"STORY" июль-август 2009
Алла Сурикова часто любит повторять: «Не воспринимайте жизнь слишком серьезно, все равно живым из нее никто не выходил». Это не бравада, не залихватская ширмочка - будто все ей нипочем. Это такая установка - жить только на солнечной стороне улицы
Полезно бывает разобраться - что в жизни с тобой случилось, когда оказывался «под колпаком» судьбы, а чего добился сам, проявив характер, гибкость или упрямство, в общем, сделав какое-то усилие. Во-первых, это тест - чего стоишь без всяких там охранных грамот и халяв. А польза тут самая что ни на есть практическая. Случайности, которые хватают лапой за горло, заставляют вырабатывать приемы самообороны. И достаточно бывает натренировать всего один приемчик, чтобы уже не расквашиваться в ситуации провала или неудачи. Суриковой в этом смысле досталось. Прежде чем «выстрелить», а случилось это, когда ей было за тридцать - именно тогда она сняла фильм «Суета сует», который сразу сделал ей имя, - пробиралась к себе долго и ухабисто...
-Зато, - считает она сама, - значительную долю страха и растерянности, отпущенных мне на жизнь, истратила по дороге.
А что же приобрела взамен?
- ...В шестнадцать лет мне пытались внушить страх перед режиссурой. В детстве я мечтала «рвануть в кино». Быть одновременно и артисткой, и режиссером. И ставить, и тут же играть (что я неоднократно проделывала в школьной самодеятельности). Один из моих дядей - художник кино (он делал «Большую жизнь» и много других картин), по моей просьбе отвел меня к своему соседу - известному кинорежиссеру. «Девочка моя, ежисуя (режиссура) - это вам не наяды с помадой, это суёвый тьюд». Сосед не выговаривал буквы «р» и «л», из-за этого слова приобретали второе и даже третье слышание. Дальше он, закинув ногу на ногу, подробнейшим образом вещал о том, что женщинам этот «тьюд» не подвластен - надо, дескать, забыть о личной жизни, о детях, о семье. Он сделал свое «суёвое» дело. И я на много лет оставила мысль о режиссуре. В итоге после школы заодно с подругой решила поступать в Институт легкой промышленности. Подруга поступила, я - провалилась. И это было первое «не», которое потом не раз сыграет положительную роль в моей судьбе. Вообще в моей жизни было несколько судьбоносных провалов. Но не будь этих провалов, думаю, никогда бы я не вырулила «на себя». Теперь скорее беспокоюсь, когда все идет гладенько... С тех пор мне кредо - только «недо»... Как только возникает какое-то препятствие, уверена: судьба толкает меня на правильный путь, указывает нужное направление.
- Итак, - продолжает Сурикова, - я провалилась в институт. А моя мама работала глазным врачом в поликлинике при секретном заводе - почтовом ящике. И она устроила меня на этот завод слесарем-сборщиком. Я около года там проработала. Наша бригада собирала моторчики для самолетиков. Теперь я могу прикрутить все, что угодно! И такой отверткой, и этакой.
- Видите? - показывает на свою кроссовку. - У меня тут рана на пальце. Не заживает. Ни в одной обуви не могу ходить спокойно - больно. Что делать? Нашла резак. Вырезала кусок кроссовки, там, где соприкасается. Все красиво задрапировала. Никто не догадается, а мне удобно и свободно. То же самое сделала в ботинках и в босоножках. Или, к примеру, гвоздь забить. Я сначала к мужу. Но у него сразу вопрос: «Сейчас забить?» И я понимаю, что сейчас он не сделает, а если не сейчас, значит, неизвестно... Беру в руки молоток и забиваю гвоздь. Хочу еще дрелью овладеть. Времени не хватает...
М.Ч. Алла Ильинична, а если возвращаться к работе на заводе. Скучный, монотонный, неблагодарный труд. Это сейчас о том опыте можно вспоминать с юмором. А тогда какие были ощущения?
