[604x464]
Вторая

- Можно сказать, юбилей - ровно два года назад мы отправились в эту несчастную гостиницу. Игорь сказал, чтобы я добиралась одна, и мы как шпионы, сели в одну электричку, в разные вагоны. Меня ужасно трясло, настоящий озноб, и зубы стучали так громко, что это было слышно соседям по деревянной лавке в вагоне.

Старушка со смешной собачкой сидела напротив, она тронула меня за плечо своей сухой рукой и спросила, хорошо ли я себя чувствую.
Ничего даже не смогла ей ответить, так тряслись губы. Конечно, я знала, что поступаю как-то не так. Но я себя уже тогда научилась обманывать, я говорила: один раз, один раз, разве я не заслужила?

Обычная придорожная гостиница. Такие, по-моему, еще называются «кемпинг». Двухэтажное срубовое строение. Толстые бревна хорошо пахли - нагретой землей и травой, такой вот простой сорной травой под солнцем. И день был очень какой-то цветной, настоящий летний, мы поднялись по лестнице. Горничная как раз закрывала дверь комнаты и ласково спросила, не принести ли нам штопор, Игорь держал в руках бутылку вина.
Но мы как-то испуганно и сразу отказались. В номере я села на маленький мягкий стульчик, вроде пуфика, и стала держать колени руками, чтобы они не прыгали. Он не выпускал бутылку из рук. Немедленно начал ее откупоривать, перочинным ножом от своего брелка для ключей, это были ключи от дома - откуда же еще.

Нечаянно полоснул себе по ладони, рассек ее очень глубоко, кровь сразу залила и манжет голубой рубашки, и сам рукав, и капала уже на пол - дощатый пол. Я кинулась к нему и неожиданно для себя стала на колени и принялась слизывать эту кровь, просто не знала, что делать, никаких бинтов и ваты у нас не было, да и не могло быть.
Кровь была удивительно не горячая, какой-то вполне комнатной температуры. Сколько прошло минут, может быть, десять. Понемногу кровотечение остановилось, и мы кое-как залепили ранку мокрой бумагой, разорвали салфетку. Я подняла голову, мои губы были липкие, он наклонился и поцеловал меня.

Он целовал и целовал меня, и мне казалось, что мы становимся чуть не родными братом и сестрой, матерью и ребенком, потому что у нас теперь общая кровь. Когда он расстегнул мой сарафан, помнишь, такой бледно-желтый, с вышитыми по подолу розами, я уже не дрожала, ничего не боялась, а взяла его пальцы и стала гладить себе грудь.
И поняла, что хочу поступить именно так: встала снова на колени, быстро-быстро разобралась с застежкой его легких брюк, он торопливо снимал хорошие туфли из светлой кожи, я со стоном приняла его, а он гладил меня потом по голове.

«Я никогда не сумею отказаться от тебя», - вот что он мне сказал в тот день.
Иногда он звонил мне и не мог ничего выговорить, срывался голос. Мы встречались на каком-нибудь перекрестке на десять минут, и он наклонял мою голову, себе между согнутых колен. Потом брал меня за грудь одной рукой, а другую его руку я сжимала бедрами.

Первая

В магазине было много дел, как и ежедневно. Тем более, что именно в тот день должен был явиться каминных дел мастер. Мы решили реставрировать старинный камин, до этого зашитый деревянными панелями, раз уж концепция магазина включает чаепитие читателей и обсуждение литературных тем, то почему бы и нет. Правда, зажигать его нам никто не позволит, никакая пожарная инспекция, но есть такие искусственные угли, они очень убедительно тлеют. Девочки горячо настаивали еще и на буфете с пирожными и конфетами, но тут необходима большая работа с санэпидемстанцией, и я обещала после нового года заняться этим важным вопросом.

Приняла чудесного Михаила Юрьевича. Прелестный совершенно старичок, приносит несколько раз в месяц книги из своей библиотеки, каждый раз немного грустит и скрывает это. Прекрасные подписные издания, сегодня выложил один за другим собрание сочинений Гюго, 1956 года, в пятнадцати томах. Майя принесла минеральной воды - ни чай, ни кофе М.Ю. не пьет. Мы немного поговорили, и он традиционно поцеловал мне руку твердыми сухими губами.

Набравшись положительных эмоций, рискнула позвонить домой, трубку взял сын, буркнул что-то неразборчиво и сразу же передал Насте Петровне, она охотно поговорила со мной, вполголоса сказала, что у «мальчика гости, немного шумят», я только вздохнула. Как я могу объяснить милейшей Насте Петровне, что жизнь песочным кексом рассыпается у меня в руках, уже рассыпалась, и всюду крошки, крупнее или мельче. Когда это произошло, есть ли разница. Наверное, в тот момент, когда я высадила «нашу мамочку» из собственного автомобиля перед подъездом на скамейку, а сама в бешенстве отмывала салон с хлоркой. Надо было перевозить ее в памперсе, конечно, сама виновата.

Она боялась нового места, лежала на полу, около радиатора, свернувшись креветкой. Только иногда присаживалась на корточки, взмахивая руками, как бы пытаясь взлететь. Ее странные речи, полностью на выдуманном ею языке, такие гортанные, тревожные звуки. Холодный взгляд дочери. Ее слова: «Ты хитрая, я и не предполагала».

