• Авторизация


Борис Зайцев 02-05-2024 18:16 к комментариям - к полной версии - понравилось!


Борис Зайцев - один из последних крупных представителей Серебряного века.
До революции Зайцев по своим взглядам был скорее пантеистом. Как и Бунин, воспевал умирающие "дворянские гнезда", ругал городскую жизнь, любил природу. Переболев тифом и оказавшись в эмиграции, Борис Зайцев становится христианским писателем, и я просто не знаю другого случая, кроме, может быть, "Соборян" Николая Лескова и "Лета Господня" Ивана Шмелева, чтобы тема христианства, Церкви, православных святых так органично сочетались с художественным талантом. Он писал жития как биографии ("Преподобный Сергий Радонежский) и биографии как жития (Жуковский, Тургенев, Чехов). У него не было противоречия между православным взглядом на мир и светским искусством, что, как правило, неизбежно.
"Человеку семнадцать лет. Человек дик, застенчив, самолюбив. Он провинциал, но куда едет, где будет жить две блаженных, свободных недели? В самой Москве!
И Москва не обманула. Сколько нового, необыкновенного! Из уютного дома на заводе Гужона каждый день возит извозчик Сергей, в санках, по декабрьскому снегу, мимо Адрониева монастыря, Николо-Ямскою — на Кузнецкий, Петровку, Театральную площадь.
Старый портной Каи, на Рождественке, примеряет первый «штатский» костюм, ползает на коленях, черкает мелом брюки, пыхтит, косым, солидным глазом осматривает художество свое. На Кузнецком стрижет парикмахер Теодор. У Зимина в кассе можно купить билет на начинающего Шаляпина, у Трамблэ сесть за столик и выпить чашку шоколада в накуренной, небольшой комнате. По зимним тротуарам на Петровке идут дамы — с картонками, покупками. Зажигаются фонари, летят снежинки. Елки у Большого театра, толпа — все кажется нарядным и волшебным: это не что-нибудь, это столица. Необычные люди, неизвестные красавицы, сияющие театры, балет, Дворянское собрание, рестораны, куда можно будет заглянуть лишь когда старый Кан пришьет последнюю пуговицу. Но какое счастье — на том же Сергее катить через два дня Солянкою домой — уже в мерлушковой шапке, пальто, в черном костюме — взрослым, свободным!
Новый мир продолжается. У камина, впервые в руках новая книжка: Антон Чехов, «Хмурые люди». Оторваться нельзя. Все особенное. Люди, манера, язык. И сам автор особенный, ни на кого непохожий. Тургенев, Толстой — уже известны. И хотя Толстой жив, но он и легенда: «классик»,Синай, облака над горой. Чехов же «молодой» автор, вот тут, чуть не рядом, в этой самой волшебной Москве живущий.
Собинов распевает на утренниках Большого театра (ложа бель-этажа, позолота, тяжеловесный красный бархат, вековая пыль, капельдинеры, похожие на министров — величавое дыхание Империи). У Зимина Шаляпин дьявольски хохочет в красном Мефистофеле, или лениво возлегает, как огромный тигр, в шатре Олоферна. Но Антон Чехов за этим, под этим, уже где-то в сердце — скромный и как будто незаметный: но вошел, покорил и отравил.
Слава его развилась быстро, в сравнительно ранние годы, — ему не было и сорока (да и краткой жизнь оказалась!) — славу эту дала и питала Москва, наиболее — Художественный театр. Много тогда шумел Горький, но по-другому, шумом мутным и безвкусным, как безвкусен, груб, плебейски-плосок был всегда. Чехова Москва полюбила чистою, застенчивою любовью. Лавры ему несла незапятнанные — да и он никогда поз не принимал. Покашливал, говорил баском, пенсне надевал-снимал. Долгие годы стоял у меня на столе портрет его, тех времен (в революцию погиб): слегка растрепанные волосы, умные русские глаза, интеллигентское пенсне, бородка, прямой, стоячий воротничок… — крестьянской семьи человек, а без капли плебейства. Чехов был из Таганрога, но Москвой крещен, кончил университет Московский, ладом своим, складом сдержанно-великорусским очень к Москве подошел и не зря дал сестрам в пьесе знаменитый клич: «В МосквPicture backgroundу, в Москву!» — для многих непонятный".
 

Бориса Зайцева называют последним представителем Серебряного века. Талантливый писатель и переводчик, он был лично знаком с Чеховым, Буниным, Блоком, Леонидом Андреевым и многими другими. Прожил долгую жизнь и умер в 1972-м в 90 лет. Его судьбу можно назвать счастливой, хотя в ней было немало трагических событий, и он, как и многие, мог бы сгинуть в огне войны и революции. Но - повезло. Его спасли болезни, женщины и знакомства с ближайшими соратниками вождя.