А.С. Когда ты молод и тебя окружают такие же молодые ребята - это весело. И совершенно не важно, что ты прикручиваешь: шайбочки или синонимы... У нас была очень дружная бригада. Вместе встречали все праздники. А.С. За мной ухаживал (сам лично!) секретарь комсомольской организации завода! Мы играли в одной волейбольной команде. Там же я встретила своего первого мужа - работала в бригаде с его младшей сестрой... Но через год меня с завода «попросили» уйти, а точнее, уволили. Я пыталась где-то там чего- то добиваться, какой-то справедливости. Как сейчас говорят, проявляла нелояльность по отношению к руководству. А у нас в бригаде был один горбун, ну натуральный горбун. И он на меня настучал. Думаю, в каждом коллективе есть такой «горбун». Но ведь если бы не настучал, так и пахала бы там до сих пор...
Я рванула в Киргизию. Во Фрунзе жила папина родня. Там поступила на филфак Фрунзенского университета. Атмосфера была очень творческая. Я выросла из той шинели. Хотя условия были, скажем так, специфические. На одну койку в университетском общежитии приходилось по два человека. Спали валетом. Однажды ночью проснулась оттого, что чужая заскорузлая пятка дочери степей маячила у моего носа. Собрала вещи и ушла снимать угол. Параллельно устроилась в театр. Машировщицей - очищала старые декорации от красок. Одно время работала грузчиком в магазине наглядных пособий. Вместе с директором магазина ловила жуликов, которые норовили стащить что-нибудь с наших полок. Через год перевелась в Киевский университет - поближе к родителям. И хотя времени не оставалось даже на вдох, кино время от времени брезжило, манило, дразнило и витало... Знаете, у меня до сих пор хранится стихотворение сокурсника, Жени Майданника. «Придешь в кино саженями.... достигнешь положения...» Он нарисовал меня стоящей у кинокамеры - в строгих очках и с большим количеством округлых форм. Конечно, шарж, но кое-что с тех пор приросло.
М.Ч. Кажется, я догадалась, какой прием самообороны вы натренировали благодаря этим ситуациям под грифом «не». Точно из учебника по восточным единоборствам. Если соперник, читай, обстоятельства, сильнее тебя, не напирай, а просто используй его силу... Вам в дальнейшем этот прием пригодился?
А.С. Конечно. Использовав «силу» своих знаний по мат- лингвистике, я написала работу «К проблеме слова на экране». Послала ее во ВГИК. Меня вызвали на вступительные экзамены в аспирантуру. А на экзамене по кинодраматургии - с треском провалилась...
М.Ч. Я когда-то училась на психфаке и писала диплом о том, как отрицательные эмоции влияют на ситуацию неуспеха. Вышло, что даже единичный провал может полностью деморализовать, скажем так, пессимиста - склонного долго пережевывать в себе негатив. А вот человека, настроенного на позитив, неудача расстроит, но не более того, от цели не уведет.
А.С. Согласна. «Позитив» даже лечит. Когда-то давно в детстве серьезно заболела моя любимая бабушка. Она была эпицентром нашего семейного мира - подпольная кличка «Карл Маркс» (так ее прозвали за большую, умную, светлую голову). Именитый доктор вынес свой вердикт: «Пятьдесят граммов черного хлеба в день и чего-нибудь смешного». Семья у нас была большая - в маленькой трехкомнатной квартире ютились одиннадцать человек. И вот мы все бросились лечить нашего «Карла Маркса». Собирали для нее анекдоты, пели: «Гоп-стоп - бабушка здорова, гоп-стоп - кушает компот...» Развлекали как могли. И она выздоровела. С тех самых пор я твердо уверовала: позитивный настрой, и смех в частности, всегда очень выручают. И даже больше - лечат.
М.Ч. Подобная же история произошла в свое время с известным теперь американским психотерапевтом Норманом Казинсом. Врачи сказали, что при его диагнозе (у него были поражены суставы) медицина бессильна. И вот что сделал Казинс. Он заперся в своем доме и сутра до вечера смотрел юмористические передачи. Сначала стали шевелиться парализованные пальцы рук, исчезли боли, затем он научился заново ходить и, в конце концов, полностью вылечился. А закончилась эта история тем, что именно Казинс основал «гелотологию» - науку о смехе. На Западе в любой уважающей себя клинике, особенно детской, в штате обязательно работает клоун.
А.С. Как говорил Чаплин: «Жизнь не есть чередование похорон». Вот поэтому я не люблю картин, в которых люди не улыбаются, не смеются, не шутят. Даже если это жесткая драма. Ведь мы все шутим и на краю гибели. Саша Абдулов до последнего дня был ироничен, рассказывал анекдоты. Мой отец, когда я его привезла в 2004 году из больницы на несколько дней домой и купила ему кресло с колесами, говорил: «У меня сначала был мотоцикл, потом «Москвич», а теперь самая современная машина!» Так он шутил в свои восемьдесят восемь лет. Шутил до последнего.
