Парусник, символизирующий корабль Грэя из повести А. С. Грина «Алые паруса»
23 августа 1880 года родился советский романтик и автор знаменитой повести о вере в чудо «Алые паруса» Александр Грин. При жизни писателя называли «прозападным авантюристом», а его произведения отказывались печатать.
Любовь к дальним плаваниям Александр Грин впитал ещё в детстве. Говорят, он прочитал «Путешествие Гулливера» Джонатана Свифта в шесть лет.
В школе его называли мастером воображения. Правда, оно не всегда работало в нужном русле: во втором классе мальчик написал язвительное стихотворение, в котором высмеял своих преподавателей. За дерзкий поступок его исключили из школы, но всё же оскорблённые учителя признали, что ребёнок может стать талантливым писателем.
«Сочинительство всегда было внешней моей профессией, а настоящей, внутренней жизнью являлся мир постепенно раскрываемой тайны воображения»,
– признавался Грин в черновиках.
«Если бы Грин умер, оставив нам только одну свою поэму в прозе «Алые паруса», то и этого было бы довольно, чтобы поставить его в ряды замечательных писателей, тревожащих человеческое сердце призывом к совершенству», – говорил Константин Паустовский.
Александр Грин в 1910 году
Сергей Марков
Я гимназистом ножик перочинный
Менял на повесть Александра Грина,
И снились мне гремучие пучины
И небеса, синей аквамарина.
Я вырастал. На подбородке волос
Кололся, как упрямая щетина,
И все упорней хриповатый голос
Искал и звал таинственного Грина:
"О, кто ты, Грин, великий и усталый?
Меня твоя околдовала книга!
Ты - каторжник, ворочающий скалы,
Иль капитан разбойничьего брига?"
Изведав силу ласки и удара,
Я верил в то, что встретятся скитальцы,
И вот собрат великого Эдгара
Мне протянул прокуренные пальцы!
Он говорил размеренно и глухо,
Простудным кашлем надрывая глотку,
И голубыми каплями сивуха
По серому катилась подбородку.
И грудью навалясь на стол тяжёлый,
Он говорил:"Сейчас мы снова юны...
Так выпьем за далёкие атоллы,
За Южный Крест и призрачные шхуны!
Да, хоть горда мечтателей порода,
Но Грин в слезах, и Грину не до шутки,
С отребьем человеческого рода
Я пьянствую пятнадцатые сутки!
Я вспоминаю старые обиды, -
Пускай писаки шепчутся:"Пьянчуга!"
Но вижу я: у берегов Тавриды
Проносится крылатая фелюга.
На ней я вижу собственное тело
На третий день моей глухой кончины;
Оно уже почти окостенело
В мешке из корабельной парусины.
Но под форштевнем пенится пучина,
Бороться с ветром радостно и трудно,
К Архипелагу Александра Грина
Летит, качаясь, траурное судно!
А облака - блестящи и крылаты,
И ветер полон свежести и силы,
Но я сейчас забыл координаты
Своей лазурной пенистой могилы!
С ядром в ногах в круговорот лучистый
Я опущусь... А зори будут алы,
И также будут пальмовые листья
Свергаться на звенящие кораллы.
А впрочем - бред! И небо голубое,
И пальмовые ветви - небылицы!
И я умру, наверно, от запоя
На жесткой койке сумрачной больницы.
Ни облаков ... ни звезд... ни пестрых флагов -
Лежать и думать хоть о капле водки,
И слушать бормотанье маниаков,
И гнуть в бреду холодные решётки!
Сейчас я пьян. Но мной шестое чувство
По-прежнему надолго овладело:
Да здравствует великое искусство,
Сжигает мозг и разрушает тело!
Мне не нужны посмертные награды,
Сухих венков затрёпанные ленты,
Как гром щитов великой "Илиады",
Теперь мне внятны вечные легенды!
Я выдумал сияющие страны,
Я в них впивался изумлённым взором,
Кровоточите, пламенные раны!
И - гений умирает под забором.
Скорей звоните вилкой по графину,
Мы освятим кабак моею тризной.
Купите водки Александру Грину,
Не понятому щедрою отчизной!"
... Я видел Грина в сумеречном горе,
И, в качестве единственной отрады,
Я верую, что есть на свете море,
И в нем горят коралловые гряды.
1938