«И теперь исполняется моя долгая, упорная, детская мечта - стать самому таким человеком, от мысли и руки которого волнуется и работает весь мир ради меня и ради всех людей».
Андрей Платонов о религии:
Жизнь пока еще мудрее и глубже всякой мысли, стихия неимоверно сильнее сознания, и все попытки замещения религии наукой не приведут к полной победе науки. Людям нужно другое, более высшее, более универсальное понятие, чем религия и чем наука. Люди хотят понять ту первичную силу, ту веселую буйную, мать, из которой все течет и рождается, откуда вышла и где веселится сама эта чудесная бессмертная жизнь, откуда выросла эта маленькая веточка — религия, которая теперь засыхает, и на месте ее, на одном с ней стволе вырастает другой цветок — наука, память.
Начальное образование Андрей Платонов получил самое минимальное, как все дети бедноты. В семь лет его отдали в церковно-приходскую школу, где он проучился три года. В 10 лет поступил в Воронежское четырёхклассное училище, после окончания которого пошел работать, чтобы помогать семье.
С 1913 по 1915 годы Андрей Платонов работал подёнщиком и по найму, мальчиком в конторе страхового общества «Россия».
До 16 лет Платонов не прочёл ни одной художественной книги.
Потом по примеру отца пришел в железнодорожные мастерские, работал помощником машиниста.
В 1915 году устроился литейщиком на трубный завод. С осени 1915 по весну 1918 трудился в воронежских мастерских по изготовлению мельничных жерновов.
Октябрьскую революцию 18-летний Андрей Климентов принял с энтузиазмом. Уже в 1918 году он поступил в Воронежский политехнический институт на электротехническое отделение, попутно изучая ирригацию и мелиорацию. Параллельно с учебой работал, водил поезда.
Учебе, однако, помешала Гражданская война, во время которой Андрей служил в главном революционном комитете Юго-Восточных железных дорог, в редакции журнала «Железный путь» в качестве фронтового корреспондента. Тогда и начал пробовать писать.
С 1919 года публиковал произведения, сотрудничая с несколькими газетами как поэт, публицист и критик. Летом 1919 года был корреспондентом газеты «Известия Совета Обороны Воронежского укрепленного района», побывал в этом качестве в Новохоперске. Вскоре после этого был мобилизован в РККА. Работал до осени на паровозе для военных перевозок в качестве помощника машиниста; затем был переведён в Часть Особого Назначения (ЧОН) в железнодорожный отряд рядовым стрелком.
В 1920 году пишет свой первый рассказ «Чульдик и Епишка» и тогда же берёт псевдоним «Платонов». В это же время самостоятельно изучает историю и философию, как русскую, так и зарубежную, читает классику.
Весной 1920 года Платонов вступил в ряды коммунистической партии. В 1921 году вышла его первая книга — брошюра «Электрификация», его стихотворения были опубликованы в коллективном сборнике «Стихи».
Летом 1921 года Платонов окончил годичную губернскую партийную школу, но уже в декабре 1921 вышел из партии, что было беспрецедентным явлением для того времени.
Случившийся в России в 1921 году страшный голод поразил Платонова до глубины души. Ему стало стыдно оставаться писателем, когда стране нужны были люди, занимающиеся практическим делом. И он занялся мелиорацией.
В 1922 году Андрей Платонов женился на Марии Александровне Кашинцевой, происходившей из дворянского рода Шереметьевых. В 1922 году у них родился сын Платон. В этот же год вышла книга стихов Андрея Платонова «Голубая глина», получившая доброжелательную оценку Валерия Брюсова.
Из поэмы "Мария"
В моём сердце песня вечная
И вселенная в глазах,
Кровь поёт по телу речкою,
Ветер в тихих волосах.
Я родня траве и зверю
И сгорающей звезде,
Твоему дыханью верю
И вечерней высоте.
Я не мудрый, а влюблённый,
Не надеюсь, а молю.
Я теперь за все прощённый,
Я не знаю, а люблю.
Андрей Платонов
1926 год для Платонова - поразительный литературный разгон. Именно тогда написана повесть «Епифанские шлюзы», опубликованная годом позже, и поразительно схожи мытарства и отчаяние английского инженера Бертрана Перри и многих советских инженеров и «буржуазных специалистов», пытавшихся бороться с засухой. В том же году он заканчивает «Эфирный тракт» и сатирическую повесть «Город Градов», опубликованные в 1927–28 годах. Он уже приступает к главному труду своей жизни - трилогии из романов «Котлован», «Чевенгур» и «Джан». Но в 1929-м на горе себе печатает рассказы «Государственный житель» и «Усомнившийся Макар», а в 1931-м — повесть «Впрок». В 1930-м "Чевенгур" был одобрен редактором Всеволодом Ивановым, и вот-вот бы вышел, да предупредили, набор рассыпали. К счастью для обоих…
Прочитав вышедший в мае 1931 года рассказ Платонова «Впрок», в ярость пришел Сталин. Уже прочитав «Епифанские шлюзы» он заметил и понял, что автор тонко обыгрывает безрассудство и жестокость власти и бессилие человека, зажатого в тиски между ней и природой. Исполнявший обязанности редактора журнала «Октябрь» Александр Фадеев еще в 1929 году в письме к Розалии Самойловне Землячке писал: «Я прозевал недавно идеологически двусмысленный рассказ А. Платонова “Усомнившийся Макар”, за что мне поделом попало от Сталина… - рассказ анархистский…» А прямо на тексте рассказа «Впрок» Сталин вывел короткую и недвусмысленную резолюцию: «Сволочь! И.С.» «Дурак», «Пошляк», «Балаганщик», «Беззубый остряк», «Болван», «Подлец», «Мерзавец»... - это далеко не все сталинские «определения» Платонова.