М.Ч. Я так понимаю, что это еще один ваш «прием самообороны»? Семейный. Терапия смехом.
А.С. Мои родители обладали замечательным чувством юмора, и все ситуации дома решали с помощью улыбки, юмора, смеха. Маме никогда не удавалось выйти на какой-то конфликт, потому что отец все сводил к шутке. Родители были очень артистичны, замечательно танцевали, пели. Они всегда старались идти по солнечной стороне жизни. Папа играл на расческе, а мама смеялась так заразительно, что расплывался в улыбке даже наш кот Кузя.
М.Ч. Сейчас много снимается комедийных фильмов. В телевизоре масса так называемых смехопанорам. Нас со всех сторон смешат. Но это какой-то утробный смех. Вам не кажется, что в стране что-то случилось со смехом, точнее, с культурой смеха?
А.С. Смеху тонкому, ироничному, высокому нужна... цензура! Убивайте меня. Но Горин, Жванецкий, Хазанов, Высоцкий - это все явления Вопреки, а не Согласно... Вседозволенность рождает чернуху, порнуху, краснуху, желтуху... И «эзопов язык» уже не нужен. Можно матом и погромче. Чем чернее кино - тем ближе оно к фестивальному Западу, а там любят, когда мы вываляемся в грязи и выставим напоказ свои нарывы. Но ведь есть люди, энтузиасты, подвижники и юмористы (извините за единый лингвистический ряд, но это принципиально), для которых небезразлично, какое утро наступит завтра, кто улыбнется их детям, как детство будет вступать во взрослую жизнь... Они тоже показывают нам - где мы, мягко говоря, неправы. Но не унижающе, а смешно! А когда мы смеемся - мы побеждаем, освобождаемся, возрождаемся. Нам очень не хватает вот такого смеха.
М.Ч. А в вашей жизни чем оборачивались ситуации, когда вы одолевали неудачу смехом, самоиронией? Вот вас не взяли в аспирантуру ВГИКа...
А.С. И я включилась в профессию с другой стороны. Я стала работать в Киеве ассистентом режиссера - по актерам, по реквизиту. Раз что-то не идет, не срабатывает, значит, надо поискать - куда можно завернуть и выйти на свое, что называется, с тыла. Благодаря такому «заходу с тыла» я оказалась ассистентом по реквизиту на картине «Поздний ребенок», где художником был замечательный Давид Боровский. Талантливый, доброжелательный, красивый человек. Основная его работа была в театре на Таганке. По моей просьбе Давид представил меня Любимову. Актерские идеи продолжали волновать и брезжить - а вдруг?! Я читала Любимову стихи Вознесенского и что-то даже из себя любимой. Он слушал меня внимательно и неторопливо. Потом сказал: «Знаете, у меня даже Зина Славина получает 80 рублей. У вас есть дочь, но не будет квартиры, прописки и зарплаты...» Он был мил, доброжелателен, интеллигентен в своем отказе...
Потом возникли еще две ситуации со знаком «минус», но в результате, наложившись, они дали «плюс», и я наконец-то вышла на свое. Первая - это когда режиссер Виктор Иванов, у которого я работала помрежем, однажды резко и не по делу меня обругал, когда я в тишине студии что-то сказала об операторской работе (оператором был его сын): «Кто она такая?! Что она вообще понимает?!» Меня это задело, и я решила понимать. А вторая - когда в поезде я встретила директора Высших режиссерских курсов Михаила Борисовича Маклярского, с которым мельком до этого была знакома. Мы часа три с ним проговорили. Я призналась, что хочу попробовать себя в режиссуре. На что он мне упрямо повторял: только единицы могут состояться, конкурс огромный, вряд ли я поступлю. В общем, три часа отговаривал. Я согласно кивала головой, но в конце его монолога вдруг неожиданно для себя очень спокойно заявила: «А я все равно буду поступать!» После чего он произнес: «Вот это я и хотел услышать!» Как драматург мастерски развернул нашу беседу на 180 градусов. Прошло несколько месяцев. Я приехала на вступительные экзамены. Попала в приемную комиссию, во главе которой был Георгий Данелия. И поступила. С тех пор прошло тридцать шесть лет. Теперь сама преподаю.
