Зима уже давно прошла, но снег все еще местами лежал во дворе, точно показывая всем, что он не сдастся, что он еще долго будет отвоевывать свои позиции.
Алик вышел на крыльцо, осматривая свой двор. Особняк он купил еще после победы над Честером, бывал он тут всегда редко, предпочитая находиться всегда рядом с Лиси и Орландо, боясь остаться один, зная, что Алекса умерла. Но сейчас, когда он знал, что она жива, что ищет себя и свой путь, ему нравилось обустраиваться и находиться на одном месте. Нравилось знать, что ей всегда будет куда вернуться.
- Хозяин, - молодой конюх вежливо ему кивнул – привезли новый загон лошадей. Будете смотреть?
- Да, конечно – он откинул волосы с глаз, вдыхая свежего воздуха.
Народу у него работала немного, но каждый знал свое дело, каждый был чем-то занят и знал свое место. Алик, всегда отлично справляющийся с людьми, как никогда был счастлив.
Конюшня у него была просто огромной, из прекрасного дерева, всегда чистая и ухоженная, она была его гордостью и любимым местом. Тут было достаточно тихо и мирно, кони его любили, и он платил им тем же.
- Хозяин, - конюх позвал его – они тут.
Кони были просто великолепные. Чистокровные, ухоженные, великолепные они были его отрадой и любимым занятием. Он легко погладил самого ближнего коня по морде. Коричневый, с небольшими белыми пятнами он тихо сопел себе под нос, протираясь под рукой Алика.
- Вот эта дикая – конюх указал на единственную лошадь, которая находилась вдалеке от всех.
Она была связанна и на нее была надета крепкая сбруя. Движения ее были скованны, и она тяжело перебирала ногами, хрипло дыша.
Окрас у нее был серым, но грива была белоснежная, длиннее, чем обычно. Алик медленно подошел к лошади, внимательно смотря на нее. Сердце у него нервно дернулось. Глаза у лошади были шоколадными. В них горел огонь и непокорность. Лошадь протяжно и хрипло заржала, нервно топнув копытом.
Алик протянул руку, чтобы ее погладить, но она нервно дернула головой.
- Ее даже постричь не могут. Вы известный любитель диковинных вещей, поэтому ее прислали вам. Но если вы откажетесь, то никто не удивится.
- Нет, я ее оставлю. Она? Я не удивлен. Эта лошадь мне кое-кого напоминает.
- Если ты это про меня, то я даже не знаю, радоваться мне или обижаться.
Такой знакомый голос раздался за его спиной, что ему даже показалось, что он спит. Он резко развернулся, боясь поверить в происходящее, внимательно высматривая перед собой Алексы.
Все такая же. Волосы собранны в высокий хвост, скулы заостренны так, что об них можно было порезаться, глаза горят огнем и задором, и широкая улыбка, которую он видел больше полгода назад. Даже одета как обычно. Тонкая рубашка, шаровары, высокие сапоги и плащ. Только на этот раз плащ был светлым, просто белоснежным. Она вся была такой светлой и точно прозрачной, что Алик просто не верил в то, что это она перед ним.
- Я ожидала другой реакции – она медленно подошла к нему, заглядывая в глаза.
- Это действительно ты, Алекса?
- Не виделись всего полгода, а ты уже меня забыл – она слегка его толкнула – А ведь обещал помнить вечно.
Алик точно опомнился и крепко ее обнял, срывая с ее волос ленту, чтобы зарыться в ее волосы носом, снова вздыхать ее свежий запах и чувствовать свежесть от ее поцелуев на губах. Ему было так хорошо, так радостно, что он знал, в его душе весна наступила, впервые за долгие, холодные годы.

