Нет ничего более страшного, чем войти в жизнь, не чувствуя ни к чему сильного призвания. Разве только одно хуже: войти в жизнь с ложно понятым призванием.

По-видимому, для того, чтобы обнаружить интимную сущность человека, надо искать ее не в обычном его поведении, а в тех непредвиденных поступках, которые он совершает неожиданно для самого себя; как бы ни были они необъяснимы, а иной раз, даже неблаговидны, — именно в них открывается подлинное.

В сущности, дарование — это почти ничто, хотя оно необходимо!.. Важен труд. Без труда талант — это фейерверк: на мгновение ослепляет, но потом ничего не остается.

Что бы ни делал человек, он живет в определенном климате. У него свой темперамент, своя этническая конституция. Он привязан к обычаям, к особым формам той цивилизации, которая его обработала. Где бы он ни находился, он сохраняет свой язык. Проблема отечества — в сущности, быть может, не что иное, как проблема языка. Где бы он ни был, куда бы он ни отправился, человек продолжает всюду мыслить словами и синтаксисом своей страны... Человек не может отказаться от родины, он не может искоренить ее в себе.

Верующие дорожат своей верой и, боясь поколебать ее, стараются думать поменьше, цепляются за ту ее сторону, которая взывает к чувствам, к морали. И к тому же их так долго и так упорно убеждали, что церковь, мол, уже давным-давно блистательно опровергла все могущие быть возражения, что им и в голову не приходит разбираться в таких вопросах самим... Я хотел сказать, что потребность верить в любой, самой общей форме не может служить достаточным оправданием для христианской религии, которая полна туманностей, старых мифов...

Никогда мне, видно, не постичь, как можно допускать наличие хоть малейшей психологической связи, малейшего диалога, состоящего из вопросов и ответов, между одним из нас, бесконечно малой частицей вселенской жизни (я беру только землю, эту пылинку среди прочих пылинок) и этим великим Всем, этим универсальным Принципом! Ну, как же можно приписывать ему антропоморфические чувства, отцовскую нежность, сострадание! Ну как же можно принимать всерьез таинства, перебирание четок, мессы, которые заказывают за деньги и служат ради такого-то человека, ради упокоения такой-то души, временно водворенной в чистилище!

У большинства людей потребность верить столь настоятельна, инстинктивна, что их уже не интересует, достойно ли называться верой то, во что они верят: они нарекают истиной все, к чему их влечет потребность верить.

Охватывает ужас, когда хладнокровно взвешиваешь все, что препятствует установлению мира между людьми. Сколько веков пройдет еще, прежде чем нравственная эволюция — если только нравственная эволюция вообще существует — излечит человечество от врожденного преклонения перед грубой силой, от того фанатического наслаждения, которое испытывает человек, — человек как разновидность животного мира, — торжествуя с помощью насилия, с помощью насилия навязывая свое мироощущение, свое представление о жизни другим, более слабым, тем, что чувствуют иначе, живут иначе, чем он.

Единственное средство помешать насилию управлять судьбой мира — это прежде всего отказаться самому от всякого насилия! Отказ убивать — это признак нравственного благородства, который заслуживает уважения.

Во время Первой мировой войны Мартен дю Гар служил во французской армии на Западном фронте. Демобилизовавшись в 1919 году, писатель составил план произведения, завел картотеку, и с 1920 г. приступил к созданию хроники, накапливая для каждого эпизода и персонажа груды материалов. Основными персонажами стали члены двух буржуазных семей — Тибо и де Фонтаненов.

В 1930-х гг., когда в свет вышли уже 6 книг романа, основная тема которых развернута в рамках семьи, мир подошел к новой войне. Дю Гар пересмотрел свой план, выбросил уже написанную очередную часть, т.к. решил, что «Тибо исчезнут, уничтоженные войной, и с ними исчезнет целое общество», переработал финал и сменил акценты, поскольку для него «стало невозможно воспринимать человека вне общества и эпохи». Седьмая часть романа — «Лето 1914 года» и «Эпилог» основаны на исторических документах. В них датируется каждый день.