М.Ч. Сейчас много женщин идет в режиссуру и снимать начинают довольно рано. Другой веер возможностей. Как считаете, чтобы пробиться, обязательно, что называется, «оставлять мясо на заборе»?
А.С. Одни оставляют, другие - нет... Когда рвут это «мясо» - больно. Со временем раны зарастают, рубцы остаются. Эти рубцы не дают «заплыть жиром», что случается со многими благополучными, у кого их нет, кому жизнь подносила на блюдечке... Я сняла дипломный фильм-мюзикл «Лжинка», и он получил множество призов. А потом... Тоже к вопросу о «недо». Мой первый полнометражный фильм положили на полку. За критику пионерской организации. Первым на фильм набросился главный редактор Госкино Украины Иван Качан. Похоже, больше всего его разозлило, что в титрах было написано «дрессировщик Качан»: в картине снимался козел, а потому был и дрессировщик. Случайное совпадение. Но начальство простить не смогло. В результате картине дали третью категорию. Для меня, начинающего режиссера, это было смерти подобно. И тогда я решила поискать справедливости в ЦК родной партии. Позвонила, попросилась на прием, приехала, но меня не пустили - я была в брюках. Попыталась закатать брюки и так проскочить в здание, но меня разоблачили. Пока я ездила переодеваться, инструктор, который назначил мне встречу, ушел домой. Но на совещание по итогам киногода в Киев приехал из Москвы умный и талантливый киновед - он был в роли барина, «который всех рассудит». Я решила подкупить барина: пришла в гостиницу с куском собственноручно приготовленной медвежатины. То ли медвежатина оказалась сочной, то ли кино действительно понравилось - киновед меня поддержал, к большому неудовольствию местного начальства. Но на студии Довженко я не захотела больше оставаться. И поехала в Москву начинать все с нуля.
Четыре года жила в гостинице «Мосфильмовская». Мой быт состоял тогда из электроплитки, холодильника «Морозко» и - главное! - телефона. Телефонов на все номера было только два. И вся гостиница сходилась ко мне звонить - потом выпить чаю, потом что-нибудь уже покрепче, а заодно рассказать собственную жизнь. Я наполнялась чужими жизнями. Но пришел момент, когда на настойчивый стук в дверь я стала отвечать: «Работаю». Это было правдой. Но на меня стали обижаться. И тогда я нашла спасительную формулу: «Извините, я не одна». После чего из-за двери слышалось: «О, простите!» - и доносился звук удаляющихся шагов. А я действительно была не одна. Я привезла из Киева дочь Киру. Придвинули к моей кровати два кресла, покрыли ковром. Получилась отличная двуспальная кровать. Долгожданную квартиру получила незадолго до начала съемок фильма «Ищите женщину». Недалеко от «Мосфильма». В самом начале моей жизни в Москве мне очень помог Георгий Николаевич Данелия, мой учитель. Я все искала чего-то такого необычного и сильно высокого, а Данелия сказал: будешь бегать и искать, еще сто лет не запустишься. Доверил мне картину, дал возможность запуститься. Вот так все совпало. А если бы не били, до сих пор работала бы на Украине. Правда, сейчас не работала бы все равно. Кино там из-за кризиса, по-моему, снимать перестали.
М.Ч. А бывали случаи, когда кино перетекало в вашу жизнь? Когда киношный сюжет зеркально обрушивался лично на вас?
А.С. После съемок фильма «Чокнутые» мы с мужем поехали отдыхать в санаторий вблизи Фороса. А в самом Форосе тогда как раз набирался здоровья и сил Михаил Горбачев. При себе у меня была кассета с фильмом «Чокнутые». И я подумала - не передать ли кассету Горбачеву? Правда, меня смущала одна фраза из фильма, ее произносит террорист, его играл Виктор Проскурин: «Свергаемое лицо легче всего свергается в момент своего отсутствия». Не воспримет ли Горбачев это как намек? Колебалась несколько дней. А однажды утром увидела, что все отдыхающие приникли к радиоприемникам. И лица у них очень тревожные. «Что случилось?» - спросила. «В Москве переворот! - ответили мне. - Горбачева свергли!»
