
Леонид Леонов, один из самых таинственных классиков русской литературы XX века прожил три жизни. Дело даже не в его более чем почтенном возрасте (в советских словарях статьи о нем начинались сразу же с монументального «р. 1899») — эти жизни он проживал зачастую параллельно.
Тебе в столице жить
И, как отцу, судьбой дано
Певцом народным быть,
То в песнях пламенных твоих
Ты не криви душой...»
В редактируемой отцом газете 15-летний Леонов и дебютировал. Писал всё — стихи, заметки, короткую прозу.
После гимназии участвовал в Гражданской войне, причем на обеих сторонах (случай вовсе не редкий в то время). В официальной биографии, впрочем, указывалось, что за белых Леонов сражался по призыву, а за красных — добровольцем. Как там было в точности, уже не установишь.
В двадцатые годы он считался «попутчиком». Слово это было вовсе не ругательным, так назывались писатели, разделявшие идеи новой власти, но в партии не состоявшие (ни в ВКП(б), ни в КПСС Леонов, кстати, так и не вступил). Молодого Леонова и впрямь мало интересовала романтика революции — напротив, предметом его писательского любопытства стал типаж абсолютно контрреволюционный: мелкий обыватель, городское дно, «золотая рота». В общем, при распределении ролей в юной советской литературе Леонову досталась «борьба с мещанством» — и в этой борьбе он преуспел невероятно.

Сцена из спектакля «Барсуки» по пьесе Леонида Леонова, 1927 год
«Прикатил на Казанскую парень молодой из Москвы к себе на село, именем — Егор Брыкин, званьем — торгаш. На Толкучем в Москве ларь у него, а в ларе всякие капризы, всякому степенству в украшенье либо в обиход: и кольца, и брошки, и чайные ложки, и ленты, и тесемки, и носовые платки...»
Так начинаются «Барсуки», первый леоновский роман, опубликованный когда автору едва исполнилось 25. Многие до сих не верят, что «Тихий Дон» написан Шолоховым просто на основании того, что не мог такой роман создать человек столь молодого возраста. «Барсуки» — книга, во всем «Тихому Дону» почти ровня и тоже создана человеком безо всякого творческого (да и жизненного) багажа.
Еще больший успех выпал на долю «Вора», внешне — захватывающей хроники московского криминального мира, по сути же — виртуозном препарировании пресловутого «нового человека», который вчера был комиссаром Красной армии, позавчера — сознательным рабочим, а ныне стал медвежатником высочайшего класса.
И «Барсуки», и «Вор» — плотная, густая, «достоевская» проза, когда без единой щелочки для воздуха, когда читать можно только на пределе дыхания и сознания. Ничего значительнее с литературной точки зрения Леонову написать так и не удалось — а ведь на момент выхода «Вора» писателю было всего 28.
Что делать писателю, который мог бросить свое ремесло неполных тридцати лет от роду и тем не менее остаться в истории литературы? Можно уйти во внутреннюю эмиграцию, как Юрий Олеша. Можно действительно бросить, как тот же Шолохов. Леонид Леонов выбрал третий путь: он продолжил усердно писать. Правда, более не о мещанах и ворах — о новой жизни. «Соть», «Скутаревский», «Дорога на Океан» — три больших романа за пять лет (1930–1935), добротные, идейно выдержанные тексты на актуальные темы — первые пятилетки, индустриализация, инкорпорирование старой интеллигенции в социализм. Леонов, впрочем, не мастер компромисса — если его что-то действительно интересует, то он будет об этом писать, даже если это кому-то покажется несвоевременным. (Таковы например, размышления главного героя «Дороги на Океан» о природе божественного.)
К началу войны Леонов — безусловный, стопроцентный советский классик, пусть существующий несколько наособь, но всеми атрибутами, положенными своему рангу, обладающим — тут и орден Трудового Красного Знамени к сорокалетию, и если уж разгром — Леонову досталось за пьесу «Метель» — то уж прямо на заседании политбюро.

