ОсеньНынче — осень голодна;
Нет конца печали женской,
Не до пива и вина.
С воскресенья почтой бредит
Православный наш народ,
По субботам в город едет,
Ходит, просит, узнает:
Кто убит, кто ранен летом,
Кто пропал, кого нашли?
По каким-то лазаретам
Уцелевших развезли?
Так ли жутко! Свод небесный
Темен в полдень, как в ночи;
Не сидится в хате тесной,
Не лежится на печи.
Сыт, согрелся, слава богу,
Только спать бы! Нет, не спишь,
Так и тянет на дорогу,
Ни за что не улежишь.
И бойка ж у нас дорога!
Так увечных возят много,
Что за ними на бугре,
Как проносятся вагоны,
Человеческие стоны
Ясно слышны на заре.
Еще в детстве, по воспоминаниям Некрасова, наблюдая жизнь крепостных в отцовском имении, он отказался есть «хлеб, возделанный рабами» и во взрослой жизни «не был ни одного дня даже владельцем клочка родовой земли».
В 1859-1861 годах, когда в России складывается революционная ситуация, творчество Некрасова приобретает особое влияние на желающих перемен и движения вперед сограждан.
Тема страданий народа, безысходности, отсутствия перемен к лучшему — в том числе после отмены крепостного права, которую Некрасов воспринял резко отрицательно из-за непродуманности реформы — отражалась в стихах Некрасова так остро, что произведения запрещались цензурой, что не мешало революционным изданиям их печатать. Так было со стихотворением «Размышления у парадного подъезда». После запрета Герцен напечатал его в «Колоколе» с таким примечанием: «Мы очень редко помещаем стихи, но такого рода стихотворение нет возможности не поместить».
Некрасов как редактор и издатель «вывел в люди» видных представителей русской литературы второй половины XIX века: нашел и напечатал Льва Толстого, открыл Федора Достоевского, вернул известность Федору Тютчеву, активно печатал Чернышевского и Добролюбова.
Почти 20 лет был редактором «Современника», с конца 1846 до 1866 года. Литературный вкус, опыт и «чутье растущего литературного дельца» помогли Некрасову сделать «Современник» центром литературной жизни России. В журнале печатались Иван Тургенев, Иван Гончаров, Александр Герцен, Николай Огарев, Дмитрий Григорович, Александр Островский, Михаил Салтыков-Щедрин, Глеб Успенский, Федор Достоевский, Лев Толстой, Николай Чернышевский, Николай Добролюбов.
Н. К. Михайловский писал:
«Тогда нужна была необыкновенная изворотливость, чтобы провести корабль литературы среди бесчисленных подводных и надводных скал. И Некрасов вел его, провозя на нем груз высокохудожественных произведений, составляющих ныне общепризнанную гордость литературы и светлых мыслей, ставших общим достоянием и частью вошедших в самую жизнь. В этом состоит его незабвенная заслуга, цена которой, быть может, даже превосходит цену его собственной поэзии».
История с хвалебной одой Муравьеву-Вешателю — одна из попыток Некрасова уберечь «Современник» от цензуры. Муравьев фактически назначен диктатором — чтобы подавить революционные настроения в Петербурге. Некрасову предлагают приветствовать Муравьева на торжественном обеде в Английском клубе стихами, чтобы на него, как позднее вспоминал сам Некрасов, «подействовать и укротить». Один из очевидцев того, что произошло на обеде, барон А. И. Дельвиг, вспоминает: «После обеда, когда Муравьев сидел со мной и другими членами в галерее при входе в столовую залу, к нему подошел издатель журнала «Современник», известный поэт Некрасов, об убеждениях которого правительство имело очень дурное мнение. Некрасов сказал Муравьеву, что он написал к нему послание в стихах, и просил позволения его прочитать. По прочтении он просил Муравьева о позволении напечатать это стихотворение. Муравьев отвечал, что, по его мнению, напечатание стихотворения было бы бесполезно, но так как оно составляет собственность Некрасова, то последний может располагать им по своему усмотрению. Эта крайне неловкая и неуместная выходка Некрасова очень не понравилась большей части членов клуба».
Тогда «Современник» удалось спасти, хотя фактически ценой репутации Некрасова.В период «закручивания гаек» в 1868 году после покушения на императора Александра II «Современник» все равно закрыли.
Однако в журнале «Отечественные записки», которые Некрасов принял у Краевского, «возобновился свет старого «Современника»: Салтыков-Щедрин, Успенский, Островский, Писарев, Михайловский.
Славная осень! Здоровый, ядрёный
Воздух усталые силы бодрит;
Лёд неокрепший на речке студёной
Словно как тающий сахар лежит;
Около леса, как в мягкой постели,
Выспаться можно — покой и простор!
Листья поблекнуть ещё не успели,
Желты и свежи лежат, как ковёр.
Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни…
Нет безобразья в природе! И кочи,
И моховые болота, и пни —
Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю…
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою…
Современники и потомки — о Некрасове:
Н.Г. Чернышевский:
«Он действительно был человек очень высокого благородска души и человек великого ума». «Он был великодушный человек сильного характера… я горячо любил его».
Л. Н. Толстой:
«...люблю не любовью, а любованием».
А. А. Блок:
«Он был страстный человек и "барин", этим все сказано».
Ф. М. Достоевский:
«Некрасов — это русский исторический тип».
«Прочтите эти страдальческие песни сами, и пусть вновь оживет наш любимый, страстный поэт! Страстный к страданию поэт!».
А. П. Чехов:
«Я очень люблю Некрасова, уважаю его, ставлю высоко, и если говорить об ошибках, то почему-то ни одному русскому поэту я так охотно не прощаю ошибок, как ему».
И. С. Тургенев:
«Твоя жизнь именно из тех, которые, отложа всякое самолюбие в сторону, должны быть рассказаны — потому что представляют много такого, чему не одна русская душа глубоко отзовется».
К. Д. Бальмонт:
«Некрасов — первый посмевший создать музыку диссонансов и живопись уродства, он — многослитный возглас боли и негодования, мы с детства узнаем через него, что есть тюрьмы и больницы, чердаки и подвалы, он до сих пор говорит нам, что вот в эту самую минуту, когда мы здесь дышим, есть люди, которые — задыхаются».