Если кто-то когда-то хотел быть в безопасности, быть спокойным и умиротворенным, то он поймет меня. Как это страшно, неловко и невыносимо – лететь вниз, вверх и в стороны и без пути и без цели… падать и падать. Кажется, протяни руку и коснешься того самого, желанного и дорогого, и все вдруг станет ясно и понятно, и не нужно будет искать и биться и уговаривать себя что все еще придет и нужно еще чуть, чуть, совсем недолго… но пролетаешь мимо и нет никакого шанса вернуться на то же самое место и в то же время. Проверяя себя, раз за разом, сомневаешься, и жизнь утекает маленькими голубенькими капельками, скользко и мокро. Слово «нет» - как родное, вздрагивание и отвращение к вечным непонятным метаниям. И жалось, целый океан жалости к себе, к тем, кто летит рядом и не может тебя коснуться. Огромными мыльными пузырями отделены мы друг от друга и трепетно касаемся ладонями гладких, переливающихся стенок, и смотрим друг на друга не в силах дотянуться и оторвать взгляда, боясь, что пузырь лопнет и тогда мы будем падать в разные стороны и уже никогда более не увидим друг друга за прозрачной и призрачной завесой.
Обычный день, обычного года. Запланированные перемещения с места на место, самые обыденные предсказуемости.
За такими мыслями она застигла себя сидя глубокой ночью перед совершенно белой и гладкой стеной. И воображение ее не рисовало на этом чистом полотнище ничего. Никаких волшебных картин или сложных, запутанных и невообразимых жизненных сюжетов. Это была просто стена. Окончательная и белая.
Сон не шел. Он, очевидно, решил зайти сегодня к более благодарному своему последователю. Она медленно и вяло встала и поплелась по квартире. Без цели и без особого удовольствия. Она думала, что в таких ситуациях обычно нервно курят у окна на кухне. Но она не курила. Совсем. Никогда. И практически не пила спиртного. Делать было решительно нечего.
Ее отражение появилось в зеркале, и она спросила: «Кто ты?». «Кто ты?» - встрепенулось эхо пустой комнаты. И она улыбнулась – вот и поговорили.
Может быть, позвонить ему и сказать, что это все неправильно и совершенно нечестно, что нужно просто крепко, крепко зажмурить глаза, сильно потрясти головой и наконец проснуться. Что все, что они делали – это неправда. Но они были такие разные. То, что люди разные и это не плохо, а иногда даже очень полезно, она поняла в четыре года, когда увидела с каким вожделением и обожанием ее маленькая соседка по обеденному столику Нина смотрит на ненавистное ей молоко. И тогда она по-детски неуклюже, оглядываясь на воспитателей, поменяла их стаканы. И потом с изумлением и трепетом, как на какой то фокус, смотрела на Нину, которая зажмурившись пила это самое молоко со всеми его пенками и запахом… Да, все были разные. И это ей нравилось.
Конечно, никуда звонить она не будет. Вот еще. Так она и утекает: маленькими голубенькими капельками. И вся ее жизнь состоит из того что она хотела но не сделала…
Она сидела на подоконнике, закутавшись в плед. Плед был не большой, поэтому ноги нещадно стыли, и она сжимала и разжимала пальцы, пытаясь их согреть. Она с удовольствием наблюдала, как меняются цвета за окном. Как будто там, какой-то неугомонный непоседа пролил чернила и теперь постепенно заливает их молоком. Молока становилось все больше. И вскоре она увидела, как плачет небо. Не навзрыд, не громко, но тихо, монотонно, разбавляя своими слезами чернила и молоко.
И она искренни обрадовалась. Сегодня небо плачет, значит завтра мы будем смеяться вместе…