
* * *
Я на земле не праздник жизни правлю,
А скромное подвижничество дня,
И потому не блеск звезды оставлю,
А только отсвет тихого огня.
https://regnum.ru/news/cultura/2421691.html
Псидим в тишине
Мама спит, она устала…
Ну и я играть не стала!
Я волчка не завожу,
А уселась и сижу.
Не шумят мои игрушки,
Тихо в комнате пустой.
А по маминой подушке
Луч крадется золотой.
И сказала я лучу:
– Я тоже двигаться хочу!
Я бы многого хотела:
Вслух читать и мяч катать,
Я бы песенку пропела,
Я б могла похохотать,
Да мало ль я чего хочу!
Но мама спит, и я молчу.
Луч метнулся по стене,
А потом скользнул ко мне.
– Ничего, – шепнул он будто, –
Посидим и в тишине!.
К началу сороковых годов Благинина была уже известна и любима читателями, она – автор многочисленных стихотворений для детей: в 1936-м году почти одновременно вышли поэма «Садко» и сборник «Осень», в 1937-м – «Сорока-белобока», в 1939-м – «Стихи» и «Вот какая мама!»; в 1940-м – «Посидим в тишине». Некоторые стихотворения из этих сборников широко известны и в наше время, за десятилетия не поблекло их очарование для маленьких любителей литературы.
В 1938 году Благинину приняли в члены Союза писателей СССР; 1 февраля 1939 года её наградили орденом «Знак Почёта».
О предвоенных годах Елена Александровна вспоминала: «мы трудились с поистине “радостной энергией”, обитая на таких высотах патриотизма, о которых наши дети и внуки знают только понаслышке. Мы жили в бедности, не тяготясь ею, не допуская мысли, что можно жить полнее, чище, веселее нашего. Заботы о житейском не тревожили нас. Но, довольствуясь малым, мы все же следили за собой: тщательно укладывали наши, тогда хорошие, косы, форсили хорошо разутюженными ситцами, чуть-чуть подкрашивали губки" .
Детгиз мы считали “главным домом” своей жизни. Это издательство было средоточием работы, дружбы, веселья. И то сказать в одной редакции Маршак читает новые переводы с английского, поблескивая очками. Где-то рядом раздается “провидческий” голос Пастернака. А в коридоре молодой Кассиль – этакая элегантная жирафа – сыплет анекдоты один смешнее другого.
А вот и Андроников! Ну, тут уж пиши — пропало! Сколько живых и когда-то живших соединяются в одном великом лицедействе!»
Литературовед Евгения Александровна Таратута (1912-2005), работавшая в библиотеке, где выступала Благинина, вспоминала: «Ребята любили и её, и её стихи — прелестные стихи о том, что близко и дорого детям: про ветер, про дождик, про радугу, про берёзки, про яблоки, про сад и огород и, конечно, про самих детей, про их радости и горести».
И всё рассыпалось, когда незабываемый голос Левитана возвестил: «Сегодня, двадцать второго июня, в 4 часа утра, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну…». (Из Заявления Советского правительства о нападении Германии на СССР).
Благинина c сестрой Антониной эвакуировались из Москвы в Красноуфимск, родители, беспомощные старики, оказались в Кирове. Мысли о них, бессильное отчаяние от сознания невозможности им помочь – в каждой строчке писем, воспоминаний Елены Александровны.
Нерадостно вспоминала она и о первых неделях своего пребывания в небольшом уральском городке: холод, голод, бытовая неустроенность.
Однако постепенно жизнь стала если не налаживаться, то уже не была такой безысходной, как вначале: помогала найденная после многих мытарств работа. Из письма Г. Эйхлеру6: «[1941 г.] Красноуфимск – хороший городок с 40˚-ными морозами, высокими дымами, низкими домами, чудесной резьбой – такой искусной и простой, что я, идучи, глазею на неё подолгу, к удивлению всех прохожих.