М.Ч. А вас не пугает, что сейчас все ринулись снимать кино? Теперь достаточно найти мешок денег, и кино - ваше.
А.С. Когда-то я получила письмо. Цитирую - орфография и пунктуация автора сохранены. «В моих камедиях которые я пишу есть все требующие для камедий качества. Это простата и легкость а главное юмар. Это не моя точька зрения, а спецыалистов...» К письму прилагалась фотография. Очень был похож на Леню Голубкова из рекламы «МММ». Вот это уверенность! Это мастерство! И захочешь так написать - а не напишешь! Вот такие «авторы» рвутся в кино. Уверенные и очень «жутко образованные». Сегодня безграмотность - бич! Очень мало людей дружат с орфографией. И в режиссуре тоже... А зачем? Автор написал. Артист произнес. А режиссер только «мотор!» да «стоп!». Мой средний внук Коля, ему было лет пять, когда его спросили, кем он хочет быть, ответил: режиссером. «Режиссер сидит на стуле, качается. А все бегают вокруг него и кланяются, кланяются». Коля случайно стал выразителем представления «об особенностях съемок по-русски» многих околокиношных товарищей. Поэтому и налипало к кинематографу много наносного, случайного... Возможно, кризис смоет мусор. Недавно была на заседании рабочей группы Общественной палаты. Говорили про молодежь, про кино, про театр. Пылко, проникновенно. По-разному. Понятно одно: нужен закон о меценатстве, чтобы спонсоры были защищены налоговыми льготами и тем самым могли бы помогать культуре радостно и вольготно, от души и от кошелька. На помощь государства в наше суровое время рассчитывать тяжко. У государства тоже кризис. Кто на обочине - свалится. А ведь там могут быть талантливые...
М.Ч. Но мы проходили уже кризисы и пострашнее. Вспомните начало 90-х, когда с кино вообще случился полный швах. Кто-то загнулся, но кто-то и выстоял.
А.С. Помню, было время, когда на «Мосфильме» бегали крысы, не было табличек на дверях, один за другим закрывались цеха, потому что не было работы, во-об-ще. Жить было так трудно, что многие друзья не выдерживали и уезжали за границу. Главное в этой ситуации было опять же - не унывать и не падать духом. Один парень подарил мне тогда маленькую любительскую видеокамеру, это был царский подарок. Я собрала замечательную компанию безработных, и мы двинулись к Никите Богословскому, снимать о нем кино. Никита и его жена Алла кормили нас обедом и угощали водкой... Я убеждена, что найти творческое дело можно даже в самые трудные времена.
М.Ч. Мне-то кажется, что сейчас «самые трудные времена» даже не из-за кризиса и отсутствия финансирования. Такое впечатление, что кино в массе своей сознательно делается упрощенным, рассчитывается на «подростковое сознание» зрителя.
А.С. Сегодня, к сожалению, продюсеры заказывают сценарии, исходя из одного критерия - от конца к началу. Сначала думают об итоге: кто будет смотреть и сколько можно заработать. Осуждать за это их тоже нельзя, продюсер, который не зарабатывает, - плохой продюсер. Но в результате кино, которое делает сборы, действительно называется теперь «двенадцать плюс». Это возраст основного зрителя: от двенадцати до двадцати. И потому все ищут сценарии с «убивашками» и прочими «фенечками», на которые «подсели» подростки. А я думаю, история про современных Ромео и Джульетту и сейчас имела бы успех. Я знакома с исследованиями - молодые люди хотели бы видеть истории о любви, о взаимоотношениях молодого и старшего поколений, о том, как один человек помогает другому состояться в жизни... Увы, уровень тех сценариев, которые пишутся, пока очень средний, с пресными диалогами. А мне нужен сценарий с замечательными диалогами, ситуациями, которые дают артистам и мне возможность «повышивать»...
Как-то один преуспевающий писатель мне предложил: давай снимем кино по моей книге. Деньги есть! Я как раз сидела без работы. Прочитала книгу и затосковала: герой ненавидел, блевал, осквернял... И хотя это была вполне читаемая литература, я позвонила писателю и сказала: не буду снимать. Не могу полтора года своей жизни жить с подонком! От твоего героя - бесконечные страдания... Стараюсь от таких тем держаться подальше. Я хочу снимать кино о хороших людях, для которых любовь важнее, чем ненависть, которые умеют посмеяться и над собой, и над своими бедами. Потому что, может быть, и повторюсь, но убеждена, что юмор - великая спасительная сила. Мир уцелел, потому что смеялся.
