Девятнадцатилетняя Соня мило хозяйничала за столом: подливала гостю ароматный чай, угощала абрикосовым вареньем и домашним пирогом. Иван Николаевич присматривался к Софье и она нравилась ему все больше и больше. Она была мила, добра, начитанна и хороша собой.

Крамской тогда подумал: есть же счастливые пары! И слегка позавидовал другу. Вот только, узнав подробности их жизни, Иван Николаевич призадумался.

Доверчивая юная Соня влюбилась в художника Попова и стала жить с ним как с мужем. Крамской был тайно влюблен в Прохорову, "мучился и страдал", как он пишет в письме к старшему другу, земляку из Острогоржска, фотографу Михаилу Тулинову, но "развязки… не ускорил, да… и не думал о развязке".

Тем временем господин Попов не спешил себя связывать узами брака и положение Сони становилось весьма двусмысленным. Вскоре выяснилось, что он уже женат. Когда обман раскрылся, "жених" отбыл за границу с законной супругой.

Жизнь бедной Сони была сломана. Молодой и красивой девушке не верили, что она стала жертвой обмана двоеженца, знакомые открыто смеялись над ней и смотрели на нее с пренебрежением. Софья уже смирилась со своей незавидной судьбой, когда неожиданно снова встретилась с Иваном Крамским. Оба обрадовались встрече.

 

— Как поживаете, Софья Николаевна?

Я слышал...

Иван тут же смущенно осекся: не сказал ли чего лишнего...

Софья застенчиво и грустно улыбнулась:

— Что поделаешь? История моя теперь на слуху. Не о такой доле я мечтала. Хотела посвятить себя одному единственному человеку, заботиться о нем, растить детей. Да что уж теперь, Иван Николаевич! Разве найдется такой человек, который возьмет замуж опозоренную девушку?

Крамской, у которого сжалось сердце при виде ее печальных глаз, заверил ее с поспешной горячностью:

— Софья Николаевна, непременно найдется! Он перед вами.

Она устало махнула рукой. Чтобы унять нервы, тонкими пальцами Соня прикоснулась к пуговкам своего пальто, и совсем по-детски тихо произнесла :                                           Портрет Софьи Крамской. 1863

— Вы простите меня.

Ему вдруг захотелось, чтобы эти чудесные глаза смотрели только на него. Если раньше ни одна женщина не трогала сердце, то теперь его не покидали мысли о Софье.

Презрев все условности, Иван Крамской предложил Соне руку помощи, а вскоре сделал ей предложение. За несколько месяцев до окончания Академии художеств, 1862 году, Крамской обвенчался с Софьей. Через год у них родился сын Николай. В доме поселилось тихое семейное счастье, о котором Иван Николаевич писал другу:

"Я не очарован и не влюблен, а люблю просто и обыкновенно, по-человечески, всеми силами души и чувствую себя только способным, если не на подвиги, то, по крайней мере, на серьезный труд".

Супруги поселились на Васильевском острове. Софья Николаевна, как и обещала, действительно всегда была рядом с мужем. Она родила шестерых детей, занималась хозяйством и вместе с этим успевала помогать мужу с Петербургской артелью художников, которую Иван организовал для бедствующих коллег.

"Моя жена и шесть человек детей следуют за мной с завязанными глазами, – с гордостью говорил он художнику Василию Верещагину, – и какие бы я выкрутасы ни выделывал, верят мне и идут за мной".

Добрейшая Софья Николаевна, как называли ее друзья художника, не только обустраивала быт артельщиков, но и улаживала их споры. Иван Николаевич не раз признавал, что без нее он бы никогда не справился, а его знакомые с улыбкой вспоминали "артельный" самовар, который всегда кипел благодаря Софье.

В одном из писем Крамского к супруге, мы читаем: "...ты не только не мешаешь мне быть художником и товарищем моих товарищей, но даже как будто сама стала истинным артельщиком..."

Крамской всю жизнь испытывал теплые, сердечные чувства к любимой жене. Ей первой показывал он свои работы, ему было всякий раз важно знать ее мнение. Желая успешного завершения росписи храма, он всякий раз обращался к жене: "Молись за меня и благослови на труд". 

