Ужасный сон отяготел над нами,
Ужасный , безобразный сон:
В крови до пят, мы бьёмся с мертвецами,
Воскресшими для новых похорон.
Осьмой уж месяц длится эта битва,
Геройский пыл, предательство и ложь,
Притон разбойничий в дому молитвы,
В одной руке распятие и нож.
И целый мир, как опьянённый ложью,
Все виды зла, все ухищренья зла!..
Нет, никогда так дерзко правду Божью
Людская кривда к бою не звала!..
И этот крик сочувствия слепого,
Всемирный клич к неистовой борьбе,
Разврат умов и искаженье слова —
Всё поднялось и всё грозит тебе.
О край родной! — такого ополченья
Мир не видал с первоначальных дней…
Велико, знать, о Русь, твоё значенье!
Мужайся, стой, крепись и одолей!
Его обществом дорожили члены Императорской фамилии и великосветские львицы, восторженные барышни и недоверчивые студенты, седые сановники и маленькие дети. Притягательная сила, исходившая от этого человека, не знала преград. Его гениальная одаренность никем не подвергалась сомнению, но она реализовалась лишь в очень слабой степени: незадачливый дипломат, так и не сумевший получить сколько-нибудь заметный пост, не говоря уже о месте посла при дворе великих держав; поэт, при жизни издавший всего два небольших стихотворных сборника, да и то сделавший это вопреки собственной воле.
"Увы, что нашего незнанья
И беспомощней и грустней?
Кто смеет молвить: до свиданья
Чрез бездну двух или трех дней?"
Вчитываясь в прозу и стихи Тютчева, мы получаем как неожиданные и меткие формулировки вызовов времени, так и ответы на самые злободневные вопросы, которые еще вчера не стояли на повестке дня и перед которыми пасуют современные аналитики. А это значит, что тайный советник и камергер Тютчев остается нашим современником.

Стоим мы слепо пред Судьбою.
Не нам сорвать с нее покров...
Я не свое тебе открою,
Но бред пророческий духов...
Еще нам далеко до цели,
Гроза ревет, гроза растет, -
И вот - в железной колыбели,
В громах родился Новый год...
Стихи написаны на излете 1855 года - и не утратили актуальности в конце 2022-го!
Человек, десятилетиями живший в Западной Европе и всегда находившийся в курсе всех наиболее существенных новостей ее политической и интеллектуальной жизни, он раньше других ухитрился распознать лицемерие Запада и присущее ему наличие двойных стандартов. В 1845 году в докладной записке, адресованной Николаю I, Тютчев сказал, что Запад смотрит на Россию "сквозь призму ненависти, помноженной на невежество".
"До сего дня, признаем это, в тех редких случаях, когда мы поднимали голос, дабы отразить его (Запада. - С. Э.) нападения, мы за крайне редкими исключениями избирали тон, весьма мало нам подобающий. Мы слишком походили на школяров, пытающихся неуклюжими восхвалениями умилостивить прогневавшегося наставника.
...Если Запад враждебен к нам, если он глядит на нас недобро, причина заключается в том, что, признавая и даже преувеличивая, быть может, нашу материальную силу, он чаще всего, как ни абсурдно это звучит, сомневается в том, что могущество наше одушевлено собственной нравственной жизнью, собственной жизнью исторической. Между тем человек, в особенности же человек нашего времени, так создан, что он смиряется с физической мощью лишь тогда, когда различает за нею могущество нравственное... И при этом находятся люди, которые всерьез задаются вопросом, где патенты этой Империи на благородство, каково ее законное место в мире!.. Неужели нынешнее поколение так заплуталось в тени горы, что не умеет различить ее вершину?"
В ночь на 23 января 1863 года в Царстве Польском, входившем в то время в состав Российской империи, вспыхнуло восстание. Одновременно в нескольких десятках пунктов Царства повстанцы неожиданно напали на военные гарнизоны и попытались их уничтожить. Общественное мнение Западной Европы сочувствовало полякам. Летом 1863 года Франция, Австрия и Англия направили в Петербург ноты с требованием созвать конференцию для решения польского вопроса, что было прямым вмешательством во внутренние дела России. Федор Иванович испытывал чувство тревоги, вызываемое опасным положением России, которой грозила новая война с коалицией европейских держав.
Среди высших сановников отсутствовало единство по поводу польских дел. Министр внутренних дел Валуев и петербургский генерал-губернатор князь Суворов, внук знаменитого полководца, осуждали жесткие меры. "Что скажет на это Европа?" - вопрошал князь Суворов. Вслед за князем Суворовым этот риторический вопрос задавали российские либералы, по поводу которых в мае 1867-го поэт отозвался так:
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы
Сталкивались противоположные взгляды, стремления, интересы, а объединяющая всех идея отсутствовала. Именно такую идею и пытался предложить Тютчев.
Свое политическое кредо Федор Иванович, тогда еще молодой дипломат, изложил в стихотворении, которое никогда не печаталось при его жизни. Это большое стихотворение 1831 года было не просто непосредственным откликом на события, в нем с предельной четкостью были изложены историософские взгляды Тютчева.
"Так мы над горестной Варшавой/Удар свершили роковой,/Да купим сей ценой кровавой/России целость и покой!/...Другая мысль, другая вера/У русских билася в груди!/Грозой спасительной примера/Державы целость соблюсти,/Славян родные поколенья/Под знамя русское собрать/ И весть на подвиг просвещенья/Единомысленных, как рать".
Для России польский вопрос был исключительно болезненным. Поколение современников Тютчева унаследовало его от своих предшественников, десятилетиями решало, да так и нерешенным передало потомкам. Любой ход приводил к патовой ситуации. Россия не могла признать правоту Польши, ибо подавляющее большинство патриотически настроенного населения расценило бы подобную уступку как несомненную слабость верховной власти и пролог грядущего распада империи: все знали о существовании сильных центробежных тенденций в Прибалтике, Финляндии и на Украине. Практическая реализация этих тенденций привела бы к неизбежным, продолжительным и кровавым территориальным спорам. Согласиться с этим означало пренебречь национальными интересами и утратить статус великой державы. Тютчев считал польский вопрос "династическим роком" Дома Романовых.