Работаю я в местной газете “Ленинский путь” внештатным репортером, с заработком 150-200 руб., чему рада бесконечно, т.к. всё-таки родная стихия <…> за месяц я дала в газету шесть очерков – при тринадцати номерах в месяц это очень много.<…>
Очерки мои, конечно, значительно хуже того, что я делаю в области стихов.<…>
Самая большая тоска – по Москве. <…> Как я <…> могла оставить город, где работала и жила так напряжённо, где была всё-таки нужна!»
В Москву Благининой удалось вернуться осенью 1942 года,.
Она встретилась с немногими не покидавшими столицу друзьями, узнала, какие лишения пришлось им пережить в первую военную зиму. В дневнике появилась запись: «<…> поели столярный клей, так что наша красноуфимская скудная еда была, по сравнению с этим, обильной. Вот уж поистине – всё условно в этом мире».
С радостным волнением встретила Елена Александровна в августе 1943 года известие об освобождении Орла. И хотя давно покинула она родные места, но никогда не обрывалась, не истончалась её связь с миром детства, юности.
Требует высокого помина
Прошлое, все дальше уходя…
Вижу сад и заросли жасмина
В отблесках и отсветах дождя.
Капли, уподобившись алмазам,
Чуть заденешь ветви, льются наземь.
Этот ливень, золотой, зеленый.
Так и хлещет – кругом голова!
И стоишь ты некой сандрильоной
В страстном ожиданье волшебства.
Молода, по-своему прекрасна.
Таинству расцвета сопричастна.
Жизнь не дожита… и спят орлы.
Спят орлы в сырой земле орловской,
Воротившие бездомным кров, –
Новиков, Благинин и Шабловский,
Заломёнков, Бухвостов, Петров.21
С конца 1940-х годов устанавливались и закреплялись на десятилетия дружеские и творческие отношения Благининой с Орловским краем, с орловскими писателями. В Орёл она по-прежнему старалась приехать при первой возможности.
Именно в нелёгкие послевоенные годы началась дружба Благининой и орловского музея И.С. Тургенева, продолжавшаяся почти полвека. В коллекции музея хранятся письма Благининой к Леониду Николаевичу Афонину, писателю, литературоведу, с 1959 по 1967 годы возглавлявшему Государственный музея И.С. Тургенева. Письма очень дружеские; она постоянно интересуется музейными делами, часто пишет о желании посетить Орел, побывать в Спасском-Лутовинове.31 Свое 70-летие (1973 г.) по предложению дирекции музея И.С. Тургенева Благинина отмечала в Орле и опять, как в послевоенные годы, описанные в «Орловской тетрадке», встречалась с орловскими школьниками, читала свои стихи, слушала их в детском исполнении, только дети были совсем другие – здоровенькие, хорошо одетые, веселые, активные.
Неоднократно научные сотрудники обращались к Благининой с просьбой передать в ОГЛМТ рукописи своих произведений. Совершенно лишённая любого рода амбиций, она очень скупо откликалась на такие просьбы, уверяла, что занимает слишком скромное место в мире литературы, чтобы соседствовать с великими именами писателей-орловцев.
Тем не менее, Елена Александровна хотела оставить о себе память в музее. Согласно завещанию, составленному незадолго до смерти, она просила принадлежащие её антикварные предметы мебели33 передать в Орёл. Её воля была выполнена Александром Дмитриевичем Благининым, сыном погибшего на фронте брата, племянником, которого она вырастила, и который трогательно заботился о ней в последние годы её жизни. Познакомившись с орловским музеем, он понял, что и литературный архив Благининой, и её библиотека, и личные вещи, которые помогут воссоздать творческий мир поэта, должны находиться именно здесь. Благодаря Александру Дмитриевичу в коллекции музея сформировался богатый по наполнению личный фонд № 36 «Е.А. Благинина», дающий возможность проследить творческую судьбу большого поэта, путём создания передвижных и стационарных выставок, экспозиций. И поэт продолжает жить на своей малой родине, даря талант новым поколениям читателей.
Деревья те, что мы любили,
Теперь срубили…
Цветы, которые мы рвали,
Давно увяли…
То пламя, что для нас горело,
Других согрело…
Сердца, что рядом с нами бились,
Остановились.
И только песня остаётся
И всё поётся,
всё поётся