинув побледневшее лицо, он голосом тихим сухим и сильным сказал:

- Братья-сёстры. Разрешите уж мне самому решить, что мне следует знать, что нет. Раз вы все это многажды меж собой обсудили, многажды осудили... Виктора... Так ещё раз повторить сможете. Не бойтесь праздник омрачить. Мы его больше тем омрачим, что от живого человека отвернёмся. Пусть даже самого грешного. Я ведь не из праздного любопытства вас спрашиваю. Мне правда важно знать...

Переглянулись. Гриша вздохнул и пробормотал скороговоркой:

- Настоятель отец Михаил говорит ей... бабке этой: "Тебе, раба Божья, о душе подумать надо, скоро ведь пред Господом предстанешь, а ты... сериалы смотришь, как овца неразумная!" А Витёк... Виктор, значит, подошёл к ним и говорит: "Совесть у вас есть, батюшка? Как не стыдно так с пожилым человеком говорить?"...

- И всё?

- А разве мало?- зло прищурился алтарник.

- Эх, братья-сёстры,- с чувством сказал отец Фёдор и горестно глянул в окно.- Не скажу ничего о настоятеле нашем... Если это его духовная дочь была, так его право говорить с ней, как хочет... Но и мне эту женщину жалко! Ну сколько человек о душе может думать? Час? Два? В сутки или в неделю? Кто же рассчитать это может?! А душе и отдохнуть бывает надо. Тем более в старости, когда она истрепалась, измучилась за всю жизнь-то!... А вы... Братья-сёстры! Кто из вас найдёт в себе смелость заступиться за старика ли, за молодого? Не в церкви, так на улице или в метро?...

- Слабы,слабы,- охотно закивал дьякон.- Грешны, грешны...

- Вот что, Григорий,- произнёс отец Фёдор,- ты прости, конечно, я не смею тебе указывать, кого в гости звать... Только будь любезен, скажи мне номер квартиры твоего Виктора. Я потом к нему загляну... Авось не прогонит... хоть и неверующий...