В парке

Было воскресенье. Солнце палило нещадно. Нет, не то... Не палило, а извергало сверху такой жар, что людей пригибало к земле. А воздух стал прилипать к коже... застревать в лёгких... тяжелить веки... Жара давила, как грабитель, усевшийся верхом на грудь и стиснувший у жертвы горло...

Короче, было тридцать пять градусов. Виктор с Аней сидели на скамейке в парке, любовались бликами на воде, болтали о разном... Опять не то! Тень  неимоверно толстой липы практически от зноя не спасала. Тень бессильно падала на них бледно-сиреневой цыганской шалью. Накалившись, дерево скамьи пахло всё крепче, всё отчаяннее... Так постепенно усиливаются стоны у больного зубом или мигренью. А блики... блики играли на воде, как радостно-безжалостные духи огня, осознавшие, что вода им больше не страшна... А Виктор всё о последнем романе Туго Вареса, о детской своей обиде на разочаровавшего автора, о пышности слога и хлипкости мысли... А она всё о форме, могущей быть мудрей содержания, о, помимо воли  Вареса, рождающихся картинах, видя которые нельзя не...

Короче, даже тридцатипятиградусная жара легко переносится, когда молод, да ещё любимая девушка рядом. Потом им надоело сидеть и они пошли прогуляться вдоль пруда... Вдоль пруда... Вдоль пруда... От зноя и недосказанностей, от разморенности, притупляющей желание быть понятым, они покинули скамью, отчалили от неё, чтобы поплыть в звенящем искристом мареве... Футболки встречных обжигали белизной. Трава казалась резанной гравюрой. Справа тяжко дышала листва. Слева в солнечной пытке томилась вода. Сверху пухлое облако нежно боролось с другим... Они шли вдоль пруда... вдоль пруда...

Короче, идиллическая прогулка вполне удалась. Несмотря на жару... Он купил ей мороженое, и они ещё полюбовались лебедями и утками, стоя на горбатом мостике... Тут ведь что ещё важно. Тележка под тентом была уродлива до умопомраченья!! А перед Аней с Виктором покупал своей девке мороженое кавказец шашлычного цвета. Он улыбался властно, как лев. Заваливал девку на левую руку и тыкал в неё вафельным рожком со сладкой и тающей белою розой. Девка визжала и уворачивалась, как обезьяна. Кавказец скалился, и его золотой зуб добавлял больше жара в и без того раскалённую атмосферу... А мостик действительно был горбат. А головы селезней отливали зелёным  металлом. А лебедь чесался клювом, чуть распушив пленительный веер крыла...

Короче, потом они пошли домой...