В 2022 году отмечается 189 лет со дня рождения и 100 лет со дня смерти французского живописца Леона-Жозефа-Флорантена БОННÁ (20 июня 1833 – 8 сентября 1922).
Известный французский писатель Анри Перрюшо писал:
«Для того чтобы заказать Бонна портрет, было мало одного желания. Не каждый, кому приходила в голову такая фантазия, мог добиться этого. Портрет у Бонна — удел избранных, он стоит очень дорого».
Прилично зарабатывая живописью, Бонна был страстным коллекционером и много тратил на покупку произведений искусства. После смерти Бонна 8 сентября 1922 года, по завещанию мастера, его родной город Байонна получил крупную коллекцию художественных произведений, в состав которой входило одно из лучших собраний рисунка XIX века.
Выходец их состоятельной артистической семьи, Леон с юности имел возможность путешествовать, видеть мир, знакомиться со всеми сокровищами мирового искусства, а следовательно, расширять свои творческие горизонты, размышлять, сравнивать, выбирать…
Посмотрев мир, познакомившись с искусством и – в первую очередь – с живыми нравами – разных стран, Бонна пересматривает концепцию творчества, если выражаться современным языком. В конце 1850-х он совершает поездки в Италию (Рим), в Египет (Каир), в Испанию (Кордова). Взгляд молодого художника останавливался не столько на предметах древности и шедеврах старого искусства, сколько на приметах повседневной жизни. Он погружался в незаметную, потаённую жизнь городов, их окраин и их немудрящих обитателей: крестьян, ремесленников, нищих, детей… Эти впечатления живописец воплощает в полотнах, совершенно далёких от академических догм и установок на «высокие сюжеты» и «героические типажи»(«Девочка-римлянка у фонтана», «Каирский брадобрей»).
Если тематически творчество Бонна во многом смыкается с салонным направлением (а территориально и подавно: художник регулярно и с большим успехом выставлялся в Парижском Салоне), то разработка сюжетов, выбор натуры и ее живописная трактовка сближают художника с противниками академизма – с реалистами и натуралистами.
С особой яркостью это проявляется не в жанровых сценках и даже не в портретах, а в полотнах на религиозные сюжеты.
«Иов на соломе», или «Распятие»? Как?! Священная История – в таких приземленных, «непотребных» образах? И этот чудовищно натуральный, раздетый донага старик с обезумевшим от страданий лицом, изможденным телом и подагрическими ногами – библейский праведник Иов?
Европейцы XIX века были не очень-то религиозны. Но усвоили, что такое благочестие и благочестивое искусство. Поэтому подобные полотна воспринимали с трудом. Но отказать художнику в мастерстве было еще труднее!
Конечно, эти глубоко натуралистические трактовки религиозных сюжетов появились не случайно. С одной стороны, сказалась любовь Бонна к старым испанцам, Веласкесу и Рибере. К Караваджо. И вообще, ко всей «натуральной школе» XVII века, от которой и пошли реализм и натурализм XIX века.
С другой – Бонна захватила волна реформаторских религиозных течений, всколыхнувших Европу второй половины XIX века. В 1860-1900-х во всём мире были очень популярны труды богослова Эрнеста Ренана, трактовавшие христианство не столько с точки зрения мистики и литургики, сколько с точки зрения истории, этнографии и психологии. Это было верным средством вернуть в лоно церкви души просвещенных европейцев, «отравленных» позитивными науками, заменившими им Веру и Самаго Бъга.
Христос и Его ученики трактовались Ренаном не как образы-символы, а как абсолютно реальные люди, действовавшие в реальных историко-культурных условиях и под влиянием конкретных психологических мотивов. Ведь его девиз – слова апостола Фомы: «если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» .
Религиозные полотна Крамского и Репина созданы под очевидным воздействием Ренана и Бонна. «Иов» и «Распятие» – примеры вполне удачного соединения натурализма с реформаторским католицизмом, несмотря на всю грубость и «лобовое» решение этих картин.
«Мученичество св. Дионисия» – работа, написанная как часть декоративного ансамбля парижского Пантеона, эта композиция должна была отвечать «духу благочестия». Бонна пришлось работать в несвойственных ему масштабах, справляться со сложной, задачей – не выбиться из общего ансамбля. Ощущение чудесного, мистического совершенно неведомо Бонна, как, собственно, и его коллегам-современникам – Репину и Крамскому. Поэтому художник пытается соединить натуралистическую (в медицинском смысле) достоверность с ходульной атрибутикой европейской церковной живописи. Каждый из персонажей – по отдельности – выразителен и убедителен. Пожалуй, кроме ангела, словно привязанного за ногу к картонным небесам (чуть ли не прямая цитата из «Мученичества апостола Матфея» Караваджо). Колоритен палач, абсолютно достоверный в свой дремучести. По-риберовски прекрасны старческие типажи – святой Дионисий и авгур у жертвенника.
Бонна выполнил ряд почетных заказов от государства - аллегорические композиции для украшения крупных общественных зданий Парижа - муниципалитета (Hôtel de ville de Paris) и Дворца Юстиции. Эти работы весьма эффектны, блестящи в профессиональном отношении.
Портрет – вот тот жанр, в котором талант Бонна проявился сполна.
Эту сторону дарования художника современники оценили сразу и безоговорочно. И, что немаловажно, даже художники. Недаром Бонна был одним из самых востребованных (и самых дорогих) портретистов эпохи II Империи и III Республики. Политические деятели, коммерсанты и банкиры, светские дамы, артисты выстаивались в очередь, чтобы позировать мэтру Леону. Не склонный к визионерству и фантазированию – а тем более, к салонной угодливости – художник со всей возможной правдивостью и без бравады живописной техникой, показывает на холсте свои модели.
Практически каждый портретный образ Бонна правдив, остро-выразителен и серьезен – без тени кокетства, развлекательности, сатиры, или протокольного равнодушия.
Конечно, самыми выразительными получались портреты друзей, духовно близких людей. Среди них выделяются портреты Виктора Гюго (в том числе посмертный), Александра Дюма-сына, коллекционера искусств Уильяма Уолтерса.
Нельзя обойти вниманием и многочисленные автопортреты Бонна
Портреты Бонна можно смело причислить к лучшему из того, что сделано в этом жанре художниками второй половины XIX века.
Леон-Жозеф-Флорантен Бонна прожил долгую жизнь, пережил свою собственную славу, пережил угасание всего того художественного мира, который строил он сам и его современники. Он был свидетелем и участником всех художественных баталий его времени. И сумел выстоять в этих битвах, остаться самим собой. Не вождем и не изгоем, не придворным льстецом, но и не мятежником-обличителем.
В конце жизни, не желая отставать от наступающей на пятки художественной молодежи, старик Бонна пытался приноровиться к новым веяниям в искусстве, к импрессионизму, пуантилизму. Но эти попытки кажутся не более, чем ленивыми играми старого умудренного льва с молоденькими зайчиками.