Настя Петровна сообщила, что заезжал домой Игорь, переоделся и выпил чаю. «Переоделся? - удивилась я, - во что же? Во фрак?» Не смогла удержаться от сарказма. «Не знаю, - добросовестно отвечала Настя Петровна, - только давешние штаны и свитер кинули на полу, я уж переложила в грязное».
Поблагодарила, с хронической болью подумала, что лимитчица опять пригласила его поучаствовать в светской жизни, вот тебе и смена костюма. Каждый день ожидаю, что будет менее больно, менее страшно, но это не происходит пока.

Вторая

- Да, представь себе, пошла и записалась на аборт, это сейчас проще, чем что угодно, этих гинекологических клиник полно. Все гостеприимно распахнули двери, позвонила и пошла, сразу высосали крови пару пробирок, но каких-то маленьких, как игрушечных. Заполнили историю болезни размером с почтовую марку, пересчитали деньги, «а карточкой ВИЗА-электрон можно расплатиться?»
«К сожалению, нет, в связи с переходом на авансовую систему расчетно-кассового обслуживания... тра-ля-ля…» А я и спросила-то просто так, хотела поговорить с этой доброй женщиной-врачом, без белого устрашающего халата, в темно-розовом комбинезоне с красивым кожаным поясом. Спустила голые ноги с удобного, нехолодного кресла, которое опускалось-поднималось само, как космический тренажер. Спросила очень глупо: «А может, не надо, доктор?». «Это ваше решение, - она посмотрела в окно, не на меня, - еще есть время подумать».

Прошло трое суток, наступило утро того самого дня, и я начала ему звонить. Захлопнула входную дверь, дорогой, застегнула шубу, закрыла замок, милый, спускаюсь по лестнице, иду по тротуару, выворачиваю в проулок, сажусь в автобус, солнце мое. «Слышишь, моя любовь, как гремит инструментами медицинская сестра?» - вела репортаж ему из малой операционной, так она там называется - малая. Рассказывала пункт за пунктом, что вот это я сняла, это я надела - белую рубаху с завязками на шее, белые бахилы до колен.

Зубами вцепилась в резиновый жгут, что мне повязали на предплечье, развязала, спрыгнула в белых бахилах на кафельный пол. Ходить в них неудобно, это точно. Только лежать, подняв ноги.
Собралась и ушла. Шарф забыла в палате, плевать. Добралась до дому, от нервного, что ли, перенапряжения заснула мгновенно. Проснулась часа через три. Набирала его номер, раз двести. Или пятьсот. Не брал трубку, я решила, что разозлился, обиделся, все такое. А потом трубку подняли. Но ответил не он. Другой мужской голос.

Первая

Более-менее спокойно проработала до обеда, составляла для партнера аналитическую справку, наводила виртуальный порядок на сайте, давно нужно найти человека со вкусом на эту работу, а то убивает минимум час в день, а я этого позволить себе уже не могу.
Вместо обеда сжевала несколько славных маленьких мандаринов, угостила Вера Ивановна, наш приходящий бухгалтер. Волшебно запахло сейчас же елками, новым годом и новым счастьем. Потянулась за мобильником. Он звонил. Простой звонок, такая трель.

В это момент в кабинете без окон все еще стояла Вера Ивановна. Ее полное гладкое лицо хранило милую улыбку, она была довольна, что вот угодила своими мандаринами, развеселила унылую начальницу.
Она с любовью смотрела на меня, как я иду к столу, сплошь заваленному документами, томами книг, блокнотами, ручками и карандашами непременно с ластиком на конце, как нащупываю трубку, раскрываю ее и произношу удивленно: «Да, я слушаю тебя», потому что увидела определившийся номер Игоря, а Игорь мне последний раз звонил чуть не год назад.
Она неожиданно ловко поймала выпавшую из руки трубку.

Однако, реакция - еще подумала я, оседая на пол.

Третий

Граждане! Граждане! Товарищи, господа, разошлись быстро, ну!.. Пропустите, мне работать надо, все отсюда живо! Вот столпились, вороны. Эй, гегемон, давай-ка, прими отсюда! Двигай, бабка, что стоишь, как неродная? Челюсть обронишь! Пропусти, тебе говорят! Чего зенки-то вылупила, никогда не видела, как с крыши башкой вниз падают? Десятый этаж без парашюта - это да... Окончательный диагноз.

Вот теперь мы и имеем... имеем мозги радиусом три метра... Молодой мужик, смотрю, и одет прилично, знаю такой костюм, насмотрелся, тыщи три баксов тянет, как минимум… Тут и часы должны неслабые быть, а они и есть. И что не жилось-то, не понимаю, с жиру бесятся, олигархи, в своих шестисотых с чемоданами бабла и телками, а ты попробуй, как мы, за каждую копейку чтобы в драку, за каждый вдох чтобы давиться... Это у него, телефон, что ли запел? Так, молчать всем, я отвечу.

- Аллё, гражданочка, это старший лейтенант милиции Ковалев…