М.Ч. А как лично вам приходится лавировать, чтобы пробить кино, снять его достойно? Здесь какими приемами пользуетесь?
А.С. Как говорил один герой моего дипломного фильма, пятилетний артист: «У режиссера всегда должно быть сто рублей в кармане». И это правда. Песок надо привезти. Исполнительный продюсер говорит: нет денег! Я вынимаю из своего кармана (хорошо бы, чтоб они были в кармане, и еще хорошо бы, чтоб потом когда-нибудь они вернулись), и песок привозят. Режиссер на все всегда должен дать ответ. И держать в руках все поводья. Чтобы карета не перевернулась, а заодно и всех не накрыла с головой.
Вот недавно я закончила снимать фильм «Человек с бульвара КапуциноК» - парафраз той прежней картины... Договорились с будущим инвестором. За три недели до съемок он исчез. А между тем артисты уже ангажированы, декорации строятся. Мой муж, он же исполнительный продюсер, в панике: давай все отложим! Нет, говорю, поехали. Потому что знала: если не сейчас, то никогда. Поэтому работала за себя и, как говорится, за того парня. Вместо запланированных двух с половиной месяцев мы снимали полтора. Ливень? Ничего. Снимали между струйками. И сняли.
М.Ч. С нынешним мужем вы вместе уже больше двадцати лет. Теперь вот вместе делаете кино. Считается, что в такой ситуации непросто сохранить отношения.
А.С. Идеальная семейная жизнь для меня - плавание параллельным курсом. Мне сложно, когда постоянно вместе. Но Алекс в этом плане почти идеален. С ним можно вместе молчать. Я познакомилась с Алексом незадолго до съемок «Человека с бульвара Капуцинов». Мы отдыхали вместе в Доме творчества в Болшево. Вошла в буфет и заметила красивого, седого, с бородой мужчину, который заказывал виски. Подумала - богатый грузин. Оказалось, бедный еврей. Но было уже поздно. Когда журналисты меня спрашивают: «Как складывается ваша личная жизнь в период съемок?», я отшучиваюсь: «На время съемок личная жизнь не складывается, а вычитается». Я отговаривала Алекса ехать на съемки. Никто во время съемок не имеет на режиссера больше прав, чем члены съемочной группы. Но Алекс все равно приехал. И очень помогал. С тех пор мы работаем вместе. Раньше он занимался техническим обеспечением фильмов. А на последней картине был исполнительным продюсером. Он - главный недаватель мне денег. Я спихиваю на него все добытые финансы, а он мне каждый раз говорит: нет денег! Но благодаря его бережливости мы довели до конца картину, сумели ее доснять. Иначе я сразу бы все растратила.
М.Ч. А вас не отпугнул тот факт, что несколько сделанных за последнее время ремейков и сиквелов советских блокбастеров провалились в прокате?
А.С. Не в прокате. В прокате как раз у них было все в порядке. В наших ожиданиях. Ведь мы любим те старые картины. Но отвлекитесь от тех картин! Не знайте их! «Ирония судьбы» тридцать лет спустя - смешная картина, остроумная и сделана на хорошем уровне. Там кое от чего (или кое от кого) надо было бы отказаться. И все. Больше у меня лично претензий нет.
М.Ч. Алла Ильинична, так что же больше сыграло в вашей жизни решающую роль - случайности или собственные упрямство, характер, что?
А.С. Мне кажется, что все сходится - любая случайность так или иначе помогает вырулить на то, что именно тебе было нужно. И это поначалу кажется, что ты проявлял активность, упорствовал в своих стремлениях и желаниях, делал колоссальные усилия, а потом, с опытом и годами понимаешь - да, вроде бы старался, задыхался в беге за удивительной недостижимой целью, а оказалось, что даже все эти усилия были... где-то там запланированы.
М.Ч. Но раз все запланировано, зачем делать усилия?
А.С. Надо делать, еще как надо! Эти усилия и то, что из них проистекает, и есть по большому счету в этой жизни самое интересное. Все равно человек сам Кузнечик своего счастья.
(С режиссером беседовала Майя Чаплыгина)
