. Мы стоим на апрельской горе – в крепкосшитых дурацких пальто,
Оля, Настя и Рома, и Петя и Саша, и хрен знает кто:
с ноутбуком, с мобильным, в березовой роще, небесным столбом,
с запрокинутым к небу прозрачным любимым лицом
(потому что все люди – с любимыми лицами – в небо столбы).

Я вас всех научу – говорить с воробьиной горы.
5.
Здравствуйте, – скажет один. – Я единственный в этой стране
защищавший поэзию от унижения,
наконец–то готов подписаться под тем, в чём меня упрекали:
– Да, это всё не стихи,
это мой живой, столько–то–летний голос,

обещавший женщине, которую я любил, сделать ее бессмертной,

а не сумевший сделать ее даже мало–мальски счастливой...
– Здравствуйте, – скажет второй, – если когда–нибудь в дымный апрель
выпив полбутылки мартини (или чего вы там пьете?)
вы вдруг вспомните обо мне, затосковав о своей несбывшейся жизни, –
НЕ СМЕЙТЕ ОТКРЫВАТЬ МОИ КНИГИ,
НЕ СМЕЙТЕ ВОСКРЕШАТЬ МОЙ РАССЫПАННЫЙ ГОЛОС,
НЕ НАДО БУДОРАЖИТЬ МОЙ ПРАХ.
– Потому что я любил вас гораздо больше, чем вы меня, – скажет четвертый, –
да и нужны вы мне были, гораздо больше, чем я был вам нужен,
и поэтому я не буду вырывать у вас палочку победителя.
(да и какой из меня теперь победитель?).

И очень нравится "Господи.... это я"

Ответ на комментарий ичто # мне нравятся и такие "про журналы", в них много человеческого, повседневного, но довольно сущностного..

Ответ на комментарий Ani_Bamakom # Я помню,как он читал "Господи...это я" У него аж лицо сводило от напряжения и все тело.