Что же вывело «отца народов» из себя настолько, что он начал ругаться, как сапожник или уличная девка? Почему Сталин оставил Платонова в живых? Понял, что перед ним автор, унаследовавший глубокие национальные традиции, и в то же время - яркий, уникальный авангардист и тончайший, трагический сатирик? Стилист, не имеющий себе в советской литературе равных? Советская критика бесновалась, произведения Платонова обсуждались на политбюро, казалось, судьба автора решена… Вероятнее всего, дело не в литературном чутье «кремлевского горца», и уж точно не в гуманизме (вряд ли душа его знала это слово), возможно, что он понял: Платонов - писатель не для широкой публики. Неподготовленный человек его просто до конца не дочитает. И в то же время: «26 октября 1932 года пришел на знаменитую встречу с ведущими авторами на квартиру Горького (именно там Сталин назвал советских писателей «инженерами человеческих душ»), то первым делом он спросил: “А Платонов здесь есть?“ “Классового врага“ Платонова на литературный саммит приглашать, разумеется, никто не собирался, но после заявленного таким образом интереса вождя писателю несколько облегчили жизнь: понимали, что зря подобные вопросы Сталин не задает». (Соломон Волков. История русской культуры XX века. М., 2008. Стр. 174). Напрашивается трагический и страшный ответ. Произведения Платонова Сталину… нравились! «Все прохиндеи. Все! Как один. С этим пьяницей во главе, Фадеевым… Вот Платонов, то был писатель. Божьей милостью. Ругал я его, правда, было за что, но писать умел», - описывает разговор со Сталиным о писателях Виктор Платонович Некрасов в повести «Саперлипопет»...
Дальнейшее известно. Можно пощадить жизнь писателя - но наказать его нестерпимой болью и слезами. Сталин никогда не забывал приемов восточных деспотов. Сын Платонова был арестован в возрасте 15 лет, перенес тяжелейшие нервные заболевания, провел за решеткой два года, а в 1943 году умер от туберкулеза. О том, как хлопотали за мальчика и о том, что именно благодаря их усилиям его освободили, писали не меньше критиков и литераторов, чем те, кто поливал Платонова грязью (и часто это были одни и те же люди). Платонов несмотря ни на что работал, был военным корреспондентом, умер в 1952 году от туберкулеза, которым заразился от сына. В XXI веке вышло собрание его сочинений в восьми томах.
Через год после смерти сына, в 1944 году, у Андрея Платонова родилась дочь Мария. Став взрослой, она вела борьбу за наиболее полную публикацию литературного наследия отца, а также увековечение его памяти. Благодаря усилиям Марии Андреевны, впервые в России увидели свет такие произведения Платонова, как «Чевенгур», «Котлован», «Ювенильное море», «14 Красных избушек».
Журнал The New Times об Андрее Платонове:
«Андрей Платонов — единственный пролетарский писатель, не поддавшийся ни на какие соблазны, сохранивший силу духа в самых нечеловеческих условиях и сполна за это заплативший. Возможно, это даже в большей степени, чем феноменальное дарование, нам, теперешним, кажется главным».
Андрей Битов о пьесах Андрея Платонова:
«Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная», как сказал тот же Пушкин. В пьесах за мыслью Платонова следовать легче. Его невероятный язык распределен по репликам персонажей так, что вдумчивый исследователь мог бы проследить и обратный ход: как из речи народной сгущался невероятный язык платоновской прозы. Тут есть некоторая возможность попытки разгадать, как, упростив словарь своей прозы до пещерной (в платоновском смысле слова) простоты, Платонов повергает нас в столь глубокие философские смыслы.
Без советской власти тут никак. Искренняя попытка понять порождает бессвязность речи – эта бессвязность порождает стиль – стиль порождает авторскую речь – она прививается к языку как к дичку… И язык – жив! Так что и без автора тут никак. Круговорот слова в океане речи.
Многие традиционно ошибаются, принимая достижения литературы как искусство, как результат так называемого мастерства, между тем только его отсутствие освобождает подход к реальности.
Платонов не столько писал, сколько пытался написать правду, как он ее видел, и эта попытка, прорывая текст, шла все дальше, все менее выражаясь, зато все более отражая реальность более непостижимую, чем замысел, порождая то чудо, которое уже можно называть искусством.
Платонов рискнул не уметь писать».
Дмитрий Быков об Андре Платонове:
«Самый советский, самый искренний из советских писателей оказался советской властью невостребован и затравлен. Единственный человек, который верил в народную утопию, оказался ее первой жертвой. Это, может быть, один из самых страшных парадоксов русской литературы XX века».