"Голые" Евгении Тимоновой




Люди и "Зверь". Лысые и волосатый.



Пантомима: на сцене семья, дети играют в куклы и машинки, взрослые стоят обнявшись. Звук, свет – апокалипсис (как во время бомбардировки. Много людей куда-то бегут, мечутся. Постепенно на сцене начинают появляться лысые люди, потом нормальных уже не остается.
Кто-то на первом плане ловит и растерзывает человека. Другой подбегает и разгоняет агрессоров, сконяется над жертвой. Вой. На вое заканчивается песня.

Затемнение. Затем из темноты вырисовывается сооружение, на­поминающее проржавевший, с выбитыми стеклами вагон. Ясно, что вагон этот стоит в неподвижности очень давно – весь зарос высокой желтой травой. Вдали чуть видны горы. К вагону подходят трое: мужчина пет сорока, женщина такого же возраста и девушка лет двадцати – отец, мать и дочь. Чувствуется, что они долго шли и ус­тали. С облегчением сбрасывают с плеч узлы, опускаются на землю. Одеты все странно-нелепо в какие-то случайные, не вяжущиеся друг с другом предметы одежды. Головы у всех троих обвязаны, ноги босы. У отца в руках толстая, тяжелая пачка. Отец снимает повязку с головы, чтобы вытереть пот, и мы видим, что он абсолютно без волос, долго сидят молча, вытянув ноги.

...

Зверь начинает шевелиться – все на всякий случай отодвигаются подальше. Зверь с трудом встает на четвереньки; открывает глаза, долго и пристально смотрит на сидящих перед ним людей. Наконец, осознав что-то, он встает на задние лапы, раскидывает в стороны передние, и оскалив зубы то ли в гримасе боли, то ли в улыбке, мыча нечленораздельное, идет к людям. Женщины в ужасе визжат. Отец суматошно ищет свою палку, но тут веревка, которой Зверь привязан к вагону, натягивается, стягивает ему шею, и он, застонав, валится на землю. У людей вздох облегчения. Зверь сидит на земле, смотрит на людей, раскачивается из стороны в сторону и хрипло с грассирующим эр – горько ли, радостно ли, не понять – бормочет: "Куэррти!.. куэр-рти!.. О-о, куэррти-куэррти!" Конечно, уже понятно, что это человек, молодой мужчина лет двадцати-двадцати пяти с бородой и длинными волосами. На нем одежда из звериных шкур, на ногах из таких же шкур сапоги.

...

Зверь. Шеррсть. Я – шеррсть. Ты – нет шеррсть, Я – морда. Ты -морда.

Дочь (смеется). У меня не морда, а лицо.

Зверь. Я – морда? Ты – лицо? (Мол, как так?)

Дочь. Потому что ты зверь, а я человек, понимаешь?

Зверь (не понял.) Научить еще. Где шерсть?

Дочь. Какой же ты глупый. Я – человек, у меня не может быть, никакой шерсти, понимаешь? А ты зверь, поэтому у тебя морда и шерсть, понял?

Зверь. Нет понял. Научить еще... (Указывает на свою ногу.) Как?

Дочь. Лапа.

Зверь. Лапа. Я – лапа. (Показывает на босую ногу Дочери.) Ты -лапа.

Дочь. У меня не лапа, а нога. .

Зверь. Нога ты. Лапа я. (Снимает сапог и демонстрирует свою босую ногу.) Нога я...

Дочь в ужасе пятится. Зверь спешно надевает сапог. Моя нога нет, да? Я лапа, да?

Дочь. Ну-ка покажи еще...

Зверь снова снимает сапог, а Дочь внимательно рассматривает его босую ногу. Такая же. Только вся в шерсти!

Зверь. Я нога можно?

Дочь. Да можно, можно.

Зверь (очень рад, приплясывает, одна нога босая, другая в сапо­ге). Я нога можно. Я лапа можно. Я нога можно, я лапа можно... (Мехо­вая одежда на нем распахивается, под ней он гол, в набедренной повяз­ке, грудь волосатая.)

Дочь (продолжает рассматривать Зверя.) Ты почти такой, как Отец, (Показывает на Зверевы волосы.) А эту шерсть снять не можешь? Нет?

Зверь (снова показывает на голову Дочери). Где ты шерсть?

Дочь. Да говорила же я тебе, бестолковый, что шерсть только у зверей бывает. Тьфу, до чего бестолковый. Вон у барсука шерсть, у тебя на башке шерсть, даже еще больше, чем у барсука, а у людей ее не бы­вает. Не может быть, понимаешь?

Зверь. Нет понимаешь. Научить еще. (Показывает на землю.) Как?

Дочь: А ты почему барсука не ешь? Барсука? Не хочешь? Не вкусно?

Зверь. Не вкусно, не вкусно.

Дочь. Ишь какой. Зверь-зверь, а соображает. Чем же мне тебя кормить прикажешь? А корни есть будешь? (Достает из котелка ко­рень и бросает его Зверю.) Ну?

Зверь подбирает с земли корень, обнюхивает его, аккуратно об­чищает, осторожно пробует, хрупает. Не вкусно?

Зверь. Не вкусно. (Протягивает руку.) Еще. Дочь (смеется). Глупый какой...




Дочь. Он такой глупый! Показывает на мое лицо и говорит: морда. Это потому, что я ему сказала, что у него морда. А понять разни­цу никак не может!

Мать. Ну, ты уж больно много от него хочешь. И так-то чудеса -зверя научила говорить.

...


Появляется Зверь. Он несет к костру охапку ярких консервных ба­нок. Увидев Зверя, Мать вскакивает и кричит в ужасе. Отец лихора­дочно отыскивает свою палку. Дочь замирает на своем месте.

Зверь. Нет палка! Нет! Давай еще веревка!.. (Сбрасывает банки на землю, находит веревку и, сделав петлю, набрасывает ее себе на шею. Подняв банку, протягивает ее людям.) Еда. Вкусно.

Дочь (рассматривает одну из банок, пробует ее на зуб). До чего же глупый. Ну, разве это можно есть?

Зверь. Можно. Дочь можно, папа можно, мама можно... (Дос­тает из-за пазухи ноле и вскрывает банку.) Вкусно. (На котелок.) Там не вкусно. Еда Зверь – вкусно... (Подцетяет ложкой содержимое банки и отправляет себе в рот, изображает блаженство.) Ах, как вкусно?..

Дочь, решившись, подцепляет ложкой один кусочек.

Мать. Не смей пробовать! Не смей!..

Но дочь уже успела проглотить кусок и тут же набрасывается на еду.

Дочь. Мама... Папа... это... это так вкусно! Мы никогда не ели ничего подобного!

Мать (попробовача.) Отец! Ой! Аи!.. (Ест.)

Тем временам Зверь открывает две банки.

Зверь. Папа тоже можно. Вкусно, вкусно.

Отец (пробует). Хм, ничего уж такого особенного, но есть, ко­нечно, можно...

Все жадно насыщаются. Зверь тоже ест и радуется за людей.

Зверь. Хоррошо. Ах, хоррошо. Папа. Мама. Дочь – хорошо. И Зверь – хорошо. Один Зверь – плохо. Вместе горы, горы. Хорошо...



Сценарий спектакля «Зверь» по пьесе Гиндина и Синакевича.