Как и в любой семье, в семье Крамских случались и несчастья. В 1876 году они потеряли сына Марка, а в 1879 году умер Иван. Страдания Крамского-отца выплеснулись на холст, что стало причиной появления картины "Неутешное горе" где изображена скорбящая мать у детского гроба, черты которой напоминают Софью.

"Совершенно справедливо, что картина моя "Неутешное горе" покупателя не встретит, это я знаю также хорошо, даже, может быть, лучше, но ведь русский художник, пока остается еще на пути к цели, пока он считает, что служение искусству есть его задача, пока он не овладел всем, он еще не испорчен и потому способен еще написать вещь, не рассчитывая на сбыт.

Прав я или ошибаюсь, но я в данном случае хотел только служить искусству. Если картина никому не будет нужна теперь, она не лишняя в школе русской живописи вообще. Это не самообольщение, потому что я искренне сочувствовал материнскому горю, я искал долго чистой формы и остановился, наконец, на этой форме потому, что больше 2-х лет это форма не возбуждала во мне критики..." - так писал Крамской Павлу Третьякову.

Чтобы помочь другу, Третьяков выкупил эту картину для своей частной коллекции и таким образом нам осталось на память живое свидетельство горя, постигшего семью Крамских.

Надо заметить к тому же, что художник отличался крайней непрактичностью в денежных делах. Свои картины он обыкновенно ценил слишком дешево и уступал с первого слова торга. Кроме того, много денег уходило у него на благотворительность. Он никогда и никому не мог отказать в денежной поддержке.

Несмотря на то что содержание собственной семьи стоило ему дорого, он еще взял к себе осиротевших племянника и племянницу и, дав им хорошее образование, обеспечил таким образом их будущее. Теперь в семье было кроме своих детей и двое чужих.

Софья Николаевна никогда не роптала, а Крамской не забывал, что именно благодаря своему выбору он обрел большую и крепкую семью. Именно Софья стала для Ивана Николаевича идеалом женщины.

Лучшее тому подтверждение - ее образы, созданные в портретах 60-х годов. Знаменитый портрет жены художника "За чтением" знакомит нас с молодой, полной внутреннего покоя милой женщиной. Картина очень выразительна, проникнута тончайшим лиризмом и согрета любовью.

Портретов Софьи Николаевны не так много, но каждый из них рассказывает нам историю ее жизни. Картина "В парке. Портрет жены и дочери" (1875) - одна из таких работ.

Крамской не раз делился с Третьяковым своими мыслями о семье и в частности о жене: "Не знаю также, отчего я угадал человека, но я угадал его, потому что во всех критических случаях жизни (когда именно человек и сказывается) этим человеком все приносилось в жертву, если по моему мнению мое искусство этого требовало".

В 1887 году Крамской наконец достроил для многочисленных домочадцев дачу на станции Сиверская Варшавской железной дороги, расплатился с долгами, в которые вовлекла его постройка и вздохнул свободнее. Но недолго пришлось ему наслаждаться относительным покоем; он умер 25 марта 1887 года. Смерть от аневризмы сердца настигла 49-летнего художника за работой.

"Бодро и весело, - пишет Илья Репин, - чувствовал он себя в последнее утро. Без умолку вел оживленный разговор с доктором Раухфусом, с которого писал портрет. И за этой беседой незаметно и виртуозно вылепливалась характерная голова доктора.

Но вот доктор замечает, что художник остановил свой взгляд на нем дольше обыкновенного, покачнулся и упал прямо на лежащую на полу перед ним палитру; едва Раухфус успел подхватить его - уже тело"

Ученики Крамского пронесли гроб учителя по своему побуждению через весь Васильевский остров до кладбища. Иья Ефимович Репин писал:

"Я не помню сердечнее и трогательнее похорон! Когда гроб его был опущен в могилу и когда склеп заделывали над его гробом, целый час многочисленная толпа провожавших хранила мертвое молчание, стоя не шевелясь. Солнце ярко заливало всю эту трогательную сцену на Смоленском кладбище".