Сцена из спектакля по пьесе Леонида Леонова «Золотая карета». Мария Щелканова — актриса Клавдия Еланская, Марька, ее дочь, — Элла Позднякова. МХТ им. А.П. Чехова. Москва, 1957
Здесь начинается самый интересный эпизод жизни Леонова-классика. По большому счету больше он не будет публиковать ничего существенного. Леонов перелицовывает старые тексты («Золотую карету», например, он перепишет трижды), выпускает давно лежащую в столе повесть Evgenia Ivanovna о русской эмиграции, да странный киносценарий «Бегство мистера Мак-Кинли», который будет ждать экранизации полтора десятилетия.
Мироздание по Леонову
В ноябрьском номере «Науки и жизни» за 1974 год появился небольшой текст Леонова под названием «Мироздание по Дымкову». Подразумевалось, что это — фрагмент нового романа. Пять лет спустя в журнале «Москва» — еще один, «Последняя прогулка». В 1984-м в «Новом мире» — третий. О том, что Леонид Леонов работает над большим и важным (самым важным, вероятно) романом в своей жизни, слухи ходили давно. Того, что главный герой этого романа — ангел, автор тоже вроде бы не скрывал. Фрагменты, которые Леонов отдавал в разные журналы, — словно тест на совместимость его труда с читательским слухом, с современностью. Вероятно, тест этот пройден не был — реакция на фрагменты была сдержанно-никакой.

Писатель, драматург и публицист Леонид Максимович Леонов с участниками дипломного спектакля Якутской студии Высшего Московского театрального училища им. М.С. Щепкина. 1974 год
Книга, которую Леонов мыслил как первую в истории человеческой мысли попытку убедительно примирить научную и теологическую картины мира, которую считал главной в своей жизни, осталась практически незамеченной. По крайней мере на полтора десятка лет.
Мода на Леонова, возникшая несколько лет назад, как всякая мода, разумеется, имела несколько гипертрофированный характер. Его объявили чуть ли не главным русским прозаиком минувшего века, обнаружили влияние на всё и на всех, издали несколько биографий. Вряд ли Леонов нуждался в подобной реабилитации — в конце концов в категорию забытых (а тем более непризнанных) гениев он никогда и не входил. Но перечесть «Вора» и «Барсуков» — пусть как дань моде — конечно, совершенно необходимо. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что поэтический отцовский наказ Леонид Леонов исполнил до конца.
Журналист Алексей Королев
iz.ru›Культура›Русский лесничий: ангелы и демоны Леонида Леонова
«Начинать его чтение надо с маленькой повести "Evgenia Ivanovna". Потом - "Необыкновенные рассказы о мужиках", "Дорога на океан", "Саранча", "Вор", и наконец - "Пирамида". Леонов - гений. Но читать и понимать его - труд. Будьте к этому готовы», - написал Прилепин в одном из постов.
Почитатели верят, что лучшее Леоновское произведение - это огромная двухтомная "Пирамида": гениальная книга, спорящая с Булгаковским "Мастером". И ведь недаром раньше Булгакова, спустившего на землю Воланда, именно Леонов придумал спустить на землю ангела Дымкова...
Но я, конечно, считаю, что главным произведением Леонова остается "Русский лес".
Судя по всему, по-настоящему сердце писателя трогали деревья.
Подобно многим своим героям, Леонов с уважением относился к дереву. Он плотничал и делал мебель. Он создал в Переделкино сад с редкими растениями, которые выписывал по всему миру.
Но главное и самое интересное - его замечательная экологическая идея. После войны, когда руководство страны решало, в какую сторону повернуть хозяйство, в верхах была предложена программа озеленения. Чтобы решить продовольственную программу, нужно было спасти от занесения песками с юга плодородного слоя земли. Деревья начали сажать повсюду, и любопытно, что леоновский роман «Русский лес», вышел в тот год, когда программа озеленения пришла в действие. Не исключено, что он писал книгу, обсудив со Сталиным национальную идею. Превратить свою землю в цветущий сад - это и прямь красиво и важно. Так «Русский лес» стал первым резонансным произведением русской литературы на тему экологии. (Впоследствии эта книга получила «Ленинскую премию»).
Благодаря Леонову, тема экологии впервые появилась на страницах газет.
В произведениях Леонова звучит жизненно важная сегодня мысль: для русского человека лес — не просто матрица деревьев. Это философия, источник вдохновения и самой жизни.