Зайцев был максимально далек от военного дела, и потому, когда началась Первая мировая война, не пошел на фронт солдатом, а отправился учиться на офицера, вместе с юнкерами, несмотря на свои 30 с лишним лет. Военная среда, казарма и муштра ему также были чужды. О себе он говорил:

"Я был офицер-шляпа. Шляпа - это значит безнадежно штатский и безнадёжно невоенный человек".

Летом 1917-го Зайцев уехал в отпуск в Тульскую губернию в имение отца, директора Московского металлургического завода, где было еще спокойно, но крестьяне потихоньку уже забирали себе господскую землю. Там он писал, переводил. Потом вернулся в Москву, где, как вспоминал спустя годы, "за моей спиной жена перевела меня в артиллерию", по знакомству.

 
 

Борис Зайцев с женой и сыном

 

И в тот же день офицеры, с которыми он служил ранее, отправились на фронт. А писатель Зайцев остался обучаться артиллеристскому делу в разбитом на Ходынском поле лагере. Артеллерист из него тоже был никакой, но еще немного времени было выиграно. Потом, "на мое счастье, я подхватил сильное воспаление легких и пролежал в Москве месяц".

Оправившись от болезни, писатель поехал в имение к родителям, а тут - октябрьский переворот и гражданская война. Большевики вызвали всех белых офицеров, чтобы записать их в Красную армию и заставить воевать. Встал выбор - согласиться убивать своих или погибнуть самому. И тут снова вмешалась неравнодушная женщина, теперь уже мать:

"Мать за какой-то фунт дроби записала меня рядовым в сельском совете".

А рядовых, в отличие от офицеров, пока не трогали. Снова отсрочка. В 1918-м стало совсем тяжко: гражданская война, усилившийся террор, отсутствие продуктов. Зайцев с семьей отправился в имение, которое вот-вот могли отобрать. Несмотря ни на что, он занимался переводами Данте. Однажды молодые крестьяне отобрали у них с отцом оружие, а потом старики-крестьяне его вернули. Затем у писателя забрали книги для сельской библиотеки, мол, всё это теперь принадлежит народу.

Тут жена снова возмутилась и поехала в Москву, к первому наркому просвещения Луначарскому за бумагой о том, что книги нужны писателю Зайцеву для работы. И он дал бумагу. Ведь с Луначарским Зайцевы были знакомы еще с 1907 года, когда общались, живя во Флоренции.

"Луначарский жил там с женой. Был эмигрантом, культурным, но страшно болтливым, утомлял меня. Интеллигент левого уклона. Авенариус был его любимый философ".

1919-й стал для семьи самым страшным годом. Хотя уже в 1917-м, во время февральской революции, погиб племянник Зайцева. А в 1919-м умер его отец и был расстрелян пасынок - сын жены от первого брака, молодой офицер, которого обвинили в Деникинском заговоре.

"Сколько жена ни хлопотала, ничего не получилось. Мы заплатили за революцию двумя невинными жизнями юных людей - племянника и сына".

Имение и землю у семьи отобрали, и Зайцевым предложили: мужу-писателю - стать писарем в исполкоме, а его жене-"здоровой бабе" - отправиться на лесозаготовки. Вместе с матерью, женой и дочерью писатель перебрался в Москву.

Когда начался НЭП, приятели приняли его в кооперативную лавку писателей на Никитской, где перепродавали старые книги. Работа в этой лавке позволяла существовать, не служа большевикам.

А потом - очередная болезнь, ставшая спасением.

"В 1922 году я чуть не умер, заразившись сыпным тифом. Это дало повод упросить правительство, Каменева, выпустить меня с семьей в Берлин на лечение".

И вот, наконец-то, вырвались, окончательно. Стали частью эмигрантского сообщества. Полвека русский писатель Зайцев прожил в Париже, где написал книгу "Преподобный Сергий Радонежский", биографии Чехова и Тургенева, много рассказов и книгу воспоминаний о России "Золотой узор".

Свой последний рассказ он опубликовал задолго до смерти в 1964 году - "Река времен". Эмигрантская критика писала, что рассказ можно поставить в один ряд с "Архиереем" Чехова.

Вот так человек, слабый здоровьем, с тонкой душевной организацией, уцелел. Проскочил в игольное ушко. Судьба. И люди, которые помогли ему остаться в живых.

dzen.ru›"Уклoнист" Борис Зайцев: что помогло писателю уцелеть

вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Борис Зайцев | Томаовсянка - Дневник Тамары_Караченцевой | Лента друзей Томаовсянка / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»