Антон внимательно смотрел на нее. Глаза у него были трезвыми, а лицо точно серое и состарившееся. Волосы, длинные, собранные в небольшой хвостик были грязными, да и пахло от него не первой свежестью, но держался он гордо, с высоко поднятой головой и прямой спиной, он внимательно смотрел на сестру.
- Жива? – голос у него был глухой.
- Жива – ответила она ему.
Ее переполняли эмоции, и тугой комок спазмов бегал по горлу взад-вперед точно заведенный. Все те чувства, воспоминания, что она вспоминала вдали от дома, точно снова нахлынули на нее с новой силой, чуть не сбив с ног. Она видела перед собой не потерянного брата давно не мывшегося и только недавно проспавшегося, она видела того брата, что любил таскать ей сладости, того брата, что постоянно выгораживал ее перед соседями и матерью, перед ней вновь стоял тот брат, что она любила, которым восхищалась.
С момента воскрешения она родилась заново, заново не только в плане жизни, а и в плане элементарных эмоций. Она снова чувствовало все то, что давно заставила себя забыть. Снова ощущала жгучую ненависть, жалость, любовь, стыд, отчаяние, горе.
- Я приехала к тебе. Приехала чтобы … извиниться – голос у нее надломился и она неожиданно заплакала.
Плакала она не с всхлипами и причитаниями, плакала она одними глазами. Только гримаса боли отражала все ее нынешнее состояние, заставляя реветь перед братом.
- Извиниться за все эти годы полного эгоизма и жалкого притворства. Извиниться, что бросила вас так. Что не смогла простить маму и совершенно забыла про тебя. Антон, извини меня! Я жалкая пародия на нормального человека. Я не умею любить и сострадать, я псевдочеловек – она протянула ему коробку со сладостями, которые так любила в детстве и которые ей так старательно доставал брат.
Антон стеклянными глазами, совершенно не мигая смотрел на нее, ей в ее глаза, совершенно не меняясь в лице. А когда она протянула ему коробку, он также смотрел и на коробку.
Алекса еще некоторое время стояла с протянутой рукой, крепко держа коробку, пока не опустила руку. Как вдруг Антон заговорил.
- Ты любила шоколадные – голос у него дрожал – Больше всего ты любила почему-то именно шоколадные.
Алекса поджала губы, чтобы не разреветься в полный голос.
- Я не смогу сразу тебя простить – он взял коробку у нее из рук, после чего крепко сжал ее руку – Но я рад, что ты поняла многие вещи. Даже если для этого понадобилось столько времени.
Она слабо ему улыбнулась, благодаря про себя Бога что дал ей второй шанс и возможность снова почувствовать руку брата.
… Кладбище было полностью завалено снегом и в лунном свете это место не казалось таким странным. Надгробные плиты были покрыты легким снежком и если отвлечься, то можно было даже забыть про то, что здесь похоронены люди.
Место матери она нашла быстро. Она даже не поняла, как она так быстро ее нашла, просто чувствовала, что надо идти вот так, именно сюда.
Плита у нее была самая обычная, даже весьма скромная. Но оградка была ровной и не сломанной, что очень обрадовало Алексу. Почему-то ей сразу в голову пришла ее надгробная плита. Она ходила туда ради интереса, сразу на следующий день после приезда в Оливию.
Мраморный, красивый ангел с черными крыльями и широкой плитой, на которой было выбито ее имя и даты ее жизни. А внизу шла небольшая надпись: «Великому человеку – великая память и великая благодарность. Спи спокойно, ты этого заслужила. Король, который тебе обязан».
Она некоторое время стояла перед этой гробницей в оцепенение, пока не начала копать землю. Ее душил дикий страх, что ей все просто кажется и там, глубоко под землей она лежит мертвая, а сейчас она просто дух, дух, который не смог найти себе спокойствие в смерти.
Но когда она разрыла могилу, ей стало страшно. Стало страшно открывать гроб и заглядывать внутрь. Она сидела возле гроба часа два, пока, наконец, ей не хватило смелости, и она резким движением не открыла гроб.
Он был пуст, и она моментально бросилась обратно во дворец, где взяла с Арнольда слово, что он снесет этот мемориал.
Алекса провела рукой по плите, стирая налипший снег.
С небольшой фотографии на нее смотрела мать. Молодая, улыбающаяся она была красива.
- Извини меня, мама. За все извини. Я прощаю тебя за все твои ошибки, и ты прости мне мои. Я буду заботиться об Антоне и Арине – Алекса тут не выдержала и громко всхлипнула, рыдания ее душили, и ей было тяжело дышать – Мама, я люблю тебя.

Когда она шла обратно, она чувствовала опустошение на душе, но не то, когда бывает от того, что ты просто сильно устала и тебе все безразлично, а от того, что ей было действительно легко. Камень, что давил на ее сердце на протяжении долгих, долгих лет наконец-то исчез, а она впервые за многие годы вдохнула полной грудью, позволив считать себя счастливым человеком.

КОНЕЦ.
Вот теперь точно! 
Отдельное спасибо, Сонной Лощине, за то, что подстегивала меня писать. И читала мою, разрешите назвать, рукопись.